Стремясь убежать от всего, что имеет отношение к Нику, Лари на следующее утро уехала навестить Аниту. Однако возвращение в Ньюпорт не излечило ее от грусти. Огромный дом стоял отремонтированный, однако в нем царила атмосфера заброшенности. Мэри, которая в течение тридцати лет готовила еду для Аниты, теперь была прикована к постели хроническим артритом. У Майка здоровье по-прежнему оставалось хорошим, но беспомощность жены внесла какое-то напряжение в его от природы веселый характер. И хотя Аниту, которой было уже почти девяносто лет, еще не коснулись серьезные физические недуги, она часто погружалась в меланхолическое настроение. Лари проводила с ней многие часы. Анита сидела в кресле и смотрела на океан, переворачивая страницы старого альбома с фотографиями, и предавалась воспоминаниям. Часто она спрашивала вслух, не прожита ли ее жизнь понапрасну, стоило ли проявлять такую заботу о доме, и что произойдет с ним после того, как не станет его хозяйки.
– Джин мечтает получить его, – сказала она как-то Лари. – Он никогда не проявлял к дому ни малейшего интереса. Но после женитьбы на богатой женщине, ситуация изменилась. Она относится к тому типу людей, которые готовы пойти на все, чтобы улучшить свое социальное положение. Она – настоящий светский орех.
– Светская бабочка, – поправила ее Лари по старой привычке.
Анита, казалось, даже не заметила этого.
– Джин говорит, что скоро привезет ее сюда с визитом, чтобы дать нам возможность познакомиться. Но я уверена, что истинная цель – дать ей возможность все тут осмотреть, чтобы она решила, стоит ли брать этот дом себе.
– Если они хотят получить его, баби, то, может быть, это к лучшему. За домом будут следить… и, кроме того, он останется в твоей семье.
Анита бросила на Лари обиженный взгляд. Она не любила, когда ей напоминали, что они, может быть, вовсе не родственницы.
– Когда я думаю о том, что было бы самым лучшим для «Морского прилива», – проговорила она, блуждая взглядом по стенам дома, – то прихожу к выводу, что не следует отдавать его людям, которым он нужен для статуса. Не хочу я, чтобы его превращали в музей. Самое лучшее – это снова наполнить его жизнью, любовью, смехом. Как уже произошло много лет назад, когда ты впервые приехала сюда. Дети, Лари, – вот что ему нужно… новое поколение… которые будут скатываться по перилам и этим наводить на них глянец, гоняться за собакой по лужайке, даже кататься на роликовых коньках в бальном зале… О да, вот какое лекарство излечит недуги, которые терзают этот дом.
Лари знала, что хотела услышать Анита. Но она не могла обещать ей этого – и не только из-за своей работы. За прошедшие несколько дней во время долгих одиноких прогулок по пляжу Лари много думала о своей судьбе. Она увлекалась мужчинами, которые постоянно куда-то исчезали. Причина, возможно, кренилась в самом начале ее жизни. Ей никогда не позволяли принадлежать кому-то. И теперь, из-за того, что самые сильные сердечные узы всегда разрывались, Лари боялась связать свою жизнь с кем-то. Она отдавала себя только тогда, когда уже знала, что избранный мужчина уезжает, что он будет вне пределов досягаемости. Потеря была как бы предопределена заранее и не могла нанести сокрушительный удар.
Разве Дэвид не подходил под эту модель? Она не могла пока еще сказать, что влюблена в него. Но что произойдет, когда он вернется?
В воскресенье после обеда, когда Анита, по обыкновению, дремала, Лари отравилась побродить босиком по пляжу. Она заказала билет на вечерний рейс, чтобы в тот же день вернуться в Нью-Йорк.
Лари шла уже довольно долго, когда вдруг к ней, плескаясь в воде, подошел худенький малыш в трусиках и обнял ее за ноги. Она в восторге улыбнулась, бросив взгляд вниз, на восхитительное личико. Это был мальчик трех или четырех лет с кожей цвета меди, азиатскими волосами, которые образовывали у него на голове нечто, напоминающее мягкий черный гриб-дождевик.
– Привет! – сказала она.
Малыш глубокомысленно уставился на нее снизу вверх и ничего не ответил. Лари посмотрела по сторонам, в поисках его родителей.
В двадцати ярдах от нее на дюне стоял Ник. Он махнул ей рукой, улыбнулся и подошел к ней. Теперь она поняла, что стоит напротив особняка «Ветры в дюнах». Ник похудел и загорел дочерна. В потрепанных военных брюках цвета хаки и в рубашке из тонкого хлопка, вроде тех, что носили туземцы, он выглядел очень живописно. Лари снова бросила взгляд вниз, на ребенка, который все еще цеплялся за нее. Три года? Значит, Ник обманывал ее гораздо дольше, чем она предполагала.
Когда Ник дошел до нее, она подняла глаза.
– Привет, Лари! Рад видеть тебя!
Она не ответила, и он быстро добавил:
– Похоже, Кит уже представился тебе.
– Кит… – машинально повторила она, и ее взгляд снова устремился на ребенка, потому что ей было трудно смотреть на Ника.
– Он очень хорошенький.
И она положила руку на его мягкие волосы. Малыш продолжал серьезно изучать ее.
– На самом деле его зовут Китрам. Мы приехали сюда всего час назад. Твоя соседка по квартире в Нью-Йорке сказала, что ты в Ньюпорте. Я знал, что нам с тобой надо поговорить, и подумал, что Кит получит удовольствие, проведя хотя бы немного времени на пляже. Мы как раз собирались отправиться искать тебя.
Из-за его бодрого, веселого тона Лари было еще труднее сдерживать раздражение. Ей хотелось вырваться и убежать от него. Она мягко сняла ручки малыша со своих ног.
– Ник, я… Я не хочу разговаривать. Я очень рада за тебя, но… А теперь, если ты извинишь меня…
Он схватил ее за руку.
– И не подумаю! Потому что ты все неправильно поняла. Кит – не мой ребенок, Лари!
Она затихла.
– Но… тогда чей же он?.. Ник отпустил ее руку.
– Он сирота. Один из многих, которых сделала сиротами война. Та война, о которой я давал репортажи из Камбоджи. Я пытаюсь собрать деньги, чтобы разместить их здесь в семьях и расширить тайский сиротский приют.
Ник бросил взгляд вниз, на Кита.
– У него уже есть новые родители, которые ждут его в Денвере. Они разрешили ему остаться со мной, пока я даю интервью для газет и, может быть, пару шоу на телевидении. Они знают, что благодаря этому поступит больше денег… А мы с мальчиком уже давно подружились.
Он улыбнулся Киту. Тот не улыбнулся в ответ, а протянул свою маленькую ручку и взял Ника за руку. Смутившись, Лари пробормотала:
– Ник, как я могу… я не… Ты простишь меня?..
Он обнял ее.
– Мне нечего прощать. Отец рассказал мне, что произошло. Все из-за моей телеграммы. Закончив свои дела в Нью-Йорке и успокоив маму, я сразу же прилетел сюда. Я подумал, что телефонного звонка вряд ли будет достаточно, чтобы наладить отношения с тобой.