Новые громкие успехи советской промышленности должны были скрасить впечатление Сталина об Орджоникидзе. 30 сентября 1933 года первый советский стратостат «СССР» поднялся на рекордную высоту 19 тысяч метров, и в этот же день завершился многодневный автопробег — Кара-Кум — Москва. Весь мир должен был увидеть, как сталинская идея построения социализма в одной стране покоряет высоты и пространства!
Погруженному в эти события Сталину время от времени напоминал о своем существовании Троцкий.
Семнадцатого июля 1933 года во Франции на выборах победил блок социалистов и радикальных партий во главе с Даладье, и французское правительство разрешило Троцкому жить во Франции. «Демон революции» покинул Турцию и резко активизировал свою деятельность. Его главная идея того периода: в СССР завершился термидорианский переворот[18] и диктатура пролетариата переродилась во всевластие бюрократии. Теперь Троцкий больше не видел возможности мирного реформирования режима.
«Холодный и злобный террор бюрократии, которая остервенело борется за свои посты и пайки, за свою бесконтрольность и самовластие», мог быть, по мысли Троцкого, уничтожен при помощи коммунистов Запада, которые должны были объединиться в новом, IV Интернационале. Объединяя своих сторонников в международном масштабе, Троцкий вырывал у Сталина важнейший ресурс влияния на международную политику и угрожал ползучей идеологической интервенцией в среде советской партийной элиты. Грубая и жестокая реальность индустриализации явно проигрывала романтической идее ренессанса мировой революции с репрессиями не в отношении своих, а в отношении богатых капиталистических кругов Западной Европы.
Гонимый Троцкий, бесстрашно выступающий против социальной несправедливости в Европе, против национал-социалистов в Германии и против сталинского социализма, превращался в апостола «чистой справедливости». Проводимые им конференции собирали все больше участников. Европейская либеральная интеллигенция получала вождя.
Именно в 1933 году, после назначения Гитлера канцлером, Троцкий постепенно стал формировать пока еще не очень сильный, но заметный и яркий полюс влияния, который на протяжении ряда лет станет вызывать все большее беспокойство Сталина. Когда наш герой окончательно придет к выводу, что война с Германией неизбежна, а Троцкий воспрепятствует формированию единого левого антигитлеровского союза, Иосиф Виссарионович прикажет устранить Льва Давидовича.
Но до этого еще очень далеко. Пока же Сталина больше интересуют добыча нефти, хлебозаготовки, КВЖД, вооруженность армии, судебный процесс в Германии над болгарским коммунистом Георгием Димитровым, которого обвиняют в поджоге рейхстага. Среди важнейших вопросов, которые он ежедневно рассматривал, находясь в Сочи, нет упоминания о Троцком.
Зато снова появляется имя Берии. Тот подготовил и лично передал Сталину несколько докладных записок, одна из которых, посвященная переживающей кризис нефтяной промышленности, была горячо поддержана. Секретарь Закавказского крайкома предлагал включить в план 1934 года строительство нефтеперегонных заводов, трубопровода Махачкала — Сталинград, расширение нефтепровода Баку — Батум, расширение геолого-разведочных работ в Азербайджане и строительство новых судов для Каспийского пароходства.
Этим Берия вмешивался в компетенцию Орджоникидзе. И Сталин с его предложениями согласился (за исключением керосинопровода в Сталинград) и в письме Кагановичу буквально обрушился на Орджоникидзе (21 октября 1933 года): «Нефтяной главк спит, а Серго отделывается благочестивыми обещаниями».
Кто такой 33-летний Берия? Если отбросить все легенды о нем, то был он одним из немногих чекистско-партийных функционеров, которые ставили во главу угла интересы дела. «Уездные князья» при нем утратили свое влияние. У него не было великих революционных заслуг, как, например, у выдвинувшего его Орджоникидзе, и он не претендовал на статус «равного вождю». Берия был рабочей лошадью Москвы, сильным администратором. Забегая вперед скажем, что уже к 1936 году новые промыслы дали почти половину азербайджанской нефтедобычи. «Ужасный» образ Берии, созданный Хрущевым после смерти Сталина, мало соответствует оригиналу. Лаврентий Павлович был частью режима, но не его демоном. Как вспоминал В. Н. Новиков, бывший в 1941 году директором Ижмаша и затем ставший заместителем председателя Совета министров СССР, Берия «далеко не прост и не так примитивен». В частности, курируемая им в годы войны оборонная промышленность менее всего пострадала от репрессий. Новиков приводит один эпизод: в конце июля 1941 года Берия проводил в Москве совещание по вопросу увеличения выпуска винтовок. Среди участников находились два заместителя председателя Госплана и недавно назначенный заместителем наркома вооружений Новиков. Берия страшно давил на них, чтобы добиться увеличения выпуска Ижмашем винтовок на пять тысяч в сутки. Он давал на это трехмесячный срок: обстановка на фронте была катастрофической. В результате этого давления госплановцы согласились подписать соответствующее решение, а Новиков отказался, считая, что реальный срок — семь месяцев. Берия был взбешен и, что поразительно, принял вариант Новикова.
Сам Новиков объясняет это тем, что Берия боялся обмануть Сталина, «который многое прощает, но обмана — никогда». Насколько Берия боялся, это не главное. Главное, он не подводил.
Думается, именно поэтому Берия и такие, как он, администраторы стали все заметнее теснить «князей» и местных «кунаков». Сталин был на стороне новых руководителей.
И коллизия Орджоникидзе — Берия воспринималась Сталиным как системная. Не случайно явные успехи Закавказья «по нефти, по хлопку, по абхазским табакам», о которых был направлен в редакцию «Правды» соответствующий рапорт Закавказского крайкома партии, долгое время не находили отражения на ее страницах, пока не вмешался Сталин.
«Пора положить конец этому безобразию, — заявил он в письме (2 ноября 1933 года) Кагановичу и Молотову. — Пора добиться, чтобы в «Правде» не имели руководящих постов друзья левобуржуазных радикалов — Костаняна, Ломинадзе и других».
А Костанян и Ломинадзе входили в клан Орджоникидзе. К тому же Ломинадзе был причастен к группе Сырцова (иногда ее называли «группа Сырцова — Ломинадзе»), разгромленной в 1930 году.
В августе 1933 года Сталин явно пошел на уступку Орджоникидзе: работавший тогда секретарем парткома авиационного завода № 24 Ломинадзе был награжден орденом Ленина и направлен на повышение секретарем горкома партии в индустриальный Магнитогорск, где заканчивалось строительство и начиналось освоение металлургического комбината.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});