Эмир Аргун прибыл в Хорасан в месяц рамадан 656 года [сентябрь 1258] и, поскольку он стал свидетелем того, как велись важные дела двора, и узнал это искусство, а также методы расследования и дознания, применяемые там, он тщательно изучил отчеты, наказал некоторых мутасаррифов и назначил своим заместителем по делам дивана и личной[1467] казны ходжу Изз ад-Дина — человека, чья душа была также чиста, как и его имя[1468] и чьи знания и способности были известны всему человечеству. Узы близкого родства и дружбы, не оскверненные лицемерием, не позволяют мне углубляться в эту тему, поскольку
Любовь меж нами выше,
чем любовь меж родственниками,
и то,
что они ценят /
261/ [
высоко], [
в сравнении]
с нами стало низким.
Всегда раньше перепись и оценку купчура и [других] налогов начинали с Хорасана, но в этот раз, чтобы упростить дело, перепись в Хорасане была отложена.
Эмир Аргун собрался поехать к Хулагу, который находился в области Аррана. Прибыв туда и сделав свой доклад, он отправился в Грузию, где начал проводить перепись и делить население на тысячи. В первый раз купчур был установлен в семьдесят динаров с десяти человек, но поскольку расходы (ikbrājāf) на наемное войско (ḥashar), почтовые станции (yam), почтовых лошадей (ulagh) и провизию для армии превысили намеченную цифру и не могли быть покрыты этим купчуром, он был изменен таким образом, что то, что взималось сверх установленного уровня, было рассчитано пропорционально первоначальной сумме. До введения купчура землевладельцы и состоятельные люди, например те, кто занимался торговлей в десяти разных местах или чья собственность была широко раскидана, подвергались обложением налога на каждую долю своего богатства, так что один человек мог платить пятьсот или тысячу динаров. Но когда был введен этот новый налог, его предельная величина стала десять динаров, что не было тяжелым бременем для богатых, даже если его удвоить, в то время как для бедняков он оказался непосильным. Эмир Аргун доложил об этом состоянии дел, и был отдан приказ установить предельную величину купчура в пятьсот динаров для богачей, снижая его постепенно до одного динара для бедняков, чтобы покрыть расходы. Были сделаны расчеты, и перепись была проведена с великой тщательностью.
Вначале эмир Аргун отправился в Грузию, потому что Давид-Мелик, сын Кыз-Мелик, поднял там мятеж[1469], и Хулагу отправил туда большое войско монголов и мусульман. Эмир Аргун проследовал туда со своими приближенными и небольшим войском. Войска подходили со всех сторон, и было захвачено в плен и убито множество грузин. Тогда эмир Аргун повернул назад и в конце рамадана 657 года [начало сентября 1259] соединился с принцем в Тебризе в тот момент, когда он собирался выступить против Сирии, и доложил ему о положении в /262/ Грузии. Хулагу направил монгольское войско для сбора налогов с туменов Ирака и покоренной части (il) Грузии. Командование всем этим войском он возложил на эмира Аргуна.
Когда последний прибыл в Тифлис, Давид-Мелик Старший также поднял мятеж[1470] из-за требований выплаты задолженности по налогам и сбросил с себя аркан верности[1471].
[XXXII] О ШАРАФ АД-ДИНЕ ИЗ ХОРЕЗМА
Судья того Суда, «что отвергает того, кого отвергает, и принимает того, кого принимает, не называя причин», создавая души людей, нанизал одни из них на нить благословения, а другие — привязал к привязи проклятья; «и благословенный человек благословен навечно, и проклятый человек проклят навсегда». И когда души отлиты и сформированы в сердцах людей, как результат процесса рождения и роста, каждый человек в назначенное ему время и согласно его предопределению ступает на равнину проявления и сходит с самой высокой крыши на самый низкий порог. Затем, если его одежда расшита вышивкой благословения, его добродетель проявляет себя во всех его делах без каких-то особых усилий с его стороны, в то время как поведение того, кто был отмечен клеймом проклятия, находится в полном соответствии с этим. И важность этого подтверждается подобными жемчужному дождю словам Пророка (мир ему и Божье благословение!): «Есть люди, в чьи руки вложены ключи добра, и есть люди, в чьи руки вложены ключи зла». И поскольку, согласно следующим строкам,
Я — тот человек,
который клеймит своих врагов касыдами.
Истинно,
наихудшая касыда — та,
что не имеет подписи[1472], —
смысл этой преамбулы и цель этого вступления будут показаны на примере жизни и поступков Шараф ад-Дина.
Мастер в мастерской Создания и Изобретения, сделав его местом, куда изрыгаются грязные отбросы нищеты и хранилищем /263/ смеси нечистых верований, желающий, чтобы его имя соответствовало его поступкам, и жаждущий доказать справедливость слов о том, что «прозвища ниспосланы с небес», взял буквы его имени из shin и ra-sharr — и назвал его Шарр фид-Дин[1473]. И поскольку согласно обычаю и давно заведенному порядку ташдиды и слабые буквы в распространенных именах для простоты произношения часто опускались, в его имени ташдид ra и звук ya были потеряны, и он стал зваться Шараф ад-Дином[1474]. И нам следует рассказать о том, что составляло его подлую натуру и что заключалось в грязном сердце этого злосчастного негодяя, —
И я не высмеиваю его из-за его звания,
но я видел собаку,
в которую бросали камни[1475], —
и делая это, мы исполняем повеленье Пророка: «Опиши негодяя и все, что его окружает». И проницательному человеку будет совершенно ясно, что это повеление показать всем порочную натуру нечестивцев не лишено общих и частных преимуществ, которые можно разделить на два вида. Во-первых, когда о преступлениях и грехах такого глупца рассказывают на собраниях и в обществе других людей, те, кто облачены в одежды мудрости и украшены драгоценными камнями блаженства, осознают необходимость остерегаться и избегать подобных поступков и не пренебрегать благородными привычками, так чтобы они подобно картине были написаны в их умах, а их тела стали хранилищем возвышенных материй. Предводителя Правоверных Али спросили: «У кого ты научился хорошим манерам?» Он ответил: «У тех, кто не имел их». И во-вторых, человек, обладающий такими недостатками, если он будет готов принять свет высшего учения, несомненно, воздержится от подобных поступков и будет избегать упреков строгих судей и посчитает своей непременной обязанностью сделать так, чтобы не быть предметом осуждения, и сочтет достижение высот блаженства необходимостью, превышающей все остальное, с тем, чтобы уберечь себя от позора и бесчестья, память о которых навеки остается на лике /264/ Жизни, и добросовестно насаждать в себе достойные похвалы качества и превосходные черты воздержанием от дурных поступков, чтобы через короткое время прославиться в кругу равных себе своею добродетелью. Но если (да сохранит нас от этого Небо!) образ несчастья и знак неудовлетворения уже оставили на нем свой след, тогда никакие предостережения не вынут вату невнимания из его ушей и он не сможет противостоять своим наклонностям, более того, с каждым днем его приверженность им будет возрастать, и они укоренятся в нем сильнее, чем когда-либо.