В Пекине, в старом городе, расположено поле, которое император, согласно древнему обычаю, засевает каждой весной. Там же находится «Храм земли», куда богдыхан отправляется в день летнего солнцестояния, чтобы воздать хвалу могущественному светилу, озаряющему мир своими лучами, и поблагодарить его за животворные благодеяния.
Пекин является только резиденцией правительства Китая; в нем нет ни промышленности, ни торговли, ни порта.
Население города, по мнению Макартни, достигает трех миллионов человек. Одноэтажные дома, казалось, не могли бы вместить такое количество людей; следует, впрочем, иметь в виду, что в одном доме могла жить семья, состоящая из трех поколений. Такая густота населения объясняется также ранними браками. Поспешное обзаведение семьей является у китайцев мерой предусмотрительности, так как дети, в особенности сыновья, обязаны заботиться о своих родителях.
Второго сентября 1793 года посольство покинуло Пекин. Макартни совершил путешествие в почтовой карете; весьма вероятно, подобный экипаж впервые двигался по дорогам Татарии.
По мере того как путешественники удаляются от Пекина, местность повышается, почва становится все более песчаной и содержит меньше глины и чернозема. Вскоре показываются огромные участки земли, засаженные табаком. По утверждению Макартни, культура этого растения не была заимствована из Америки, и привычка к курению зародилась в Азии, по всей вероятности, самостоятельно.
Как вскоре заметили англичане, с ухудшением качества почвы плотность населения уменьшалась. Одновременно увеличилось число маньчжуров, и различие между нравами китайцев и их покорителей уже не так бросалось в глаза.
На пятый день пути англичане увидели знаменитую Великую Китайскую стену.
«Эта укрепленная стена, — пишет Макартни, — проходит по горным цепям, взбирается на самые высокие вершины, спускается в глубочайшие долины, переходит по поддерживающим ее аркам с одного берега реки на другой; в некоторых местах стена идет в два или три ряда, чтобы еще сильнее затруднить проход, и почти через каждые сто шагов снабжена башнями и укреплениями. Общий ее вид создает впечатление изумительно величественного сооружения…
Особое удивление и восхищение вызывает мысль о тех невероятных трудностях, с какими была связана доставка материалов и постройка Великой стены в местах, на первый взгляд кажущихся совершенно недоступными. Одна из самых грандиозных гор, по которой она проходит, имеет по точному измерению в вышину пять тысяч двести двадцать пять футов.
Это укрепление — слово „стена" не дает правильного представления о сооружении — тянется, как говорят, на полторы тысячи миль. Впрочем, надо отметить, что оно не повсюду построено с одинаковым совершенством. Длина укрепленной стены соответствовала протяженности границ, отделявших культурных китайцев от различных кочевых народов Татарии. В наше время судьбы народов, ведущих между собою войны, не могут зависеть от преград подобного рода.
Некоторые более мелкие сооружения, являвшиеся частью громадной ограды, поддаются действию времени и начинают превращаться в развалины; другие отремонтированы и еще держатся. Но основная стена почти всюду была, по-видимому, построена так тщательно и искусно, что сохранилась в целости по истечении почти двух тысяч лет, хотя за все время ее никто не чинил; она и теперь кажется еще такой же прочной, как скалистый оплот, воздвигнутый самой природой».
За Великой стеной сама природа как бы говорила о том, что начинается другая страна: температура воздуха здесь ниже, дороги более неровные, горы не так богаты растительностью. Число больных зобом в долинах Татарии было так велико, что составляло, по данным доктора Гиллана, врача посольства, одну шестую всего населения. Часть Татарии, где распространена эта болезнь, имеет большое сходство с некоторыми районами Швейцарии и Савойи.
Наконец увидели долину Дзе-Гол, где находится окруженный парком дворец; в нем император живет летом. Резиденция называется «Местом приятной прохлады», а парк — «Садом бесчисленных деревьев». Посольство было принято с военными почестями, при огромном стечении народа. В собравшейся толпе сновало много людей в желтой одежде — низших лам, или монахов секты Фо, к которой принадлежал император.
Переговоры, начавшиеся в Пекине по поводу припадания к стопам богдыхана, возобновились. В конце концов Чен Лун согласился удовольствоваться теми знаками почтительности, какие англичане обычно оказывают своему повелителю. Прием происходил в торжественной обстановке и сопровождался всевозможными церемониями. Присутствовало очень много придворных и чиновников.
«Как только рассвело, — рассказывается в отчете, — звуки музыкальных инструментов и смутный отдаленный гул толпы возвестили о приближении императора. Вскоре он появился из-за высокой горы, окаймленной деревьями, словно вышел из какого-то священного леса. Впереди выступали несколько человек, во весь голос прославлявших добродетели и могущество властелина. Император сидел в открытых парадных носилках, которые несли шестнадцать человек. Его сопровождала стража, придворные, знаменосцы, слуги с зонтиками и оркестр. Император был одет в темный шелковый халат, голову покрывала бархатная шапка, формой сильно напоминавшая шапки шотландских горцев. На его лбу бросалась в глаза огромная жемчужина, по-видимому, единственная бывшая на нем драгоценность».
Войдя в палатку, император поднялся на трон по передним ступеням; только он имел право по ним проходить. Великий «колао» (первый министр) Ху Шудон и двое из высших придворных стояли возле императора; обращаясь к нему, они каждый раз преклоняли колени. Когда принцы императорской семьи, вассалы и высшие государственные сановники разместились в соответствии со своим рангом, церемониймейстер подвел Макартни к подножию трона с левой стороны, считавшейся, по китайским обычаям, почетным местом. За послом следовали паж и переводчик. Его сопровождал также полномочный министр.
Макартни, проинструктированный церемониймейстером, взял двумя руками и поднял над головой большой великолепный золотой ларец четырехугольной формы, украшенный бриллиантами; в нем лежало письмо английского короля богдыхану. Затем, поднявшись по нескольким ступеням, которые вели к трону, Макартни преклонил одно колено, произнес очень краткое приветствие и вручил ларец его императорскому величеству. Богдыхан собственноручно милостиво принял ларец, поставил его рядом с собой и сказал, что «испытывает величайшее удовлетворение свидетельством уважения и доброжелательства его величества британского короля, проявившихся в присылке посольства с письмом и редкими подарками; со своей стороны он испытывает те же чувства к повелителю Великобритании и надеется, что между подданными обоих государств всегда будет сохраняться доброе согласие».