Семейная чета Богославских, штурман Войцеховский и судовой врач Березкин занимали четвертый столик.
Появились официанты и подали блюда. Вдруг из-за стола поднялся Бранков и, громко объявил:
– Уважаемые дамы и господа! Позвольте сообщить вам две новости. Во-первых: в Порт-Саиде я отыскал химическое вещество под названием «Феникс», которое возвратило к жизни поврежденную морской водой пленку, выброшенную за борт преступником. Во-вторых: когда отреставрированная фильма окончательно высохнет, у вас появится великолепная возможность ее посмотреть. Так что завтра после ужина – милости прошу всех в синематографический зал. Не пожалеете!
Киношник сел. По всему было видно, что это сообщение никого не оставило равнодушным. Однако на вопросы, связанные с предстоящей премьерой, оператор отвечать отказывался и предлагал нетерпеливым попутчикам дождаться вечера следующего дня.
– Вот уж положеньице – хуже губернаторского! Отправились в научную экспедицию, а попали в сплошные приключения. – Лепорелов повернулся к Бранкову и почти прошептал: – Ох, и неладное предприятие вы затеяли, Александр Осипович, фильму эту демонстрировать. Злодея дразнить вознамерились, а о нас, грешных, подумали? А что, если он ночью дырку в корпусе проколупает, и мы всем скопом к целакантусу в гости на дно морское отправимся, а? Или того хуже – пожар на корабле учинит? Что тогда?
– И что же вы предлагаете? – Бранков оторвался от еды. – Ничего не предпринимать и ждать, пока преступник выберет следующую жертву?
– Помилуйте, Александр Осипович! Конечно же нет! Надо было вам самому тихонько пленочку прокрутить да сообщить кому следует. Слава богу, и полицейский здесь. Не какой-нибудь «столичный голубь», а наш, родной, ставропольский. И хоть Антон Филаретович на руку нечист, ну так зато свой! Его, почитай, весь город знает!
– Нет уж, Елизар Матвеевич, пусть этот душегуб помучается да помечется, как волк загнанный. – Оператор внимательно посмотрел в глаза учителю естествознания; тот не выдержал и отвернулся. – Очень бы я хотел, чтобы он испытал хотя бы толику того, что довелось пережить мне в открытом море!
– Ваша правда, – согласился Пустоселов. – Никому такого не пожелал бы – сутки на волнах бултыхаться. Верно, о многом передумать пришлось?.. Жену и детишек, чай, вспомнили, а? Это ж почти как перед виселицей: помилуют или нет – одному Богу известно.
– А что это Ардашевы из-за стола выскочили? – обратила на себя внимание Амалия Панкратовна.
– Да, – подтвердил газетный репортер, – заторопились куда-то.
– Непривычны, скажу я вам, русскому желудку эти яства, – опасливо накладывая в тарелку запеченные морские гребешки, посетовал учитель естествознания.
– Мало того что непривычны, они еще и опасны, – высказался Пустоселов и принялся за краба.
– Полноте пугать, господа! – мадам Слобко кокетливо захлопала ресницами. – Извольте рассказать мне все без утайки, а то я не притронусь ни к одному кусочку и умру от голода прямо на ваших глазах!
– Видите ли, Амалия Панкратовна. Еще задолго до экспедиции в Ставрополь приехал профессор Граббе с лекцией об опасных обитателях моря, – принялся объяснять Лепорелов.
– Вы имеете в виду этого прелестного старикашку за первым столом?
– Его-его, – отламывая крабовую клешню, подтвердил купец.
– Так вот, – продолжал Елизар Матвеевич, – оказывается, что множество рыб представляют для человеческого организма смертельную угрозу. Взять хотя бы рыбу фугу…
– Что-то я не помню, чтобы Генрих Францевич рассказывал о ней, – вмешался в разговор газетчик.
– Ну не рассказывал… – обиженно согласился преподаватель. – А разве она от этого стала менее опасной? Эта маленькая рыбка содержит в себе лошадиную дозу яда. Но в Японии она считается высшим яством и ее подают в ресторанах. В случае малейшего отклонения от общепринятого способа приготовления этого кушанья человек, отведавший его, моментально умирает. Если такое случается, то по азиатским законам повар, приготовивший роковое блюдо, должен съесть оставшуюся порцию смертельного деликатеса либо совершить ритуальное самоубийство. У них это называется харакири.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Дикари – одно слово! – выковыривая вилкой белую плоть краба, не удержался от комментария купец.
– А все-таки непонятное дело творится, господа, – оглядываясь назад, поделился наблюдениями Смальский. – Смотрите-ка, корабельный доктор помчался кого-то спасать. Не иначе как с Ардашевыми и в самом деле что-то стряслось…
– Позвольте я узнаю. – Лепорелов поднялся и приблизился к соседнему столику. Извинившись, он что-то спросил у певицы, а затем с растерянным видом вернулся обратно.
– Ну и? – поедая устриц, весело поинтересовался Афанасий Пантелеймонович.
– После овощного супа и… устриц, – ботаник обреченно посмотрел на Пустоселова, – им стало плохо.
От волнения у негоцианта перехватило дыхание. Из руки выпала вилка и громко стукнулась о тарелку. Он поднялся, выдернул из-за воротника салфетку, промокнул рот и сказал:
– А сейчас, господа, у вас появится возможность узреть, как русский повар сделает себе японское харакири. – Купец решительно устремился на камбуз.
Больше к еде никто не притронулся. Праздничный ужин в честь вхождения «Королевы Ольги» в Красное море был непоправимо испорчен.
Глава 43
Фатальная встреча
День готовился уступить место ночи. В сумерках из тумана выплыло облако и повисло коромыслом. Вскоре оно рассеялось, и за ним появились, будто сотканные из воздуха, корабли. Они казались видениями, возникшими из ниоткуда. Флотилия выстроилась в линию фронта и шла встречным курсом. А левее, уже совсем близко, вырисовывалась едва различимая полоска мадагаскарского берега.
– По-моему, это твои земляки, Джон, – передавая подзорную трубу, сухо обронил Капитон.
– Да, девять кораблей. Несколько фрегатов и один линейный… Пусть меня выбросит на мель, если это не «Ливерпуль» – мой старый знакомец! Полсотни его дальнобойных пушек разнесут нас в щепки еще до того, как мы успеем к нему приблизиться. Да и матросов у них в пять раз больше. Похоже, мы попали как караси в лужу. – Макфейн на миг задумался и спросил: – А что, если прикинуться торговым судном?
– Скорее всего, они захотят подняться к нам на борт и своими глазами увидеть товар. А трюмы «Тюльпана» пусты, как чрево голодного кашалота. Да и беглого взгляда на наших бродяг вполне достаточно, чтобы понять, кто мы на самом деле.
– Выход один: надо во что бы то ни стало прорываться к берегу, тем более что мы идем по ветру, да и туман очень кстати. А там, на суше, мы будем в безопасности. Только вот со шхуной придется распрощаться…
Капитон промолчал и снова взял подзорную трубу. Через окуляр было видно, как на грот-мачте британского флагмана подняли условный сигнал: судам флотилии развернуться в линию баталии.
– Мы примем бой! – Глаза русского моряка зажглись ярким, как вспышка пороха, огнем, и он тут же скомандовал: – По местам! Лево руля! Привести судно по ветру!
На «Ливерпуле» заметили маневр «Тюльпана» и передали сигнал крайнему фрегату к развороту. На военном корабле засуетились марсовые. Матросы, словно дрессированные обезьянки в цирке, скользили по вантам, меняя направление парусов.
– Они разгадали маневр и теперь пытаются отрезать нас от берега! – прокричал Макфейн.
– Не успеют! – Повернувшись, Капитон приказал: – Орудия зарядить книппелями![43] Пушкарям приготовиться! Канониры, держать фитиля зажженными! Целить точно по грот-мачте! Да поможет нам Бог!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Со стороны неприятеля послышался выстрел тяжелой мортиры. Ядро плюхнулось у правого борта, но парусник уже вошел в спасительную мглистую дымку. Команда, сохраняя полную тишину, замерла на своих местах. Судя по всему, пираты находились очень близко от «британца», поскольку два неприятельских снаряда перелетели через палубу и упали слева по борту. Напряжение достигло апогея. И вдруг туманная завеса рассеялась, и «Тюльпан» неожиданно для англичан вынырнул перед фрегатом, шедшим наперерез.