стал готовиться к походу на столицу.
Вечером 23 мая 1328 года Андроник III и Иоанн Кантакузин в сопровождении 24 человек с осадными лестницами пробрались к бастиону напротив ворот святого Романа. Сообщники внутри города перекинули через стену веревки, к стене приставили лестницы, и уже через несколько минут люди молодого императора перебрались за стену и открыли своим товарищам ворота. Грабежей почти не было, никто не пострадал. Как только старый Андроник подписал акт об отречении, ему позволили сохранить титул императора и дворец во Влахернах. Тем временем несколько человек отправили освободить патриарха Исайю, которого в прошлом году заключили в Манганский монастырь. Рассказывают, что по дороге в патриарший дворец его сопровождали не священники, а музыканты, танцовщицы и комедианты, один из которых так его рассмешил, что патриарх едва не свалился с лошади.
Серьезно пострадал лишь Феодор Метохит, которого все винили за неудачи его государя. Большую часть его имущества конфисковали, дом разграбили и сожгли, а его самого отправили в ссылку, но затем позволили вернуться в монастырь в Хоре, который он за несколько лет до того восстановил и украсил за свой счет[91]. Там он провел свои последние годы и умер в марте 1332 года, пережив Андроника II на месяц. Старый император оставался в Константинополе еще два года, а потом его тоже отправили в монастырь, где он и умер 13 февраля. Он правил почти пятьдесят лет; если бы он обладал хотя бы половиной дипломатических талантов своего отца, храбростью сына или энергией внука, он мог бы остановить разрушение империи. Вместо этого он позволил своей стране дрейфовать от одной катастрофы к другой, пока его не сместил внук.
Андронику III исполнился 31 год. Он был подвержен внезапным приступам безответственности, однако оказался бесстрашным воином и в целом добросовестным правителем, гораздо лучшим по сравнению со своим дедом. Прежде всего, ему повезло иметь на своей стороне Иоанна Кантакузина: сначала он руководил восстанием, а теперь занялся управлением делами империи. У него не было никаких государственных должностей, кроме поста великого доместика, или главнокомандующего, однако мало кто сомневался в том, кому принадлежит настоящая власть.
На международной сцене 1331 год отмечен дворцовыми переворотами в двух славянских государствах. Два новых правителя (Иван Александр в Болгарии и Стефан Душан в Сербии) заключили союз, скрепив его браком между Стефаном и сестрой Ивана Еленой, после чего взялись за осуществление их общей мечты – свержения василевса и основания в Константинополе великой Славянской империи, в результате чего вскоре была навеки утрачена большая часть Македонии. Положение в Малой Азии тоже было серьезным. Когда в конце мая 1329 года османские турки под командованием сына Османа Орхана начали блокаду Никеи, Андроник и Иоанн пересекли пролив с войском численностью около 4000 человек и двинулись вдоль Мраморного моря. На третий день они обнаружили турецкую армию, стоявшую лагерем у небольшой деревни Пелеканос, и 10 июня началась битва. К вечеру казалось, что преимущество на стороне византийцев, однако они понесли серьезные потери, и Кантакузин посоветовал с наступлением рассвета начать осторожное отступление.
Так они и поступили; к несчастью, несколько молодых офицеров, которых донимали стрелы турецких лучников, нарушили строй, чтобы прогнать их. Кантакузин галопом поскакал вслед за ними, а Андроник, не увидев его, сделал то же самое. Они обнаружили горячих юнцов окруженными, и в последовавшей битве императора ранили в бедро. На следующий день его на носилках отвезли в Константинополь. Рана выглядела неглубокой, и все было бы хорошо, если бы некоторые солдаты, видя, как его уносят, не решили, что он убит. Началась паника, и Иоанну Кантакузину лишь с большим трудом удалось восстановить видимость порядка.
Битва у Пелеканоса стала первой личной встречей византийского императора и османского эмира. Она не окончилась катастрофой, однако продемонстрировала, что наступление турок в Малой Азии не остановить. Никея пала 2 марта 1331 года, Никомедия – шесть лет спустя. Все, что осталось от Византии в Азии, – несколько городов, которые турки еще не потрудились завоевать. Орхан же тем временем укрепил свои силы на море и принялся беспрестанно атаковать европейское побережье Мраморного моря.
Андронику остались лишь три крупицы утешения. Во-первых, с турками были установлены дипломатические отношения. В августе 1333 года он тайно встретился с Орханом и согласился платить ему дань, если тот оставит в покое его владения в Азии. Во-вторых, Орхан оказался разумным и цивилизованным человеком: он не навязывал ислам завоеванным христианам; как и отец, он желал построить государство, предназначенное для торжества справедливости, образования и мусульманской веры, которое при этом принимает людей всех рас и вероисповеданий. В-третьих, укрепилась власть Византии в Эгейском море. Андроник взялся за перестройку флота, и византийские корабли вновь демонстрировали присутствие империи на Эгейских островах. Благодаря этому в 1329 году остров Хиос взбунтовался против генуэзского семейства Дзаккариа и вернулся под власть Византии. Разумеется, Генуя была не единственной западной державой, вовлеченной в политику Восточного Средиземноморья: госпитальеры на Родосе, венецианцы, Лузиньяны на Кипре и прочие семейства, правившие отдельными островами со времен Четвертого крестового похода, преследовали каждая собственные интересы; однако все они желали избавить архипелаг от опустошительных турецких набегов вдоль побережья.
Вследствие этого нет ничего удивительного в том, что возникла идея, которую поддержал папа Иоанн XXII в Авиньоне[92]: создать великую христианскую лигу, которая вначале разделается с мусульманскими пиратами, а потом выступит в полномасштабный крестовый поход на Святую землю. Однако какая роль в этой лиге отводилась Византии? Папа был тверд: пока империя остается раскольнической, она не может стать членом лиги; все та же старая история, все та же неспособность понять, что раскол невозможно устранить росчерком пера. Сам император не стал бы возражать против унии, но он не намеревался повторить ошибку деда и навязывать ее сверху. Как бы то ни было, византийцы не верили в крестоносцев, и история доказала их правоту. Генуэзцы причиняли Андронику гораздо больше беспокойства, чем турки: всего через шесть лет после потери Хиоса они сравняли счет, захватив Лесбос. В отместку Андроник приказал немедленно уничтожить защитные сооружения в Галате, а потом отплыл с Иоанном Кантакузином в Эгейское море, чтобы вести переговоры о новом союзе – с «Львом Божьим», эмиром Айдына Умур-пашой. Ненавидевший генуэзцев Умур одобрил предложение византийцев, и результатом переговоров стала дружба между ним и Иоанном, продлившаяся всю жизнь и оказавшаяся гораздо более важной, чем они оба могли предположить.
В начале 1341 года Андроник III отпраздновал в Фессалониках свадьбу своей двоюродной сестры Ирины и сына Иоанна Кантакузина Матфея. Затем Андроник и Иоанн вместе вернулись в Константинополь к новому, но характерному для Византии кризису, касавшемуся небольшой группы православных отшельников, известных как исихасты. Исихазм (по-гречески это слово означает «святая тишина») не был чем-то новым: православная церковь всегда сохраняла традиции мистицизма. Однако в 1330-х годах монах по имени Григорий Синаит стал рассказывать,