Читать интересную книгу "Третий Лад - Родион Создателев"

кормлю Государя. Стража не пустила меня. Рында молвил: наказ постельничего.

— Врёшь ты, Яков Данилович! — погрозил пальцем владыка. — Устав Двора хорошо мне известен. Когда Государь самолично трапезничает, то прислуживать ему могут лишь ты, кравчий, и главный постельничий. Поклонский живёт во Дворце и когда нет тебя — Игорь Андреевич на подмене. Ежели есть царёв кравчий в Детинце — только он может пищу носить Государю! И Поклонский не имеет права тебе указывать — у вас равные значимостью должности... по уставу царёва Двора!

— Всё, что сказал ты — святая правда, Святейший. Да токмо кроме закона писанного… есть в Детинце негласные правила. Поклонский меня на двадцать зим старше, он с рождения при Детинце. У него — главный вес при Дворе. Поклонский — царёва нянька. Как Государь захворал — он полную власть захватил у ног больного самодержца. Кого пускать, кого не пускать — всё самолично решает...

— Выходит: Игорь Поклонский знает про наше тайное предприятие? — спросил глава Опричнины, терзая пальцами русую бородку.

— То у него спросить следует, Никита Васильевич. Может статься, что и втёмную действует Игорь Андреевич. Упредили его Калгановы: не пускать меня в покои к Царю и шабаш.

— А ты сам, часом, — сверкнул голубыми очами первый опричник, — не на два дома стараешься, кравчий Лихой?

Такое спрашивать: малоумие, недальновидность. Ежели кравчий и старается на два дома — так он тебе и скажет, княже Никита. Впрочем, понаблюдать за васильковыми глазами худого временщика при ответе на сей вопрос — тоже любопытное занятие.

— Мне какой резонт... на братьев трудиться? Жеребец меня шибко не привечает — история давнишняя, личная. Да они прознали, видать, что я ныне с вами в одной упряжке! — взволновался Лихой. — На плаху меня сведут ежели Престол осилят! Мозгой нам надобно шевелить резво, дабы головы братьев запудрить!

— Чего предлагаешь, кравчий? — полюбопытствовал Митрополит. — К покоям Государя тебе попасть ныне — вот наша первая задача.

— Объегорим братские головы! Пришлите... письмишко им: дескать, винимся, каемся, клянёмся вам, достопочтенные Государи, в холопьей своей преданности и — тому подобное.

— Ну-ну, — усмехнулся в сомнении Митрополит.

— А перед вашей повинной цидулкой — отошлите Опричное войско на подавление новгородского мятежа. Докажете братьям свои слова не только бумагой, но и делом! Калгановы — выдохнут. Уверуют они, что без Опричного войска вы — котята слепые.

— Так и есть, Яков Данилович, — заговорил Василий Милосельский. — Без Опричного войска — котята мы. Нас всех перетопют.

— Стремянные сотники, Василий Юрьевич, ну! Вот наша защита. Как Опричное войско уйдёт на подавление бунта — там и дотошный караул братья снимут — верую. И тогда прорвусь я к Царю, способ сыщу.

— Ты лучше сейчас сыщи способ, — повысил голос владыка.

— Сейчас — нет никакой возможности, — развёл руки боярин Лихой. — Подозреваю совсем: дотошный караул — не за-ради моей ли одной личности утверждён Куркиным? Ну и на иной случай страхуются.

— Что сделаешь, — спросил Митрополит, — как червлёных кафтанов не будет у покоев? Каким макаром к постеле Государя пролезешь?

— Сыщу способ. Я дотошно ведаю развод караулов рынд. Улучу час — пролезу шино́рой. Но четыре караула, как сейчас, три пары червлёных кафтанов и одна пара рынд — перебор.

— Допустим — твоя правда, кравчий, — рассуждал глава Опричнины. — Только с чего ты уверен, Яков Данилович, что ежели уйдёт моё войско на подавление мятежа — Поклонский с Куркиным сразу усиленный караул от покоев Царя снимут, ась?

“Потому что ты — сущеглупый баран. Без мозгов... и без памяти“, — подумал Яков Лихой, но он настолько вошёл в раж, что бровью ни единой не дёрнул, перекатив в голове шальные мыслишки.

Покуда кравчего пытали расспросами заговорщики — в кабаке, как и день назад, сызнова сели два собеседника: сотник Силантьев, ряженый ратником-пугалом; и приказной человечек с лядащими глазёнками.

— Налей бражки то, Андрон Володимирович.

— Попервой скажи: вести есть добрые?

— Имеются, — захихикал шинора, потерев ладошки.

Сотник плеснул ему в кружку браги — человечек, дёргая кадыком, с жадностью выпил мутноватой воды. Побежала бражка по рёбрышкам, да по печёнке, по селезёнке... благода-а-а-ть. Обожгла святая водица нутро, согрела, кровь разбавила. Башка повеселела, глазки ожили, заскользили-забегали, хребет распрямился. Эх, бражка-подружка, рассейской души ты врачеватель-сгубитель. Приказной человечек-шинора возжелал закуски после стакашки прежгучей бражки. Святая водица перекатилась по чреву коловращением, смыла прочь остатки скудного обеда. Живот потребовал еды; жрачки давай, человечишко приказной! Пирожка бы тёпленького с куриными потрошками, с вязигой, или на худой конец, с капустой. А если бы расстегая вкусить с грибцами...

— Андрон Володимирович, чего же закуски не взял?

— Не томи, сказывай.

— Славные вести, сотник любезный! Сыскал я нужного человечка. До самого главы Посольского приказа доведёт он тебя. Только... оказия есть. Уж извини, соколик любезный. Прощенья прошу.

— Ну.

— Тропка до Матвея Ивановича — извилистая. Не один постоялый двор придётся осилить. Разумеешь меня?

— Ну, — усмехнулся сотник, догадываясь куда клонит шинора.

— Терновый венец возложу на главу, как по тропе той пойду. Дорога длинная, ночка тёмная. Бесы в кустах схоронилися...

— Брось юродствовать. Говори: сколько?

— Поверху мне положи ещё — не два золотых червонца... а три. Не с обычным дворянином желаешь встретиться. А с самими главою приказа Посольского: боярин, великий муж, важне-е-йшая птица!

“Слава Иисусу, что три... а не пять молвил“, — подумал Силантьев и положил перед шинорой три злотых червонца, три заветных монеты: его путь к новым высотам, новым далям, загляду прелестному...

“Ходит рыжичек по лесу... Илею, илею, илею...“

Часть 4. Глава 12. Atrium mortis

— Ну что, кравчий Яков Лихой, заплутал в мыслях? — грозно сдвинул седые брови Всероссийский Митрополит.

— Повторюсь: отправьте Опричное войско на подавление мятежа, а потом — цидулку калякайте братьям Калгановым. Каемся, мол, клянёмся вам преданностью холопской. Стрелецкие бердыши — ваша защита.

— Складно звонишь, пономарь, — заключил владыка. — Хитёр же ты, Яков Данилович. Для первого вельможи в Боярском Совете — важнейшее качество.

“Захлопнулась мышеловка...“ — подумал ловкач-царедворец, себя