Читать интересную книгу Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов) - Наталья Нарская

билетов – опасения обернулись неприятностями. Молодой таможенный чиновник, разглядывавший на мониторе просвеченный багаж, остановил ленту багажного транспортера на чемоданах моих друзей, взял в руки их декларации и начал задавать вопросы по поводу незаполненных пунктов.

– Наркотиков нет?

– Нет.

– Пишите «нет».

– Оружия нет?

– Нет.

– Пишите. Антиквариата нет?

– Нет.

– Пишем. А теперь открываем вот этот чемодан.

Сердце у меня упало. Бернхард, кряхтя, стал расстегивать молнию. Таможенник уверенно, словно бы сам запаковывал багаж, ловкими жестами фокусника достал все до последней покупки со Старого Арбата.

Времена были новые, правила – старые, утратившие ореол незыблемого авторитета. Мне без больших уговоров разрешили забрать «контрабанду». Моим друзьям нарушение таможенных правил обошлось посадкой, вопреки их просьбе, в салон для некурящих. Заядлые курильщики и не любители летать самолетом, они провели три с половиной часа без единой сигаретной затяжки. Для меня спасенные артефакты «мелкой церковной пластики» обернулись настоящей головной болью на несколько месяцев.

После неудачных походов по инстанциям – в управление культуры, на таможню, к экспертам по оценке принадлежности моих объектов к предметам старины и искусства стало ясно, что легальных способов для вывоза бернхардовых покупок не существует. А мне через несколько месяцев предстояло отправляться в Германию. Пришлось ехать поездом с надеждой, что мой багаж не подвергнут досмотру. После успешного пересечения польско-германской границы я, чтобы снять накопившееся напряжение, отхлебнул из фляжки с самогоном долгий глоток. На сей раз я, приехав к Бернхарду, с ловкостью фокусника извлек из багажа его покупки.

* * *

Все хорошо, что хорошо кончается. Но история стресса при пересечении государственной границы на этом, как оказалось, не закончилась. Страх перед границей остался навсегда. Впрочем, он сидел во мне и раньше. И не только во мне. Граница – особое место. А советская граница – тем более. Трудно не согласиться с мнением знатока советской истории и повседневности Карла Шлёгеля, что

граница между Советским Союзом и Западом долгое время была границей между двумя мирами. Целые поколения тех, кто переходил эту границу, оставили свои наблюдения, поскольку чувствовали, что эта граница отличается от других[607].

Граница в советской пропаганде, литературе, искусстве и сознании граждан была священной и неприкосновенной. Ее переход ассоциировался с изменой. Советская детская литература, массовые песни, спектакли и кино с сюжетами из будней пограничной заставы заботились о поддержании трепета у советских граждан перед государственной границей.

Даже спустя десятилетия после краха СССР процедура пересечения границы бросает меня в жар. Когда я в 1993 году с удивительной легкостью пересек германско-швейцарскую границу в обоих направлениях – с российским паспортом без специальной швейцарской визы это было запрещено, – это приключение стоило мне многих страхов. Легкость перехода границ в Евросоюзе и сегодня притча во языцех туристов из бывшего СССР.

Парадоксальное несовпадение наших представлений о границе с реалиями европейской жизни вызывало сложные реакции и у нас с Наташей. Живя несколько месяцев в деревушке на швейцарско-германской границе, мы пересекали ее ежедневно во время велосипедных прогулок. Но в первый раз я на ней буквально споткнулся: я грохнулся с велосипеда, да так, что Наташе пришлось в течение пары недель ежедневно обрабатывать мое разбитое колено. Переезжая невидимую границу с Германией, я каждый раз затягивал поставленным голосом: «На границе тучи ходят хмуро…» А на обратном пути, проезжая вдоль местной речушки, ревел: «В эту ночь решили самураи перейти границу у реки».

Как бы то ни было, неприятностей на таможне я никогда не желал – ни в 1990-х, ни сегодня. Пока сохранялась процедура обязательного заполнения таможенных деклараций, я ею не пренебрегал. Помню, с каким задором меня поймал московский таможенник, когда я выложил на транспортерную ленту досмотра подарок Натальи Сергеевны – серебряный портсигар от Овчинникова. И каково было его разочарование, когда я предъявил таможенную декларацию с внесенным туда предметом.

Но с появлением «зеленого коридора» многое изменилось. Теперь решение, заполнять или не заполнять таможенную декларацию, оказалось на совести граждан. Более того: когда пару лет назад я после долгих колебаний согласился отвезти в Мюнхен для ремонта старинные карманные золотые часы моего друга и коллеги и заполнил в Москве декларацию, ее не стали заверять штампом, поскольку часы стоили менее 12 тысяч долларов.

* * *

Как же я должен был себя вести на таможнях, вывозя из Германии и ввозя в Российскую Федерацию очевидно старинные – пусть и недорогие – предметы, да еще и без сопроводительных документов о сумме приобретения? Где взять квитанции на блошином рынке?! Я знал, что покупаю там на свой страх и риск. Мне было известно, что не только вывоз, но и ввоз – и больше всего ввоз – чреват изъятием спорных предметов. В Германии у меня ни разу не было проблем с вывозимым багажом, хотя его время от времени досматривали, о чем я уже в Челябинске обнаруживал протокол, вложенный в чемодан без повреждения замков. Я слышал от русских коллег на блошином рынке, что их поездки на бывшую родину могут сопровождаться неприятностями на таможне. Макс рассказывал о друге – водителе автофургона, который для него вывозил в Украину что-то из антиквариата. Нумизмата Витька на таможне спасали офицерские «корочки».

Меня на таможне берег счастливый случай. Почти всегда. В последние годы, правда, границу опять попытались подлатать на предмет непрозрачности для антиквариата. На это – и еще больше на коррупцию на таможне – жалуются российские и украинские антиквары и их немецкие коллеги. По российскому центральному телевидению время от времени показывают какой-нибудь репортаж о пойманном на таможне «контрабандисте», ввезшем в Россию старинную книгу. А однажды остановили в «зеленом коридоре» и меня.

* * *

В тот раз я летел из Мюнхена в Челябинск через Москву, где меня ждал Даниил, о котором читатель узнает чуть позже. У него как раз был день рождения, поэтому в Мюнхене я оформил получение багажа не в Челябинске, а в Москве, чтобы вручить новорожденному подарки. Вот тут-то меня и остановили на таможне, просканировали багаж и попросили открыть одну из сумок. В ней лежали каретные часы – тяжелый старинный дорожный будильник с выгравированным портретом Бетховена на одной боковой стенке и датой «1904» на другой. Будильник играл бетховенскую мелодию «К Элизе». Объяснить происхождение даты я не смог – она не совпадала ни с одним юбилеем года рождения или смерти композитора или создания музыкальной пьесы (год соответствовал, правда, столетию «Героической симфонии» Бетховена). Я стал убеждать таможенника, что эти часы – работа второй половины ХX века и ценности не представляют. Он, в свою очередь, заявил, что если дата на часах соответствует времени их происхождения, то он должен оставить их для экспертизы. Он посоветовал мне распаковать и предъявить другие предметы спорной датировки, забрал мой паспорт и удалился. Я стал обреченно распаковывать чемодан.

Не знаю, что произошло, но минут через двадцать, как только он вернулся с моим паспортом, кто-то из его коллег потребовал, чтобы он вернул мне документы, и куда-то с ним ушел. Я отделался легким испугом. Правда, теперь я предпочитаю не приобретать датированные предметы старины.

* * *

В общем, граница была и остается для меня стрессом. В этой связи не могу не упомянуть с благодарностью о двух друзьях, несколько раз разделявших со мной переживания, связанные с транспортировкой моего багажа с «трофеями» с блошиного рынка из Мюнхена и Ольденбурга.

Разрешите представить: Даниил, Даня, мой друг, родившийся в канун распада СССР (см. ил. 94). Его мать – Наташа, моя жена. Мы оба очень благодарны Даниилу за то, что он безоговорочно принял нашу любовь и наш брак. Более того: он испытывает ко мне сыновние чувства – и это при том, что он был почти взрослым, когда мы познакомились.

Он несколько раз приезжал ко мне, когда я жил в Германии, и мы дружно колесили на поездах, автобусах и велосипедах по городам и странам, бродили по блошиным рынкам и музеям, сиживали в пивных и кофейнях, делились сокровенным, сопереживали радостям и печалям друг друга.

Даниил – очень надежный, чуткий и верный человек, он всегда готов прийти на помощь, и он мастер на все руки. Приезжая ко мне, он не только был со мной предельно открыт, но и каждый раз устранял огрехи в моем вынужденно холостяцком хозяйстве: