было так просто? Ну вот то, что я это знаю, а Льюис – нет. В этом весь смысл обучения?
– Да.
– В таких мелочах?
– Да.
– Так это же просто!
– Если ломать парадигму для тебя просто, то я очень рад.
Отец опять говорит непонятными для меня словами. Он вообще не жалеет своего сына. Хотя, я немного слукавил. Я больше клон, чем сын. Люди в условиях космической радиации и искусственной гравитации утратили возможность нормально размножаться. Меня вырастили из набора ДНК, из которого выращивали всех МакКреев. С одной стороны – удобно, знаешь, чего ждать в будущем. С другой – тоска, я смотрю на отца, как на отражение себя в старости. А это удручает.
Я родился в пластиковом мешке, взращенный механизмом, что должен был быть задействован только на подлете к планете системы Проксима Центавра. Как, в принципе, и все здесь. Мы все еще образуем пары, как это было принято нашими далекими предками, воспитываем детей, не меняя численность населения. Мирно, спокойно и тесно. Нас тут сорок два человека, половина из которых – старики, как мой батя. Другая половина – молодняк, типа меня. Ну и еще двое – это старики долгожители, редкость, но бывает.
Пройдет семнадцать лет и появится новое поколение, а старое, на первых порах, будет помогать его растить. Там командовать уже буду я, а батя будет сидеть с внуком. Как мой дед сидел со мной.
Вообще, изучая историю далекой Земли, я понял, почему корабли не везут тысячи человек так далеко. Бунты. Люди очень любят бунтовать, и, видимо, мое изучение истории, помогло мне осознать это.
Четыре целых и два десятых световых года. А мы тащимся уже тысячу лет. В цифрах это что-то невероятное. Я не могу представить себе ни скорость света, ни, уж тем более, скорость с которой мы летим.
– ИСП, какова точная скорость флота на данный момент? – обратился я к системе, шагнув в длинный светлый коридор, что шел через весь корабль: от капитанского мостика до самого хвоста.
– Один миллион сто пятьдесят тысяч метров в секунду, в соответствии с системой СИ, – раздался раздражающий голос компьютера.
ИСП – помощница. Она отвечает на многие вопросы, особенно, если их правильно формулировать. Система знает все и обо всем, умудряясь рыться в архивах своих серверов, что занимают целый отсек корабля. Электронный женский голос сопровождает тебя повсюду, иногда проецируя запрошенные голограммы-изображения прямо в воздухе. Вот только вместо поддержки я испытываю чувство, будто за мной постоянно следят.
Машина контролирует каждый мой шаг, открывает мне двери, дает советы, напоминает о том, что я забыл. И даже сейчас, когда я и без того знаю дорогу до реакторного отсека, она указывает мне путь лампами-светлячками на полу. Раздражает.
Я никогда в жизни не видел ничего, кроме этого космического корабля, названного надеждой человечества. Все мое человечество здесь. Сорок человек, половина из которых еще очень молоды, чтобы иметь право принимать хоть какие-то решения.
Хочется чего-то нового, а не вот этих голубых, замытых стен. Сейчас разгар рабочего дня, и все остальные заняты делом. Вальяжно перемещаются по отсекам, перекладывают оборудование, проводят диагностику. Я же иду на практику, ведь будущий капитан должен знать все, что будет в его владениях.
Сегодня идет десятый день, как я посещаю реакторный отсек, обучаясь принципам работы и обслуживания данного агрегата. Мой наставник – обычный член экипажа, званий которым уже не дают. Все люди на корабле, а если быть точным – на Колонисте, подчиняются капитану, но между собой давным-давно не держат субординацию. Так проще. Вот только меня это не касается, я буду вынужден быть капитаном. Судьба такая.
Я родился в космосе в определенный момент времени, ни раньше и не позже, чтобы быть капитаном корабля, который при мне так никуда и не долетит. Обидно. Хотел бы я увидеть это голубое небо, кучи людей, снующих по бескрайним полям, пусть даже и заснеженным. Это, кстати, была отдельная тема недавней лекции от моего отца.
Уже давно известно, что планета, к которой мы летим, хоть и близка по индексу к материнской – Земле, но имеет одно очень важное отличие. Она холодная. И вот, вроде бы, ничего страшного, но зеленую траву мы так и не увидим. Хоть связи с Землей уже давно не было, но мы точно знаем, что бомбардировка терраформирователями прошла успешно. Они вылетели на тысячу лет раньше нас, да и долетели быстрее. Целый рой ракет оттолкнули лазерами от материнской планеты, и отправили в бесконечно долгое путешествие в один конец. Ну, вообще, по сравнению с нашим путешествием, ракеты долетели быстро. Если свет преодолевает это расстояние за четыре года, то терраформирователи долетели за двести. Не все, какие-то были уничтожены по пути, но большая часть столкнулась с планетой.
А дальше как по маслу. С терраформирователями уже давно у людей порядок. Ракеты упали, выбросив в атмосферу реагенты и газы, ставшие катализатором зарождения атмосферы. Прошли годы, люди начали готовить Колонисты, наши корабли. В это время, при все еще низкой плотности атмосферы, на конечной планете начали зарождаться растения, привезенные с Земли первым потоком. Терраформирователи выбрасывали тонны семян в воздух, в надежде, что деревья сами начнут поддерживать необходимый уровень кислорода. И деревья выросли.
Потом, бомбардировкой доставили и животных. Не хитрое дело, засунуть пару банок ДНК в ракету и пнуть ее в далекий космос. Хитро поступила сама природа. Зверь с рождения более приспособлен, нежели человек, а значит, нужно лишь подарить ему жизнь. В ход пошли искусственные матери, или конвейеры для детенышей. Называйте как хотите. И пару сотен лет планета была неотличима от материнской. Росли животные, деревья, плотность атмосферы. Свет Проксимы Центавны врезался в эту атмосферу, рассеиваясь и преломляясь, не дотягиваясь до планеты. И начался, как там его называли… ледниковый период. Только этот период не закончится, если брать в расчет период обращения второй планеты, вокруг центра ее системы.
– Винс, ты завис что ли?
– А? – точно, я же переодеваюсь в радскафандр.
– Шлем, говорю, надевай! Быстрее начнем – быстрее закончим! – раздраженно говорил Юджин, одногодка моего отца.
Вечно раздраженный. Ладно, хоть не из-за меня. Многие люди, просто, не любят работать, а вот мне очень даже интересно торчать около сердца моего будущего корабля. Или корабля, моего будущего. Опять путаница какая-то. Юджин не любит работать, и если бы я, как и он, целыми днями торчал на одной и той же работе, я бы тоже ее не любил.
– ИСП, открывай гермозатвор! – произнес мой наставник.
Дверь начала шуметь гидравлическими цилиндрами, что прижимали ее к толстой, свинцовой стене. Свинец за столь долгое время почернел