Отдернув руку от его ноги, она протянула ее под водой и ухватилась за корень.
Ундина. Слишком юная, чтобы обладать большой силой.
— Я принес тебе грушу, милая, если не откажешься, — сказал Боринсон.
Не отвечая, ундина продолжала пристально глядеть на него — сквозь него — своими огромными глазами, в которых не было души; эти создания лишены ее.
Сегодня ночью я убил девочку твоих лет, хотелось сказать Боринсону; нет, хотелось прокричать эти слова. Знаю, ответил ее взгляд.
Теперь мне никогда не будет покоя, мысленно произнес Боринсон.
Я могу дать тебе покой, заверил его взгляд ундины.
Но Боринсон понимал, что она лжет. Она может лишь утащить его под воду и подарить ему свою любовь, и пока она будет любить его, он останется жив даже в глубине озера. Но пройдет время, она забудет о нем, и тогда он утонет. Все, что она могла дать ему, это несколько мимолетных дней удовольствия перед неизбежной кончиной.
Мне хотелось бы, как ты, жить в мире и покос один на один с водой, подумал Боринсон.
Ему припомнилось море на родине, глубокое, отливающее зеленью, как старая медь, и белые буруны на волнах.
Это воспоминание заставило ундину еще шире распахнуть глаза; на ее губах заиграла улыбка, словно она благодарила его за это видение.
Взяв одну из налитых, золотистых груш, он опустил ее в воду, предлагая ундине.
Она протянула к ней влажную, тонкую бледно-голубую руку с длинными серебристыми ногтями, но внезапно ухватила Боринсона за запястье и подтащила себя вверх, достаточно высоко, чтобы поцеловать его в губы.
Это движение было неожиданным и быстрым, — словно рыбка выпрыгнула из воды — и Боринсон почувствовал лишь мгновенное прикосновение ее губ.
Он вложил грушу ей в руку, и потом на долгий час впал в такое состояние, что не мог даже вспомнить, какая боль привела его к этому озеру, на поверхности которого среди золотых листьев плавали алые и белые розы.
Потом, подозвав коня, он не спеша поскакал дальше, не мешая коню щипать траву по дороге, и вскоре добрался до небольшой лужайки рядом с Баннисфером, где среди диких маргариток стоял коттедж Мирримы.
Над костром, где готовилась еда, курился голубой дымок, и одна из сестер Мирримы — Инетта, так ее звали, вспомнил он — стоя на крыльце, кормила зерном костлявых цыплят.
При виде него на обезображенном лице Инетты появилась улыбка. И тут же угасла.
— С вами все в порядке? — спросила она.
— Нет, — ответил Боринсон. — Где Миррима?
— По городу проехал гонец, — объяснила Инетта. — призывая всех присоединиться к воинам лорда Ордина в Лонгмоте. Она… Миррима отправилась туда этой ночью. Многие городские парни ушли в Лонгмот, чтобы принять участие в сражении.
Как легко было у Боринсона на сердце весь этот последний час! Внезапно тяжесть с новой силой навалилась на него.
— В Лонгмот! — закричал Боринсон. — Зачем?
— Ей хотелось быть там же, где и вы! — ответила Инетта.
— Это… Это не пикник и не прогулка на ярмарку! — продолжал кричать Боринсон.
— Она знает, — еле слышно произнесла Инетта. — Но вы помолвлены. Она хочет жить, если и вы уцелеете в этом сражении. Если же нет…
Боринсон повесил голову, прикидывая так и эдак. Шестьдесят миль. Почти шестьдесят миль до Лонгмота. Она никак не смогла бы дойти туда на собственных ногах за одну ночь. Да что там — даже за пару ночей!
— Она отправилась пешком? Инетта оцепенело покачала головой.
— Поехала вместе с нашими ребятами, на повозке… Слишком поздно. Слишком поздно. Боринсон развернул коня и поскакал во всю прыть, чтобы попытаться перехватить Мирриму.
35. В надежных руках
В какой-то момент на пути в Лонгмот Габорн услышал, как Иом вскрикнула. Сначала он испугался, что в нее попала стрела. Они находились в дороге уже несколько часов, останавливаясь совсем ненадолго лишь для того, чтобы сменить лошадей, и Иом ни разу не пожаловалась на усталость. Габорн замедлил движение и повернулся в седле, чтобы посмотреть, что произошло.
Сначала ему бросилось в глаза, что король Сильварреста сидит в седле, кивая головой и вцепившись обеими руками в переднюю луку. Он тихо плакал, ловя ртом воздух, слезы потоками струились по его щекам.
Иом тоже сидела, странно согнувшись.
— Габорн, остановись. Нам нужно сделать остановку! — воскликнула она, схватив поводья коня, на котором скакал ее отец,
— Что случилось? — спросил Габорн.
— Ох! — вырвалось у Сильварреста.
— Наши Посвященные умирают, — ответила Иом. — Он… Не знаю, хватит ли у отца сил продолжить путь.
Габорн почувствовал, как на душу ему легла безмерная тяжесть.
— Боринсон. Мне следовало догадаться, — ошеломленно пробормотал он. — Прости меня, Иом.
Он подскакал к королю и взял его за подбородок.
— Вы можете скакать? Можете оставаться на коне? Вы должны! Держитесь! — он обхватил ладонями руки короля, прижимая их к передней луке. — Держитесь крепче! Вот так!
Король Сильварреста смотрел на него, вцепившись в переднюю луку.
— У тебя хватит сил скакать? — спросил Габорн Иом. Она кивнула с мрачным видом, устремив взгляд во тьму. Габорн пустил коня легким галопом, держась рядом с остальными. Король Сильварреста то смотрел на звезды, то следил взглядом за огоньками селений, мимо которых они проезжали.
Спустя пять миль на повороте король выпал из седла. Ударившись бедром, он соскользнул с дороги в грязную траву и остался лежать, тихо всхлипывая.
Габорн подошел, прошептал ему слова утешения и помог снова сесть на коня. Обхватил за плечи и весь дальнейший путь скакал сзади, придерживая его. Теперь король был в надежных руках.
36. Змеиное кольцо
Всю эту бесконечную ночь король Ордин нетерпеливо ждал появления сына. Это было нелегко — вот так ждать; труднее он не знал ничего.
Люди Ордина забрали из арсенала все двести тысяч стрел и отнесли на стены. С западной стороны на одном из переходов развели огромный костер — сигнал бедствия, взывавший к помощи всякого, кто заметит огонь или дым. Вплотную к костру поставили большие котлы с маслом, отчего замок вскоре заполнился едкой вонью.
Пятерым своим людям Ордин приказал отойти к северу на три мили и на вершине горы Тор-Ломан развести огонь, такой, чтобы его было видно с расстояния в двадцать лиг. Герцог Гроверман не откликнулся на зов Ордина. Может, хотя бы вид этих тревожных костров пристыдит его.
Незадолго до рассвета в замок и впрямь прибыли две тысячи рыцарей, посланные Гроверманом, и объяснили, почему задержались. Когда Гроверман узнал о падении
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});