Читать интересную книгу Граждане Рима - София Мак-Дугалл

— Но он не может остановиться, — спокойно ответил Марк. — Он должен продолжать начатое. И я хочу, чтобы людям было куда пойти. Хочу помочь ему.

Они сидели в зеленом имперском офисе окруженные росписями, изображавшими виноградные лозы и деревья в цвету. Фаустус кивнул:

— Знаю. И хочу, чтобы ты стал императором, как прежде хотел, чтобы им стал Лео. Я знаю, что ты собираешься делать. Но я не собираюсь делать этого, не собираюсь пустить все на ветер… — Он вздохнул и замолчал так надолго, что Марк подумал, уж не забыл ли он, о чем они говорят. — Я не создан для этого. И до тех пор, пока эти преступления не прекратятся…

Но как бы встревожены и опечалены они ни были таким поворотом дел, Марк с Уной не переставали улыбаться друг другу, изумленные и размякшие, почти не воспринимая того, что происходило вокруг.

— Бедняги, да им дурно сделается, когда они увидят тебя, — сказал Сулиен, когда они еще были в Атабии. Он был весь в напряжении, ему казалось, что они слишком медлят.

Неделю назад он виделся с Танкорикс.

Всем руководил Гликон. Он был мягок и сдержан. Просто невозможно было выразить, какой плачевной ошибкой представлялось ему все это дело. Пока процесс шел своим чередом, Сулиен испытывал растущее раздражение оттого, что требуется такая мягкость, чтобы уговорить Танкорикс сказать правду. Гликон нашел Танкорикс, она жила с мужем в Яовомагиусе, в Германии. Он миролюбиво переговорил с нею: от нее требовалось всего лишь сказать, что произошло на самом деле — что бы то ни было, — дать ему составить показания, подписать их, судья просто ознакомится с ними, с нею ничего не случится. Хотя правилами предполагалось, что ее муж или отец должны осуществлять надзор и представлять ее интересы, этого можно было избежать, если ей этого не хочется, тогда ее семья вообще ничего не узнает.

— Хорошо, — сказала Танкорикс, к крайнему удивлению Гликона. — Я приеду.

— Что вы имеете в виду? Вам вовсе незачем уезжать из дома.

— Я должна приехать и увидеть Сулиена, — воинственно сказала она.

— Нет, в этом нет никакой необходимости.

— Если я не увижусь с ним, я ничего не стану делать.

— Но мы не можем допустить, чтобы создалось впечатление, что он вас запугивает.

Танкорикс удивилась.

— Но он младше меня, — по-детски объяснила она.

И вот она приехала в Рим, и Сулиен встретился с ней в апартаментах судьи на Капитолийском холме.

Она не похожа была на замужнюю женщину. Она выглядела едва ли не моложе, чем когда он видел ее в последний раз, и была больше похожа на саму себя в унылом тринадцатилетнем возрасте. Ее кожа и волосы были словно подернуты какой-то вязкой, маслянистой пленкой: поредевшие волосы были зачесаны назад. На мгновение ему показалось, что она просто снова слегка пригорюнилась, но вдруг со внезапной ясностью и тревогой он увидел то, что было почти скрыто, чего не заметил бы человек, не обладающий наметанным взглядом врача.

— Ты не переживай, — кисло произнесла она, видя, как он на нее смотрит, и сверкнув взглядом, но не на него. — Все абсолютно законно. И вообще это не твое дело.

И все же все свежие краски ее лица сохранились, правда, просвечивая лишь изредка. Сулиену стало жаль ее.

И она вся дрожала, хотя и подняла голову с какой-то хрупкой бравадой.

— Ладно, — излишне громко сказала она. — Вот и ты, будем считать. Я не… говорила родителям, что ты меня изнасиловал. И так было понятно, чем мы занимались, верно? Это сделала мать нам в наказание. Даже, собственно, не нам, она говорила, что это вина отца, потому что он так с тобой обходился. Она говорила, что доверила ему меня и вот что случилось из-за того, что он тебя распустил, что заботился о тебе больше, чем обо мне.

Тут они взглянули друг на друга, оба чувствуя себя брошенными и испытывая боль, с одинаковым, как зеркальное отражение, видом. Сулиен терпеливо склонил голову. Просто надо было через это пройти. Когда он выйдет отсюда, когда она подпишет бумагу, все будет позади.

— Она заперла меня в своей комнате, — продолжала Танкорикс, — прежде чем тебя арестовали. И запирала еще несколько раз, пока улаживала дело с Эпимахом.

— Ох, — сказал Сулиен.

Казалось, Танкорикс в отчаянии.

— Да не охай ты — невелика разница, этим горю не поможешь. Нельзя же всегда быть таким добреньким, Сулиен. Меня-то она запирала, но распять должны были тебя. Тебе не кажется, что я могла бы постараться немножко побольше?

— Не знаю, — слабо произнес Сулиен.

— Отец не хотел, чтобы это случилось. Если бы мы были с ним заодно, он смог бы что-нибудь сделать для тебя. Вот что не пришло мне в голову. Я все умоляла, но это было все равно, что плакать в детстве, и я не ждала, что из этого что-нибудь выйдет. Я была так растеряна, мне казалось, неважно, что произошло на самом деле, все равно я ничего не могу поделать. Я могла бы открыть окошко и кричать об этом на крик. Но на самом деле мне хотелось, чтобы никто ничего не знал, иначе бы все кончилось… и я сдалась, струсила. Я поступила так же плохо, как и он.

— Он когда-нибудь что-нибудь говорил? — шепотом спросил Сулиен.

— Ему просто хотелось легкой жизни, — горько произнесла Танкорикс.

— Что ж, ему это было проще, чем тебе. А ты здесь, …ты — совсем другая…

Танкорикс изумленно перевела дыхание и с явной издевкой закатила глаза, хотя в них блестели слезы.

— Что ж… спасибо… ты совершенно… невыносимый человек, но все равно это очень мило, — она проглотила слезы и, слегка встряхнувшись, взяла себя в руки. — Между прочим, хорошо сработано, естественно я была очень этому рада.

Замужество было для нее практически карательной мерой — с такой скоростью оно совершилось, к тому же Танкорикс отослали насколько возможно дальше, вне досягаемости общества. Эпимах был старым приятелем Катавиния, не скрывавшим своих интересов уже несколько месяцев, однако — вплоть до того дня в Лондоне — Ирис считала, что Яовомагиус это глушь для Танкорикс, а Эпимах слишком для нее стар.

— Как там? — мягко спросил Сулиен.

Танкорикс вздохнула и жеманно пожала плечами. Лицо ее приняло лукавое и усталое выражение, и на какой-то миг оно снова похорошело.

— Скука там зеленая, ненавижу это место. Провинция, холода. Это все там, — она быстро взглянула на свой живот. — А теперь меня все время тошнит. Про мужа и не говорю — терпеть его не могу.

— Сколько ему?

— Сорок один.

Это было примерно то, чего он ожидал, и все же лицо его засветилось приязнью. Он снова посмотрел на ее живот и подумал: какой ужас, и если до сих пор он даже намеком не давал понять, что простил ее, то теперь эти его чувства готовы были излиться потоком.

— Именно, — сказала Танкорикс, стараясь казаться веселой, хотя в голосе ее звучало отчаяние. — Он ничего про тебя не знает и, уж конечно, не знает, что у меня кто-то был. Пришлось вымазать простыни красными чернилами. Мать велела.

Гликон откашлялся. Танкорикс заговорила тише, но чисто условно. Каждое ее слово было прекрасно слышно.

Ничуть не смутившись, Танкорикс грациозно повернулась к Гликону:

— Мысль о том, что никто не узнает… звучит не очень убедительно. Скажите прямо, в какой степени дело будет предано огласке?

Гликон попытался сдержать досаду.

— Но ваше имя в любом случае никогда не упоминалось публично. И поскольку вы сами согласились, что…

Но Танкорикс даже не дала ему закончить. Она бросила на него испепеляющий взгляд такой силы, словно все ее существо выразилось в нем:

— Все равно, мне со-вер-шен-но все равно! Можете растрезвонить хоть на каждом углу! Мне нет никакого дела до этих людей, и свой брак я защищать не собираюсь!

Сулиен тоже почувствовал себя вовлеченным в перепалку и встревожился:

— Слушай, может, не стоит…

— Что хочу, то и делаю! — от возбуждения Танкорикс вся засветилась, но то были предгрозовые зарницы. — В конце концов главное — правда! Оставляю мужа при его личном мнении, если уж ему это так не по душе. А что касается моих родителей…

Сулиен беспокойно переминался с ноги на ногу и, как будто кто его тянул, решил дать благоразумный совет:

— Я знаю, ты несчастлива, но надо быть осторожней..

— А вот и нет, — сияя, ответила Танкорикс, — и как раз сейчас я это окончательно поняла.

— Но когда ты вернешься…

Танкорикс задумчиво вздохнула:

— А я не вернусь. Я вообще никому не сказала, что еду. Хотела, правда, соврать, что навещу школьную приятельницу в Нарбо. Но не стала, просто приехала, почему — сама не знаю.

— Но что ты будешь делать?

— Не знаю, — расхохоталась Танкорикс. — Ребенка рожу! Увидишь, что тогда будет!

— Но я не хочу, чтобы у тебя все было плохо.

— Ради всего святого! — воскликнула Танкорикс в неподдельном изумлении. — Пожалуйста, не беспокойся о том, что я буду делать. Все равно всегда о тебя будут вытирать ноги, так уж мир устроен.