Читать интересную книгу Три страны света - Николай Некрасов

– Я ее послал купить мне красок, – отвечал Митя из-за перегородки.

– Уж, право, Митя, мне, признаться, не нравится, что ты ее стал так часто усылать из дому: она девушка молодая, чего доброго, еще встретится кто с ней да… Ох! – вскрикнула вдруг старушка: – что-то колет в грудь!.. Митя, вынь хоть ты мне фуфайку из комода: такой холод здесь!

– Истопить, что ли? а вы полежите, – сказал Митя, выглянув из двери.

Старушка горько улыбнулась и сказала:

– Истопить?.. ах, Митя, Митя! у нас еще вчера дрова все вышли.

В кухне послышался шорох. Митя кинулся туда, а старушка радостно крикнула:

– Катя, что ли?

Ответа не было. Из кухни слышался шепот. Старушка с беспокойством стала прислушиваться, и вдруг на ее лице показались сильное беспокойство. Она стала одеваться И крикнула:

– Митя! да с кем это ты говоришь?

Митя, бледный, вошел в комнату: руки его дрожали, губы как-то странно улыбались.

– Кто? Катя? – спросила мать.

– Нет!.. это… Дарья приходила… спрашивать, нужна ли она сегодня? – задыхающимся голосом отвечал Митя, стараясь повернуться спиной к матери.

– Она не нужна сегодня тебе? – радостно спросила старушка.

– Нет, нужна, – отрывисто отвечал Митя.

Старушка тяжело вздохнула.

Через десять минут все было прибрано старушкой, которая охала, что Катя долго нейдет и что у ней боль в груди.

Митя, не отвечая на вопрос "куда он?", накинул шинель и ушел. Через четверть часа Катя возвратилась домой, а вскоре за ней воротился и Митя. Старушка, поворчав, улеглась на диван, жалуясь на холод. Катя села шить, прибрав все в кухне и в комнате. Кушанье не готовилось, потому что не было дров. Митя сидел за работой, по временам вставал и ходил скорыми шагами за своей перегородкой. Вдруг сильный стук раздался из кухни. Старушка вскочила с дивана и кинулась туда, Катя, побледнев, тоже привстала, и Митя поспешно раскрыл свою дверь.

– Что, дома? – громко, насмешливым голосом спросил кто-то,

– Дома, пожалуйте к нему! – холодно отвечала старушка, возвращаясь в комнату. – Митя, к тебе пришли, – сказала она.

Позади старушки шла высокая, стройная женщина. Черты лица ее были неуловимы: оно было изрыто страшными рябинами; глаза дико блестели под нависшими веками, густые брови были местами как будто выжжены; черные волосы резко выставляли глубокие рябины на открытом лбу. Она как-то надменно улыбалась, идя позади старушки.

– Катерина Петровна, здравствуйте, – закричала, смеясь, высокая женщина и сделала было шаг к Кате, но старушка заслонила ей дорогу и, указывая на дверь к Мите, сказала:

– Нет-с, сюда!

– Я знаю дорогу! – нагло отвечала высокая женщина и опять крикнула Кате:

– Ишь, какая гордая! не хочет и поклониться мне! ха, ха, ха!

Митя распахнул дверь. Смех замер на губах высокой женщины: потупив глаза, молча вошла она за перегородку.

Старушка с ворчаньем улеглась снова на диван, а Катя, закрыв лицо шитьем, сидела неподвижно.

Высокая рябая женщина была та самая натурщица Дарья, которую старушка так не любила. Благодаря болтливости соседок старушка узнала, что Дарья была очень коротка с ее сыном еще до ее приезда в Петербург… Она боялась дальнейших последствий этой старинной связи.

За перегородкой слышалось шептанье и грубый смех Дарьи, в котором было что-то дикое и натянутое.

Не прошло часу, как Дарья громко сказала:

– Я устала и есть хочу!

– Еще хоть десять минут, – умоляющим и тревожным голосом сказал Митя.

– Десять да десять минут – вот тебе и целых полчаса! – бормотала Дарья.

Старушка, нахмурив брови, поднялась, вошла в кухню, и скоро застучала тарелками.

– Катерина Петровна! мне, что ли, ваша матушка-то готовит кушать? а? – тихо спросила Дарья, потягиваясь и выходя из-за перегородки. – Уф! что-то устала, да и холод какой у вас сегодня!

И Дарья повернулась спиной к Кате и сказала:

– Потрудитесь-ка застегнуть мне платье.

Катя, побледнев, с ужасом глядела в кухню.

– Ну, что же?

И Дарья захохотала.

– Дарья! перестань! ты не в трактире! – грозно сказал Митя.

– Господи, уж будто я не вижу, где я! разве нельзя и смеяться при его сестре? ишь, как важно! за завтрак хочет, чтоб я два часа сидела, да еще и не пикнула! Ну-с, а вы устаете, Катерина Петровна? – спросила Дарья у Кати.

Митя быстро выскочил из-за перегородки и закричал:

– Замолчи!

Дарья вся вспыхнула.

Страшен был взгляд, брошенный ею на Катю и на ее брата.

– Ну, что вы раскричались? – сказала она с презрением. – Разве я хуже, что ли, вас, да и она… что такое?..

И Дарья указала на Катю. Катя затрепетала и, слабо вскрикнув, кинулась к брату, который, обняв сестру одной рукой, другой указывал на кухню и грозил натурщице.

Вдруг старушка вошла в комнату и застала эту немую и странную сцену.

– Дарья! – покраснев и задыхаясь от гнева, сказала она. – Прошу убираться из моего дому; здесь живут честные люди!

Дарья вопросительно взглянула на Митю.

– Маменька! – произнес он с укором и ужасом.

Это невольное восклицание страшно раздражило старушку, и, вся задрожав, она закричала, указывая на дверь:

– Вон отсюда!

Дарья вздрогнула и дико оглядела всех; на ее рябом и безобразном лице мелькнула на одну секунду какая-то робость; она потупила глаза; но вдруг, будто сделав над собою усилие, она тяжело вздохнула и гордо подняла голову; лицо ее все задергалось, и она залилась диким и презрительным смехом, который потряс всех. Заметив это, Дарья одушевилась, глаза ее заблистали, грудь поднялась высоко от ускоренного дыхания, и, злобно глядя на старушку и ее детей, она сказала:

– Так я, по-вашему, нечестная женщина? а? так меня вы выгоняете из вашему дому?.. Уж если на то пошло, так знай же, что твоя…

С раздирающим криком "молчи!" Митя в эту секунду кинулся к Дарье, схватил ее за плечи и вытолкнул в кухню. Захлопнув дверь, он стал к ней спиной, как бы защищая вход, но он едва стоял на ногах, дико глядя на мать и на сестру, рыдавшую на груди старушки.

Все это так быстро совершилось, что старушка едва верила своим глазам. Опомнясь от первого испуга, она стала утешать свою дочь, горько рыдавшую.

– Полно, дурочка, ничего! так ее и надо проучить! ишь, как нос подняла, и диво бы кто, а то натурщица! уж известно, что за птица натурщица!

– Отчего ж… – вырвалось у Мити, но в то время Катя упала на колени перед матерью, и он замолчал в каком-то новом испуге.

– Митя! – закричала старушка. – Господи! что это с ней?.. Боже мой! это все она, скверная женщина, перепугала ее!

Катя ломала руки, била себя в грудь и страшно рыдала у ног матери, которая тоже заливалась слезами, продолжая бранить Дарью и всех натурщиц.

– Митя! видишь, что она наделала? не позволяй ей больше приходить!

Митя, бледный, с блуждающими глазами, в каком-то ожидании смотрел на сестру. Он вздрогнул при словах матери и с презрением сказал:

– Это последний раз, что она была здесь!

Через час в комнате с замерзшими окнами все было по-прежнему. Бедным людям даже некогда предаваться долго своему горю. Катя, еще с красными глазами, шила у окна. Старушка бодрилась и тоже взяла свой чулок. Только Митя лежал за перегородкой и поминутно кашлял. Об обеде никто и не упоминал.

Старушка поминутно поглядывала на свою дочь, которая, заметив это, еще усерднее шила.

– Катя, хочешь кофею? – спросила старушка.

Катя с удивлением посмотрела на мать. Кофей в их хозяйстве считался роскошью. Теперь старушка желала сколько-нибудь развеселить свою дочь.

– Нет-с, я не хочу! – отвечала Катя.

Через несколько времени старушка сказала:

– Господи, что это так мне сегодня хочется кофею!

И побрела в кухню.

Катя улыбнулась вслед ей, поняв ее хитрость.

Вечером, как только послышались печальные звуки "Лучинушки", Митя накинул шинель и вышел из дому. Он шел очень скоро и через полчаса вошел в раскрытую калитку каменного дома. Пройдя пустой и огромный двор, он подошел к деревянной лачужке, спустился несколько ступенек по каменной лестнице и раскрыл дверь. Холодный воздух в минуту наполнил всю комнату. Митя закашлялся.

– Кого нелегкая принесла? – крикнул кто-то.

Пар поднялся вверх, и яркий огонь на тагане осветил грязную маленькую кухню. Безобразная горбатая старушонка, с седыми волосами, выбивавшимися из-под черной косынки, стояла у огня и что-то ворчала, шевеля подбородком, который выдавался клином.

– Дарья дома? – спросил Митя.

– А кто ее знает! – крикливо отвечала старушонка, мешая что-то в горшке. – Я сама не была дома. Машка, а Машка! дома Дарья? – закричала старушонка, заглянув на печь, которая была увешана сухими травами и какими-то кожами.

– Дома; а что? – отвечало точно такое же безобразное и старое существо, которое, сидя на печи, гадало в, карты.

– Мне нужно ее видеть, – сказал Митя.

– Лучше приди завтра: чай, не узнает и родного отца теперь! – со смехом отвечала та, которую товарка ее назвала Машкой.