Проседающий под подошвами мостик? Он такой уже не первый десяток лет.
Поперхнулся пивом? Нечего дергаться на крики за стеной, точно курсант-второгодка.
Споткнулся и едва не напоролся на штырь? Под ноги надо было смотреть; будь рядом Хауэр – совершенно справедливо устроил бы нагоняй за рассеянность и неуклюжесть, ибо готов должен быть ко всему и всегда, вне зависимости от ситуации, и уж точно не должен поскальзываться на уличном мусоре…
Едва не ошпарился маслом? Меньше надо думать о лестницах и больше смотреть, куда идешь.
Черепица, рухнувшая на голову? Так ведь не на голову. Успел увернуться. Как и от тележки с грузом. Почему? Потому что как раз здесь выучка сработала: был готов вообще, именно ко всему, а не ждал конкретной опасности от безопасных предметов и ситуаций. Потому что не цеплялся мыслями за ненужное. Потому что не пытался увидеть то, что могло бы быть, но чего не было. Потому что не пугался заранее…
Крыша трактира чинится в должное время. Хозяин здесь дотошный и аккуратный. Скрипящая вывеска не рухнет по той же причине. Район тут приличный, и все дома в отменном состоянии, поэтому идти под самыми скатами, вдоль стен, можно спокойно.
Старая липа, покореженная молнией… Хозяева все-таки решили срубить ее, и сейчас двое горожан (отец и сын, хозяева дома?..) вовсю орудуют топорами… Мимо можно и нужно пройти спокойно. Летящие щепки – слишком мелкие, чтобы причинить вред. Липа обрублена недостаточно для того, чтобы упасть и придавить своей тяжестью. Топоры из взмокших ладоней не вылетят и не вонзятся в проходящих мимо майстера инквизитора и ведьму.
Почему?..
Потому что этого просто не будет.
Потому что дом, люди, липа, мелкая щепа и топоры в руках – реальность. Все остальное – фантазия. Ненужная. Лишняя. Глупая…
Глава 25
Мир был похож на сон и вместе с тем реален, как никогда. Мир словно разделился на две части: одна была ощутимой, зримой, материальной, а другая – зыбкой и колеблющейся, почти призрачной, словно дым, и эта вторая его половина норовила затянуть в себя и заставить жить по своим правилам и законам – когда все может измениться разом и неожиданно, когда может случиться что угодно и в любой миг. Временами от напряжения и попыток не позволить себе поддаться, расслабиться, погрузиться в этот морок начинала снова болеть голова, а где-то в глубине подспудно шевелился червячок сомнения – а долго ли, в самом деле, так можно продержаться? Хватит ли сил человеческих для противостояния надчеловеческому? И где он – предел этих сил…
Город сейчас напоминал искусно сделанную игрушку – огромный ящик, в котором крутились какие-то шестеренки, открывая и закрывая окна и двери, двигая по небу светильник солнца, приводя в движение человеческие фигурки, которые неким неведомым образом производили звуки и складывали их в слова. Им можно было задать вопрос и услышать ответ, можно было просто наблюдать, глядя на все, что происходит внутри ящика, со стороны, отмечая зависимости и взаимосвязи, и главное было – не дать себе поверить в то, что и сам тоже находишься в том же ящике с высокими стенами и потолком-куполом, потолком-сетью, из-под которой не выбраться…
И без того немногословная Нессель была сегодня и вовсе необычайно молчалива – за весь день она лишь задала несколько коротких вопросов и на пару ответила сама, явно чувствуя, что не стоит нарушать то состояние полусна, в котором пребывал сейчас майстер инквизитор. Временами Курт ловил на себе ее пристальный взгляд, который, казалось, пытался проникнуть насквозь, прощупать душу, что-то отыскать в ней, что-то увидеть – что-то, не видимое телесным очам, и, судя по задумчиво нахмуренному лбу, ничего из того, что искала, что ожидала увидеть, ведьма так и не увидела…
День тянулся нескончаемо долго и вместе с тем словно пролетел за один неуловимый миг; множество дел, мыслей и слов слились воедино, как то бывает во сне, когда за несколько минут успеваешь прожить целую жизнь со всеми ее перипетиями, провалами и взлетами. Отдаться во власть подлинного сна Курт не рискнул – он сомневался, что по пробуждении сумеет вновь уловить ту ниточку, за которую держался сейчас и которая позволяла ему вычленять эти невидимые и, откровенно говоря, плохо осознаваемые, понимаемые лишь краешком сознания, связи и закономерности. Нессель прилегла ненадолго, проспав около часа – прямо в платье, поверх застеленной кровати; Курт же, чтобы чем-то занять время и мозг и вместе с тем не оторваться от реальности вовсе, вынул из дорожной сумки шифровальное Евангелие, раскрыл его на первой попавшейся странице и провел этот час, перечитывая Благую Весть от Иоанна. Слова входили в сознание, задерживаясь там лишь на несколько мгновений, и испарялись, как вода под солнцем, оставляя после себя трудно определимое и объяснимое ощущение спокойствия и уверенности…
После легкого, необременительного ужина майстер инквизитор со спутницей заказали еще по кружке пива, тут же уплатили за него и остались сидеть за столом, невзирая на то, что трапезная зала была заполнена, свободных мест едва хватало, а подсаживаться за стол к инквизитору добрые граждане отчего-то не желали. Владелец поначалу пытался делать недвусмысленные намеки, потом лишь косился, но в конце концов махнул рукой, разумно рассудив, что как постоялец Курт куда ценней всех посетителей, вместе взятых, и спустя несколько минут позабыл о нем. Необычайно многолюдное собрание, судя по долетающим до их стола обрывкам разговоров, обсуждало сегодняшний суд и весьма скорый приговор: две трети задержанных за расправу на мосту были приговорены к повешению как прямые соучастники убийства. Проникнувшись проповедью своего пастыря, ратманы, видимо, решили стать святее Папы и отвесили подсудимым по полной. Курт, откровенно говоря, рассчитывал, что светские власти обойдутся в худшем случае парой-другой смертных казней, да и то вряд ли, а скорее штрафами, порками да тюремными сроками, учитывая, что покойная Ульрика и так неплохо отомстила за себя сама, однако вмешаться в процесс теперь уже не мог; разве что, можно было попытаться повлиять словесными увещеваниями… Но в любом случае не сегодня. Сегодня все силы требовались для другого.
Когда не только хозяин «Ножки», но и посетители перестали обращать внимание на сидящего в дальнем углу майстера инквизитора, он осторожно, почти одним взглядом, кивнул ведьме на дверь и, медленно поднявшись, неспешно вышел.
Улицы уже пустели, и обратить внимание на то, как Курт и Нессель тут же свернули за угол трактира, уйдя с больших улиц, было некому. К дому покойного судьи они не пошли – сделав еще пару поворотов, забрались в паутину дворов и проулков, спустя несколько минут блужданий очутившись на окраине неблагополучного квартала Бамберга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});