— Ухххх, — выдохнула лекарка. — Успели.
Тагран выздоравливал медленно и трудно. Первые дни трясся в лихорадке, бредил, а приходя в себя, хрипло и зло ругался. Но бабкина мазь и правда стоила затраченных на нее усилий: укусы не загноились, воспаленная багровая пухлость скоро с них спала, варвар перестал гореть в жару, и лекарка сказала с облегченным вздохом:
— Теперь встанет.
Но пока Тагран вставал только с помощью бабки и Сай, едва передвигая ноги и обливаясь холодным ознобным потом. И собственная слабость была ему откровенно ненавистна.
Паола думала, она представляет, насколько невыносим болеющий воин. Оказалось — нет. Тагран огрызался на каждую попытку помочь, рычал на каждый взгляд, в котором ему чудилась жалость. Бабка и Сай, обе острые на язык, в долгу не оставались, так что жизнь стала, на вкус Паолы, чересчур шумной.
— Ты на него не обижайся, — сказала как-то Сай, когда Паола сбежала от очередной перебранки за дверь.
— Я не обижаюсь, просто по тишине соскучилась. — Паола не оглянулась на шаманку: взгляд зацепился за багровую полосу облаков у самого горизонта и никак не мог оторваться. Будто пожар в небе…
— Он глупый. Все воины глупые, когда болеют.
— Я знаю. — Паола невольно улыбнулась. — Помню. Он, наверное, хороший воин.
— Лучший! — жарко заверила Сай.
— А говоришь, не любишь, — поддразнила Паола. В голосе шаманки ей услышалось больше, чем просто дружеское чувство.
— Глупо любить того, с кем не будешь вместе, — серьезно ответила шаманка. — Я бы и рада, но он не моя судьба, и я — не его. Не хочу нам с ним лишней боли. Лучше просто дружить.
— Мудрая Сай. — Паола хихикнула. — Хорошо знать суженого заранее. Я тоже так хочу.
Шаманка слегка пожала плечами:
— Я не знаю. Никто не знает. Не-судьбу определить можно, а судьба — она просто приходит. Не поспоришь и не убежишь. Ты вечером напомни, расскажу, как бывает.
— А сейчас?
— Некогда, — отмахнулась Сай. Подхватила гревшийся в углях очага медный котел, нырнула за занавеску. До Паолы долетел обрывок Таграновой ругани.
Девушка присела у очага, протянула руки к горячим углям. Подумала; так странно. Дом из войлока, постель на полу, очаг на улице. Хлеб приносят из становища женщины, и что за хлеб — тонкие, тряпочного вида лепешки и рвутся, как тряпка. И хранятся хоть сколько. Мясо вялят на солнце или коптят в дыму, а потом так и едят — это тоже если в дорогу или хранить надо. А свежее жарят прямо в углях, очень даже вкусно. Сыр похож на отжатый спрессованный творог, только соленый сильно. Но это хорошо, смело можно в дорогу брать, не испортится. Бражку гонят из кобыльего молока. Вот казалось бы, что там в молоке может быть? А Сай говорит, крепкая бражка, воинов с ног валит.
Все не как у людей. А все равно — люди как люди. Такие… обыкновенные! Понятные, куда понятней тех же гномов.
С тех пор, как постель Паолы занял Тагран, она спала с шаманкой. Девушки взяли в привычку болтать по вечерам; бабка ругалась, мол, мешаете, балаболки, но всерьез не сердилась. Так, для порядка. Паола полюбила эти вечера: на каждое «так бывает» у мудрой Сай находилась история, и с каждой такой историей Паола все больше узнавала о жизни в степи.
— Так вот, — начала Сай, — про судьбу и не-судьбу. Оно по-разному бывает, но знаешь, когда у меня будет дочь, я ей что расскажу? Про одну глупую красавицу, которая ждала судьбу. Отказывала тем, кто звал ее за себя, хоть там были и вожди, и великие воины. Думала, судьба — это счастье, и надо ждать.
— Ты тоже отказываешь, — сказал вдруг Тагран.
— Да, — согласилась Сай, — но не потому, что не вижу судьбу, а потому что вижу не-судьбу. И еще, я проверяю оба направления.
— Это как? — не поняла Паола.
— Ну как, я ж тебе говорила как! Если он не моя судьба, а я — не его.
— А бывает, что…
— Конечно! Ты дослушай, поймешь.
— Она все-таки встретила свою судьбу?
— Встретила, да. Только вот беда, не любовь обещала та судьба и не счастье. У судьбы оказались кривые клыки и когтистые лапы. Один удар — и все, отбить ее отбили, а спасти уже никто бы не сумел.
Надо запомнить, подумала Паола, это у нас — «суженый», а их «судьба» и «не-судьба» не только к будущему мужу относятся. Хотя, спохватилась, зачем запоминать? Мне тут всяко замуж не идти, пусть и не надеются. Подаренные гномом руны толкнулись в грудь, сердце кольнуло тревогой.
— Что толку в предсказаниях, — невольно поежившись, пробормотала Паола.
— Вот это верно, — подала голос бабка Тин-лу. — Предвестия да знамения только башку морочить и могут. Шагу в простоте не ступишь, одно гадать станешь, от какого твоего чиха оно сбудется, а от какого нет.
— Гном то же самое говорил, — припомнила Паола.
— А потому что мудрость она у всех мудрость, — фыркнула бабка. — Это только дураки везде разные. Давайте спать, балаболки.
Раз о себе напомнив, гномьи руны так и не пошли из мыслей вон. Может, в предсказаниях и мало толку, и вовсе вреда больше, чем пользы, да только попробуй прогони из головы! Гном советовал доставать иногда. Глядишь, мол, подскажут чего…
Промаявшись день и другой, на третий Паола ушла за палатку, на солнечную сторону, села в траву и вытряхнула из мешочка обе руны. Положила на ладонь одну рядом с другой — так, как лежали они когда-то на столе у гнома. Ну, что новенького скажете? Работает ли вдали от гор мудрость Вотана?
«Спутник» в дереве и «путь» в железе. Спутник на путях войны, который может спасти, или погибнуть за тебя, или вы оба, или никто… и еще, спутник в дереве, под знаком жизни — это не обязательно спасение. Голову сломишь! Это если она еще правильно запомнила гномьи откровения.
Сай подошла неслышно, присела рядом.
— Что у тебя тут, Ола?
— Вот. — Паола протянула ладонь.
Шаманка не стала прикасаться. Провела ладонью поверху, словно ощупывая воздух над рунами. Нахмурилась, чуть склонив голову набок.
— Сильные. Почему не носишь?
— Я ношу, — Паола показала мешочек, — на шее. Как дали.
— Неправильно носишь, — качнула головой шаманка. — Открытыми надо, а то силу запираешь. Странный тот, кто тебе их дал, если помочь хотел, почему не объяснил, как надо?
Паола пожала плечами и рассказала про гнома-отшельника во всех подробностях. Так, наверное, понятней будет. Нечего встревать между двумя мудрыми со своими домыслами.
Теперь Сай все-таки прикоснулась к рунам. Взяла сначала деревянную, «спутник». Погладила, улыбнулась нежно:
— Доброе обещание. Если сбудется, любое зло переломит.
— Хорошо бы сбылось, — вздохнула Паола.
— А эту, — Сай уже взяла вторую, «путь», — сильный колдун делал. Мощная очень, аж пальцы обжигает. Научишься ее слышать, отовсюду верный путь укажет. Одно плохо, кровь на ней. Очистить надо. Иначе рано ли, поздно, а достанет.
Паола поежилась.
— Я могу, — сказала Сай, — сделаю. А эту… ну-ка, дай, — всего несколько мгновений понадобилось шаманке, чтобы оплести деревянную пластинку тонким кожаным шнурком. — Вот так. На шею повесь.
— Не потеряется? — Паола повертела руну в руках, разглядывая переплетение шнурка.
— Обижаешь! — Сай усмехнулась, легко поднялась на ноги. — Эту завтра верну. Ночью не выходи, шаманить буду.
Паола продела голову в шнурок; деревянная пластинка скользнула под ворот рубашки. Пусть сбудется, молча попросила Паола. Пожалуйста.
Вторую руну Сай вернула утром. Оплела шнурком на тот же манер, что и первую, сама повязала Паоле на правое запястье.
— Так и носи.
Зевнула:
— Повозилась я с ней. Дура была, когда сказала тебе, что неправильно носишь. Так бы она тебя давно убила. Те твои гномы, наверное, мудрость знаков знают, а силу духов — нет.
Первое время металл холодил кожу; потом Паола привыкла. Тревоги стальная руна больше не вызывала.
В этот день взгляд Паолы снова зацепился за багряную полосу облаков вдоль горизонта. Точно там же, где и прошлый раз; но тогда девушка списала необычный цвет на закат, а теперь… Полудня нет еще!