— Расскажи.
— Их шестеро у тебя.
— Что?! — Паола перепуганно дернулась. — Сколько?!
— Чего ты испугалась? Среди них нет злых или обиженных. Ты добрая, — Сай улыбнулась, — я сразу поняла, по мертвым такое лучше всего видно.
— Я не понимаю, — прошептала Паола, — совсем ничего уже не понимаю.
Сай задумчиво подергала вплетенный в косу ремешок — точно тем движением, поняла вдруг Паола, как Хетта дергала прядку волос, когда была чем-то растеряна или озадачена.
— Твои мертвые, — медленно подбирая слова, начала объяснять Сай, — не те, кого ты любила. Когда умирает тот, кого любишь, это твоя боль, не его. Ты можешь уйти за ним, если слишком больно. Но не можешь привязать его к себе.
— Привязать? Мертвого?
Шаманка усмехнулась невесело:
— Я расскажу тебе потом, как бывает. Пока о своих слушай.
Паола кивнула.
— Твоим мертвым становится тот, кто любил тебя. Или не любил. Или… — запнулась, подбирая слово, — еще что-то. Любое чувство, главное — сильное. Сильнее смерти. Тот, кто тебя любил, будет защищать. Кто ненавидел — вредить. Понимаешь?
— Не очень, — призналась Паола. — То есть… Я понимаю, просто представить не могу. Всегда думала, что мертвые просто уходят.
— Некоторые уходят. Нет, все уходят — когда-то. Когда ты умрешь, твои мертвые уйдут. А ты можешь остаться. С кем-то, кого любила или ненавидела.
— Охранять или вредить? — Паола поежилась. — Как-то это все… странно.
— Тебя охраняют. — Сай обвела жилище рассеянным взглядом. — Ты не видишь, давай я расскажу. Может, узнаешь их, лучше поймешь.
Паола вцепилась в одеяло и придвинулась ближе к Сай.
Взгляд шаманки остановился в одной точке, став странно пустым: вроде на Паолу смотрит, а мимо. Голос упал до чуть слышного шепота.
— Рядом с тобой держатся двое. Они похожи, как братья, одно лицо, только внутри разные. Такие… — Сай сделала неопределенный жест, словно очерчивая Гидеонову лохматую шевелюру.
— Я поняла, — всхлипнула Паола, — я знаю.
— Один любит. Сильно любит, очень. Сильно бережет.
— Гидеон. — Слезы закапали на одеяло, Паола вытерла глаза, сердито шмыгнула носом.
— Он немножко рад, что ты не полюбила в ответ. Ему хватает знать, что могла бы. Он думает, тебе так легче.
— Дурак, — прошептала Паола — и вдруг, сама того не ожидая, сорвалась на крик: — Слышишь, дурак, дурак! Всегда сам решал, как мне лучше будет! Хоть бы раз спросил!
Сай нашла ее ладони, сжала:
— Не плачь. Он хотел как лучше, а теперь ничего не изменишь. С мужчинами часто так.
— Я и не хочу плакать, — буркнула Паола. — Оно само. Как вспомню, так и…
Сай покачала головой. Вздохнула.
— Глупая ты. Он мужчина, воин, он не умеет по-другому.
— Слушай, — вскинулась вдруг Паола, — как ты так точно знаешь? Ты говорить с ним можешь? Спросить можешь?
— Спросить не могу, моей силы не хватит. Не знаю, как тебе сказать, чтоб поняла. Просто я их вижу. Они не как живые, их видишь по-другому. Я вижу, что чувствуют, понимаешь?
— Жаль…
— Они могут что-то сказать, тогда я могу услышать. А могу и нет, как повезет. Но мертвые редко говорят.
— А они нас слышат?
— Не знаю. — Сай пожала плечами. — Дальше или хватит?
— Да, давай.
Шаманка помолчала, вглядываясь. По спине Паолы пробежал озноб: опустевший взгляд Сай тревожил ее. Даже предсказательницы не смотрят так, настолько в никуда.
— Второй не любит.
— Знаю.
— Его держит вина.
Что?! Фабиана?.. У Паолы даже слезы куда-то делись. Всевышний, какая вина?! За что?
— Он должен был уберечь тебя, а не уберег, так ему кажется. И еще, я думаю, ему стыдно. Он сильно горевал о брате, а ты напоминала.
Паола кивнула:
— Понимаю. Он мне тоже напоминал. Нам с ним не надо было соглашаться идти в этот поход, мне нужен был другой спутник. А мы… — Махнула рукой, подхватила сползшее одеяло. — Ладно, теперь уж чего. Он и себя не берег, смерти искал, я понимала, видела, а сделать ничего не смогла. Тоже виноватиться?
— Ты хочешь за других решать, что для них лучше?
Паола горько хмыкнула:
— Да, это ты хорошо сказала. После того, как я на Гидеона…
— А, поняла? Вот и думай теперь.
— Умная ты…
— Нет. — Сай тихо засмеялась. — Я не умная, я мудрая. Все шаманки мудрые, даже которые полные дуры.
— Ерунда какая-то получается. — Паола не выдержала, тоже рассмеялась.
— Так бывает, — кивнула Сай. — Я тебе после как-нибудь расскажу. Если захочешь. А, еще одно. Этот, второй, уходит иногда. К кому-то еще. И там он злой.
Паола поежилась. Ей не хотелось знать, кого ненавидит Фабиан. Не ее, и хвала Всевышнему. Но вдруг подумалось: если все это правда, если мы живем, не зная, как наши мертвые помогают нам или мешают… а если из-за его ненависти кто-то погибнет, проиграет бой, не сумеет остановить врага?
— Скажи, Сай, а они… ну, мертвые… они понимают, что делают?
— Конечно! Почему ж нет.
Тогда, подумала Паола, Фабиан не станет вредить. Он же не хочет, чтобы Империя проиграла войну?
— Только, — добавила Сай, — вот ты, живая, всегда понимаешь, какое именно будущее создает твоя любовь или твоя ненависть? Какой твой шаг приведет к добру, а какой к беде?
Мне это уже говорили, вспомнила Паола. Что толку в предсказаниях, если мы слепы, выбирая путь. Пробормотала:
— Я просто не хочу думать о нем плохо.
— Так не думай.
— Знаешь, когда они оба были живы… они чудесные были, оба. Такие веселые. С ними было так хорошо. А потом… Знаешь, мне кажется иногда, что это все неправда. Не могли они погибнуть. Не должны были.
Сай ничего не ответила. Помолчала, прикрыв глаза. Потом вдруг сказала:
— Третья — как ты.
— Как — как я? — не поняла Паола.
— С крыльями. И добрая очень.
Кольнуло сердце:
— Хетта?..
— Она улетает и прилетает. У нее много тех, рядом с кем хочет быть. Всем помочь хочет. Боится за всех. Она рада, что смогла остаться и хоть так помогать.
Хетта…
— Она такая, — прошептала Паола. Стало грустно и немного стыдно: эта потеря уже почти стерлась из памяти. Слишком много всего пережили с тех пор…
Сай вдруг вскочила, сказала:
— Хватит о мертвых. Вставай.
— Зачем?
— Они хотят, чтобы ты жила, вот зачем! Пойдем жить, Паула.
— Паола.
Сай отмахнулась, вздернула Паолу на ноги, подставила плечо:
— Одета? Хорошо. Опирайся, пойдем.
Кожаная занавеска отлетела в сторону, в лицо Паоле ударил холодный, остро пахнущий полынью ветер.
— Гляди, солнце сегодня какое.
Паола послушно запрокинула голову. Взгляд утонул в синеве — яркой, даже ярче, чем дома. Вспомнилось вдруг: «Иногда нужно просто глядеть в небо».
Под крыльями резануло болью.
— Я никогда больше не взлечу, — сказала Паола. — Ни-ко-гда.
— Погляди на меня, — попросила вдруг Сай.
Паола обернулась к шаманке, вгляделась, словно впервые видит. Скуластое загорелое лицо, серо-зеленые глаза, чуть вздернутый нос, резкая линия губ… На голову накинута капюшоном клыкастая волчья морда, белая шкура едва прикрывает плечи, оставляя грудь полуголой. Темные косы перетянуты кожаными ремешками, золотые амулеты сверкают, костяные тускло белеют. На шее горит под солнцем алый камень. Такая чужая, но…
Вырвалось вдруг:
— Ты такая красивая!
— Ты тоже, — усмехнулась шаманка, — только худая очень. — Помолчала, добавила серьезно: — Я тоже никогда не взлечу. Ну и ничего.
На следующий день Паола спросила про Фабиана. Почему-то казалось важным узнать, как умер. Паола знала, он предпочел бы в бою — и уж ни в коем случае не пленником.
Сай пожала плечами. Предложила:
— У Таграна спроси, он там был. А я не знаю, нам с бабкой как тебя сгрузили, так и носа наружу не высовывала.
— Тагран это кто?
Шаманка усмехнулась:
— Придет, познакомлю. Вдруг все-таки полюбится.