— Там — реактор, — указал на одну из дверей Ставицкий, — он точно в рабочем состоянии, но его надо запустить. Кто со мной? Нужна будет грубая физическая сила. Там, за дверью должны быть защитные комбинезоны. Хотя в нашем положении толку от них, как от козла молока.
Павел не то поднял, не то махнул рукой, мол, показывай, что куда поднять и где нажать. Позже к ним присоединился Алексей и вскоре в помещении загорелся свет, но это, по словам Ставицкого, было лишь начало и чуть ли не самая легкая задача, которую им удалось решить. К тому же свет периодически моргал и где-то за панелями раздавался подозрительный треск.
Необходимо было подготовить к запуску генератор волн, для чего Ставицкий разложил на столе принесённые документы и стал внимательно их изучать, время от времени делая записи на чистом листе бумаге. Влад представил, с какой скоростью и какие задачи сейчас решает мозг учёного.
Периодически он давал указания, и пограничники выходили в другие помещения, чтобы повернуть очередной переключатель или нажать на кнопку. Влад, тем временем, с фонариком в зубах лёжа на спине под очередным прибором, перекидывал клеммы с места на место, переставляя провода из одних разъёмов в другие, тупо выполняя указания учёного.
В какой-то момент, они все собрались в центральном помещении, где уже сам Ставицкий сидел в размышлениях над открытым в полу люком.
— Так, что там у нас, — обратился Алексей к учёному, — запустится?
Ставицкий почесал голову, в люк, на пол посыпались волосы.
— Должно.
Из люка вылез Влад, держа в руке гаечный ключ.
— Всё, сделал, как сказали.
— Хорошо, — кивнул Ставицкий.
Влад сел рядом на пол, усталость валила с ног, задумался.
— Я вот, что хочу понять: ну запустим мы этот генератор волн, что бы это за волны ни были. Но я-то вам зачем? Тащить меня через полстраны… Вы бы быстрее сами добрались сюда. Или в Саров бы успели, если бы не искали меня. Только давайте сейчас, как есть говорите.
Ставицкий гляну в сторону капитана.
— Объясните ему, — махнул рукой пограничник. — У вас лучше получится. А мы пока отдохнём, что-то совсем сил нет.
Ставицкий, вытащив из люка в полу нечто, более всего походившее на большой аккумулятор, и поставив его рядом на пол, уселся на старое истёртое кресло на колёсиках и начал говорить.
— Уж не знаю, как капитан догадался, — учёный произнёс это с явным уважением в сторону Алексея, — но твоя роль, Влад, в этом деле далеко не праздная и тащить тебя в такую даль, охраняя жизнь, как зеницу ока, было просто-таки необходимо.
Он подался вперёд и его тон приобрёл заговорщицкие нотки. А Владу заметил чёрные круги под его глазами и тёмные с красным, почти чёрные пятна на его лице. Неужели и он сейчас так выглядит?
— Всё дело в твоих снах и видениях, которые, помимо прочих событий, ты имел привычку записывать в своём дневнике. Помнишь, я об этом с тобой ещё в поезде пробовал говорить. Я тогда сам не всё понимал, но когда переговорил с капитаном, то всё более-менее встало на свои места. Ведь, про то, что с ним случилось… — Ставицкий осёкся, словно сказал не то, что должен был, но тут же продолжил, — тот эксперимент, в котором он с коллегами участвовал он и был направлен на то, чтобы, так сказать, поймать отголоски другой возможной реальности.
— Это я уже понял, мне только не понятно…
— …почему наши друзья-пограничники не почувствовали никакого эффекта от пребывания в камере? — перебил Ставицкий.
— И это тоже, — задыхаясь, подтвердил Влад. У него всё чесалось, а в груди продолжало нестерпимо жечь. Каждый вдох давался с трудом, а выдох наоборот был очень лёгким, будто на грудь положили мешок с песком.
Ставицкий назидательно поднял указательный палец.
— Потому что они ещё не испытали перехода, — выдержав драматическую паузу произнёс он. — А вот когда они оказались, так сказать, здесь, в этом новом состоянии пространства-времени, они сохранили память о том, другом, состоянии Вселенной. Вплоть до мелочей, на которые только способна человеческая память.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Допустим, а что тогда со мной не так. Ведь я не проходил ту же процедуру, что и они.
— А вот это очень интересный момент. И связан он, как я полагаю, с тем, что в какой-то момент Вселенная может пребывать одновременно сразу в нескольких состояниях, которые для неё, по большому счёту равнозначны, ну, плюс-минус. Наступает точка бифуркации, выход из которой может быть как таким, так и другим.
— Но мои сны, или видения… дневник, мы говорили о них.
— Да, — закивал Ставицкий. — Я выслушал капитана Плетнёва и пришёл к выводу, что ты, дорогой товарищ, видел не просто сны, ты описывал жизнь из другой реальности.
Ответ, в принципе, уже был понятен и без слов, но Влад решил его всё-таки проговорить.
— Я что, тоже проходил через эту камеру? — он устало кивнул в сторону массивной металлической двери.
То, что это был аналог той камеры, в которой согласились посидеть пограничники, он уже не сомневался.
Ставицкий проследил за взглядом собеседника.
— Скажем, такая вероятность имеется. И учитывая то, с каким горячим желанием тебя и наших друзей из погранслужбы хотели прикончить, применяя всё вплоть до ядерного оружия… Да, я склонен в это верить.
— Верить, — задумчиво повторил Влад, глядя в пол. — Учёный должен не верить. Учёный должен знать.
— Ну, прям! — всплеснул руками Ставицкий. — В нашем деле, знаешь ли, тоже нельзя без веры. Без веры в результат. Сначала ты веришь, что твоя гипотеза верна. Потом веришь, что найдешь ей теоретическое обоснование, потом — что сможешь реализовать теорию на практике.
— То есть я помню ту, правильную реальность потому, что проходил через эту камеру в этой реальности, — констатировал Влад.
— Типа того, — Ставицкий отхлебнул из фляжки. — Это особое место, Влад. И ты своего рода связываешь обе реальности. Примерно так же, как твои товарищи пограничники, но в то же время по-другому. Всё-таки они сначала прошли процедуру, а потом оказались здесь, а ты должен её пройти, чтобы оказаться там. И есть вероятность того, что запуск генератора с тобой, пока ты будешь в камере, вернёт всё на круги своя.
— Всего лишь вероятность?
— Как ты, правильно заметил, я — учёный, и исхожу из того, что исход того или иного события всегда может оказаться не совсем таким, как мы того ожидаем. Просто потому, что всегда можно забыть учесть какой-нибудь важный фактор. Понимаешь?
— Понимаю.
— Но я верю, в то, что у нас должно получиться, — завершил мысль Ставицкий. — Ты, кстати, помнишь, когда впервые стал видеть видения?
— Вы же уже знаете, зачем спрашиваете?
— Так, из вежливости, — сморщился Ставицкий. — Но для порядка я озвучу: видеть ты их стал, когда началась война. Ты ещё стал плохо спать, о чём ты и написал в своём дневнике.
— Я смотрю, его уже успели прочитать все, кому не лень, да Лёша? — Влад шмыгнул носом, обращаясь к капитану, который сидел у приборной панели и, казалось, готов заснуть. — Только ведь не ошибусь, если скажу, что тогда многие перестали спать спокойно. Так себе зацепка.
Слова Влада заставили Алексея разомкнуть веки. Он полез за пазуху и достал порядком истрёпанный дневник.
— Прости, так было надо. На, держи свой дневник Апокалипсиса, — он попытался добросить его до Влада, но книжица упала, не пролетев и половину нужного пути.
— Но кое-что ты описал очень правдоподобно, события, о которых знал Алексей и Павел, когда пребывали в другой вселенной. Это хоть как-то объясняло то, что наши противники пытались убить всех пассажиров того злополучного поезда.
— Они знали, что на нём есть тот, кто может связать обе вселенные, — вдруг подал голос Алексей, — но, видимо, не знали, кто именно. Иначе не стали бы заморачиваться с истреблением всех пассажиров.
Пограничник затряс головой, приводя себя в чувства. У Влада вертелся какой-то вопрос на языке, мысль, которую он только что хотел озвучить, но реплика капитана его сбила с неё.