в обычные дни казуально, но явившись в государственное учреждение, некоторые оделись поприличнее. Но не все. У многих мешковатая одежда с распродаж. Чуть одутловатые лица — от злоупотребления трансжирами и доступными углеводами. Явно любители завернуть после работы в паб и поболеть за футбольную команду, выпить пива с чипсами или сожрать стейк.
Неужели кто-то еще смотрит и болеет за это старье? Ах да, кто-то в него еще и играет.
Это уже нижняя граница среднего класса или даже реликты рабочего. Прекариат. Те, кто занят не полный рабочий день на работе типа курьера. Такие думают, что и война для них будет отдыхом и стабильностью. Наивные. В Японии он бы сразу определил, кто есть кто кто, а вот в Британии и Германии эти страты отличить было труднее. Тут социальные перегородки может и подсвечены так же, как на родине, просто он, чужак, не замечает их.
Но это еще приличные люди, хоть иногда и напиваются. А попадались в очереди и такие отморозки с самого дна, с которыми в темном переулке было бы неприятно столкнуться даже ему. Хотя внешность обманчива. И этот громила с черепами на бицепсах мог быть не освободившимся заключенным, а детским воспитателем, а вон тот дядечка в галстуке-бабочке — не дирижером, а растлителем малолетних и торговцем нелегальными органами. Был такой магазин в даркнете, который так и назывался — «Секонд хэнд».
И немало вокруг толпилось небелых.
«А сам ты кто? Помесь зебры с обезьяной».
Худой мосластый араб или перс ругался с индусом или пакистанцем. Это были просто зеваки, которые явно записываться не собирались.
Несколько хорошо одетых африканцев с толстыми золотыми цепями, судя по языку — из нигерийской народности игбо — скаля белые зубы, громко вслух комментировали каждую проходящую женщину, осматривая ее силуэт снизу вверх, а потом сверху вниз. Видимо, они приехали совсем недавно. Их страна тоже была охвачена пожаром восстания, но оно приняло характер не управляемой революции, а войны всех против всех.
Никакой полиции толерантности рядом не было, чтоб осудить их действия.
Шли мимо и обычные прохожие, с удивлением или тревогой поглядывая на невиданное явление — очередь прямо на улице.
«Вонючие беженцы. Отправили бы за колючую проволоку», — перехватил Синохара сообщение от одной пожилой леди к другой. Дамы были одеты по моде двадцатого века, но в шляпках, отсылавших еще дальше в прошлое, — «Или лучше забрали бы в войска. Лорд Уинстон им бы показал…».
Хотя на них взгляды парней-игбо совсем не были направлены.
В основном приходили люди лет тридцати. Но были и почти подростки, которые на вид только совершеннолетия достигли. Внешность стала расплывчатой характеристикой. Были и очень молодящиеся старики. Но глаза не обманывают. Редко у кого они в шестьдесят имеют такое же выражение, как в восемнадцать.
«Хотя и тридцать лет — это тоже подростки, подумал Гарольд. И вдруг почувствовал себя таким древним. В свои сорок один он пережил больше, чем большинство тех, кто вдвое старше. Видел смерть и разрушение. А вот нормальной жизни почти не видел.
Еще одного, в дизайнерской одежде, в небрежно наброшенном шарфе, завернули. Мужчина со щетиной на подбородке вышел из дверей, повесив голову. Нет, этот не молодой, хоть и старается выглядеть подростком. Но по отдельным признакам видно, что ему за шестьдесят, хотя и структура кожи, и мышцы как у тридцатилетнего. А добровольцев старше пятидесяти пока в «Скорпион» не принимали. Но возможно эта планка будет повышена или совсем отменена. Уже были жалобы и петиции.
— Чертовы эйджисты. Не дают выполнить гражданский долг. Бороться с терроризмом, — проворчал в пустоту, уходя, молодой душой старичок. — А я ведь еще живого бен Ладена помню.
Приходили и девушки. И мужеподобные, и вполне симпатичные. При виде таких в Гарольде сразу просыпался патриархальный консерватор и он думал, что лучше бы таких от войны оградить. Хотя они сами на него бы дико обиделись, а может, и в суд бы подали. Женщины давно могли и ракеты запускать и авианосцем командовать. Ему ли не знать, с его инструкторским опытом. Многие девушки из тех, кого он учил, были уже на два-три звания его выше. Командовали патрульными морскими кораблями, управляли боевыми самолетами или даже военными базами.
Да, много народу пришло. А ведь это малая толика. Девять десятых пока еще проходят собеседование через сеть. Но и они явятся. Пушечного мяса Корпусу мира хватит.
Ну ладно, поглазели и хватит. Ему сюда не надо. Его примут без очереди. Отдельно. Он просто хотел оценить тех людей, с которыми ему придется работать.
В кафе на углу автомат налил Гарольду капучино, дав большую скидку. Если не касаться репродуктивных вопросов, то у него был высокий рейтинг, который давал кучу «плюшек». Сеть кафетериев “Earthling” («Землянин») по всему миру обслуживала сотрудников ООН и бойцов Корпуса мира очень дешево.
«Как же глупо, — подумал он, садясь за столик в безлюдном — в обоих смыслах — кафе. — Какой я был осёл».
Ему стало стыдно за все, что наговорил ей. И очень хотелось написать Эшли прямо сейчас, исправить ошибку, сказать все как надо, подобрать ключик…
Вместо этого он добавил ее в «черный список». Потому что знал, что она сама может попытаться ему написать, успокоить. Подсластить горькую пилюлю. Пожалеть.
В жизни важно уметь определить, по каким мостам пройти, а какие сжечь.
«Остынь. Ты выложился по полной. Если не удалось, то тебе даже ИИ-советчик не помог бы. Даже господь бог и сатана».
Сама ситуация начала казаться ему нелепой. А его роль — жалкой. Когда человек обожествляет силы природы или верит в персонифицированного бога — это смешно, в эпоху, когда квантовые сети покрывают мир. Но когда он обожествляет такого же микроба, как он сам — это еще смешнее. И неважно, любовь ли это к прекрасной даме или к великому вождю. Оба ничтожны, смертны и скорее всего неидеальны.
В обоих случаях эта привязанность связана с гормонами. Но особенно в первом. Дофамин и окситоцин и еще немного эндорфина и вазопрессина. Все человеческие чувства давно расписаны в виде сочетаний химических соединений и процессов, происходящих с ними. А то, в какие конфигурации они складываются и как влияют на мозг, определено совокупностью генов, ходом эволюции.
Их можно подделать, индуцировать. А можно и загасить, стереть.
Внезапно он почувствовал рядом с собой движение.
И увидел латиноамериканца, который сидел за соседним столиком и зло мотал головой. Потом замер и целую минуту смотрел перед собой как зомби. Странный чел.
«Надо же, как я потерял