Читать интересную книгу К востоку от Эдема - Джон Стейнбек

И вдруг она поняла, что не хочет, чтобы Арон узнал о ней. Хорошо, если бы он приехал к ней в Нью-Йорк. Он подумает, что все это время она жила в красивом особняке на Ист-Сайд. Они будут вместе ходить в театр или оперу, бывать на людях, и все будут удивляться, какие они красивые и как похожи друг на друга. Брат и сестра? Молодая мама со взрослым сыном? Они бы и Этель похоронили вместе. Гроб придется побольше заказать и шестерых нанять, чтобы вынесли. Кейт так развеселилась, что не услышала стука. Приоткрыв дверь, Джо заглянул в комнату и увидел её довольное, улыбающееся лицо.

— Завтрак вот, — сказал он, подтолкнув дверь краем покрытого белой салфеткой подноса. Войдя в комнату, он прикрыл за собой дверь коленом. — Там будете? — кивнул он в сторону серой каморы.

— Нет, здесь поем. Яйцо принеси и поджаренный ломтик хлеба. Проследи, чтобы четыре с половиной минуты варили. Терпеть не могу жидкие яйца.

— Вижу, мэм, получше вам сегодня.

— Гораздо, — сказала она. — Это новое лекарство — просто чудо. А вот ты, Джо, растерзанный какой-то. Нездоровится?

— Да нет, нормально себя чувствую. — Джо поставил поднос на стол прямо перед большим креслом. — Значит, четыре с половиной минуты варить?

— Ровно четыре с половиной. И если есть, захвати яблочко посвежее, чтобы хрустело.

— Да вы отродясь столько не ели, — сказал Джо.

Дожидаясь на кухне, пока повар сварит яйцо, он тревожно размышлял. Может, она пронюхала чего? Гляди в оба. Черт, чего она цепляется. Он же по натуре ничего не знает. Не виноват он.

Возвратясь в комнату хозяйки, Джо доложил:

— Яблок нету. Повар говорит, что груша вот хорошая.

— Груша? Ещё лучше.

Он стоял и смотрел, как она чистит скорлупу и окунает ложку в яйцо.

— Ну как?

— Замечательно! — кинула Кейт. — Просто замечательно.

— Выглядите сегодня что надо.

— Я и чувствую себя что надо. А вот на тебе лица нет. Что-нибудь случилось?

— Понимаете, мам… — замычал словно бы нехотя Джо. — Мне сейчас незнамо как пять сотен требуется.

— Позарез… — перебила Кейт игриво.

— Чего-чего?

— Ладно, проехали… Ты что — хочешь сказать, что не нашел её? Посмотрим, если хорошо поработал, получишь свои пять сотен. Давай-ка по порядку. — Кейт взяла солонку и вытрясла в яйцо несколько крупинок.

Джо изобразил на лице радость.

— Спасибочки, — сказал он. — Ей-ей, во как нужно… Ну, был я, значит, в Пахаро и Уотсонвилле. В Уотсонвилле видели её, сказали, в Санта-Крус подалась. Я — туда, разведал все чин-чином: верно, ошивалась там, а после куда-то смылась.

Кейт попробовала яйцо и добавила ещё соли.

— И это всё?

— Не, не всё, — продолжал Джо. — Дай-ка, думаю, в Сан-Луис-Обиспо махну. И точно, была она там, а после как в воду канула.

— И никаких следов? Никто ничего не знает?

Джо нервно перебирал пальцами. Вся его затея, а может, и вся его жизнь зависели от того, что он сейчас скажет, и он боялся промахнуться.

— Ну, чего молчишь? — проговорила она, теряя терпение. — Выкладывай, чего у тебя там.

— Да так, ничего особенного. Сам не знаю, что об этом думать…

— А ты не думай, — говори. Думать я буду, — резко оборвала его Кейт.

— Может, вранье всё…

— Вот наказанье-то, Господи! — рассердилась она.

— С мужиком одним я калякал. Он её, значит, последний видел. Джо его зовут, как и меня…

— Как его бабушку зовут — не узнал? — съязвила Кейт.

— Мужик этот, значит, и говорит, набралась она раз пива и грозилась в Салинас вернуться втихую. Дескать, должок вернуть надо. Больше этот мужик ничего не знает, потому как укатила она.

На какой-то короткий миг Кейт потеряла самообладание, но Джо засек этот миг, заметил её тревогу, её испуг и почти полную растерянность. Он не знал, что именно на неё подействовало, но почувствовал себя на коне. Наконец-то у него появился шанс.

Она подняла глаза со своих скрюченных рук, лежащих на коленях.

— Бог с ней, с этой бздюшкой, Джо, — сказала она. Считай, что пять сотен твои.

Она целиком погрузилась в себя, а бедный Джо боялся дыхнуть, чтобы не спугнуть её. Поверила-таки, поверила даже тому, о чем он и полслова не вымолвил. Ему захотелось поскорее убраться вон.

— Спасибочки, мэм, — тихо сказал он и начал бочком подвигаться к двери. Его пальцы уже легли на ручку, когда она сказала как бы между прочим:

— Кстати, Джо…

— Да, мэм?

— Услышишь чего… о ней, — скажи мне, хорошо?

— Обязательно. Может, мне ещё поспрошать?

— Да нет, не стоит. Не так уж это важно.

У себя в комнате Джо защелкнул дверь, уселся, сложил руки на груди и, заулыбавшись, принялся прикидывать, как ему вести себя дальше. Остановился он на том, что лучше всего дать ей помозговать, к примеру, с недельку. Пусть успокоится малость, а там опять, будто ненароком, заговорить об Этель. Джо не понимал, какое оружие попало ему в руки, и не умел им пользоваться. Зато он твердо знал, что оружие опасное, и ему не терпелось пустить его в ход. Он расхохотался бы от радости, если бы знал, что Кейт заперлась в серой каморе, неподвижно сидит в своем кресле и глаза её закрыты.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

1

Иногда вдруг в ноябре на долину Салинас проливается дождь. Это случается так редко, что «Газета» и «Вестник» тут же откликаются на событие редакционными статьями. После дождя склоны гор и предгорья покрываются пушистой зеленью, а в воздухе разливается приятная свежесть. От дождей в такую пору земледелию никакой пользы, если только они не зарядят как следует, а это бывает чрезвычайно редко. Обычно же снова быстро настает сушь, зелень жухнет, или же побеги прихватывает заморозками, и иногда большая часть посевов гибнет.

Когда началась война, пошли сырые осени, и многие объясняли капризы погоды тем, что во Франции палят из огромных пушек. Сей предмет серьезно обсуждался в разговорах и даже в газетах.

Первую военную зиму наших войск во Франции было мало, однако миллионы проходили обучение и готовились к отправке за океан.

Война — это всегда несчастье, и в то же время она приносит в жизнь разнообразие. Германцев так и не удалось остановить. Больше того, они снова перехватили инициативу и неудержимо двигались к Парижу. Одному Господу Богу было ведомо, когда их остановят и остановят ли вообще. Утверждали, что если кто и спасет нас, то только генерал Першинг. В любой газете каждый день красовалась фотография: строгий, по-военному подтянутый, в щегольской форме, подбородок каменный, на гимнастерке ни единой складочки. Вот он, настоящий солдат! Но никто не знал, какие стратегические планы строились в его голове.

Мы твердо знали, что победим, а пока проигрывали одно сражение за другим. Муку, белую муку, продавали только «с нагрузкой», то есть покупатель был обязан взять ещё четыре таких же веса муки серой. Люди с деньгами ели хлеб и пироги, выпеченные из белой муки, а из серой делали похлебку и скармливали её курам.

В помещении музея нашего славного Третьего эскадрона проходила военно-строевую подготовку Гражданская гвардия, состоящая из мужчин за пятьдесят — не самый лучший, понятно, солдатский материал. И тем не менее они регулярно, два раза в неделю проводили занятия, носили военные фуражки и гвардейские значки, отдавали друг другу распоряжения и постоянно ссорились из-за того, кому быть командиром. Отжимаясь на полу, прямо на месте помер Уильям С. Берт. У бедняги сердце не выдержало.

Во множестве расплодились минитмены, то есть охотники до коротких, одноминутных патриотических речей, которые произносились в кино и церквах. Минитмены тоже носили особые значки.

Что до женщин, то они катали из марли бинты, ходили в форме Красного Креста и считали себя ангелами милосердия. Каждая непременно что-нибудь вязала — будь то шерстяные митенки, которые надевались на запястье, чтобы солдату не дуло в рукав, или глубокие вязаные шлемы с отверстием спереди для глав. Последние предназначались для того, чтобы предохранить голову от примерзания к новенькой металлической каске.

Самая лучшая, первосортная кожа до последнего кусочка шла на офицерские сапоги и портупеи. Портупеи были умопомрачительны, носить их имели право только офицеры. Состояли они из широкого пояса и узкого ремня, который проходил наискось по груди и пропускался через левый погон. Мы переняли портупеи у англичан, но и те, пожалуй, позабыли, для чего они первоначально предназначались — очевидно, к ним подвешивались тяжеленные мечи. Мечи давно вышли из употребления, да и сабли носили только на парадах, однако же офицеры только что не спали в ремнях. Цена на хорошую портупею доходила до двадцати пяти долларов.

Мы вообще многому научились у англичан: они были хорошие вояки — иначе зачем нам было подражать им. Так, мужчины начали на их манер засовывать носовые платки под рукав, а молодые лейтенантики щеголяли с тросточками. Перед одним нововведением мы, правда, поначалу устояли — разве не глупо носить часы на руке? Нем казалось, что тут мы с бритта ни за что обезьянничать не будем.