Впрочем, он и раньше рассчитывал только на одного человека — себя.
Бывший одноклассник оказался на месте. Сидел за массивным столом и сосредоточенно писал — залысины, кажется, стали еще больше? Или это от того, что Хан наклонил голову?
— Преступник доставлен, — доложил сержант, — мятежник, говорят, сам Эдер.
Хан поднял голову.
…Если и мелькнуло в глазах удивление, то так быстро, что даже Винкер ничего не заметил. Взгляд коменданта переместился на сержанта.
— Спасибо за службу. Вы свободны.
— Э-э… А браслет.
— Господин Винкер дворянин. Он не нарушит своего слова. Свободны, господа, — интонация Хана подействовала не хуже воздушного вихря — конвойных из кабинета словно вымело.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
— Мятежник, — наконец, фыркнул Хан, — да еще чуть ли не сам Эдер. Злоумышление против Императора, попытка переворота, участие в заговоре… Не мог ты просто тележку с мандаринами у торговца укатить?
— Это неинтересно, — Марк едва заметно дернул уголком губ. И, не спрашивая разрешения, опустился на стул. — Ты же приглашал в гости, я не ошибся? Самую сухую камеру обещал…
Хан Гамсун уронил лицо в ладони и с силой провел по лицу.
— Это не смешно, — сообщил он. — Против тебя, действительно, выдвинули обвинение в государственной измене и участии в мятеже. Это — виселица, Марк.
— Если докажут. — Марк вытянул ноги чуть не на середину кабинета. Ужасно тянуло зевнуть, но это было бы совсем невежливо.
— Кофе хочешь? — понял его Хан.
— За чашку родину продам, — сознался Винкер.
— Тогда — хорошего. Очень хорошего. Кабри будешь?
— Он же золотой…
— Так и родина — штука не дешевая.
— Уговорил, — рассмеялся Марк, — давай свой Кабри.
Пока комендант тюрьмы отдавал распоряжения, Марк пробежался глазами по листу бумаги, который Хан ничем не прикрыл. Совесть его не мучила — бывший одноклассник отлично знал, что Винкер очень быстро читает вверх ногами и не только на имперском. И, раз он оставил этот листок, значит, рассчитывал, что Марк его прочтет.
Это был донос. Самый обычный, классический донос, который начинался, как и все доносы: "Довожу до вашего сведения…" Почерк был незнаком.
По мнению автора, стратег имперской армии Марк Винкер нарушил присягу (тюрьма), собрал войско мятежников с целью захвата трона (виселица), притворялся Святым (костер) и, наконец, сдал фиольской армии город Бар (четвертование, как минимум). На этом фоне саботаж в виде нарушения портальной связи и похищение благородной девицы выглядели сущей мелочью. Что-то вроде спертого из буфета варенья.
— Ознакомился? — спросил Хан, когда секретарь, обеспечив две чашечки отличного кофе, скрылся за дверью, — Какой шустрый мальчик, да? Всегда таким был, но… Для того, чтобы наворотить все, что здесь перечислено, нужно, как минимум, раздвоиться. — Внимательные глаза смотрели на Винкера с иронией, — я ничего не знаю про похищение девицы Шайро-Туан… хотя, это чисто мое мнение, девица сама активно напрашивалась, чтобы ее кто-нибудь похитил. Заметь — я ей не в укор. Если бы мне светил брак с императором, я бы тоже предпочел похищение…
Но кое-что я помню совершенно точно: сбой портальной сети случился десятого анери, а первые донесения об армии мятежников в Виете и "чудесах" Святого Эдера начали поступать двадцать седьмого меари. В это время ты сидел в Южном, а после — получал "Рубиновое пламя". И тебя видела целая толпа народу, включая императора.
— Ну, при должном старании и зеркальной связи можно успеть в оба места, — заметил Марк, беря на себя роль "адвоката Темных Богов".
— Если генерал Райкер подтвердит, что ты все время был у него на глазах…
— Генерал в тяжелом состоянии.
— Суд не завтра. Лучшие целители, крепкое здоровье… Думаю, генерал встанет. Так что это обвинение мы с чистой совестью можем отбросить. Что дальше? Сбой портальной связи? Тут все еще проще — это невозможно.
— Я это сделал, — скромно заметил Марк.
— Забудь. Это невозможно, любой ученый-зеркальщик это подтвердит не глядя, хотя бы мэтр Окли из Университета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Окли — дурак, — хмыкнул Винкер.
— Без разницы, зато с именем. Ему поверят. На том и стоять будем. Ты не мог саботировать работу порталов, потому что с точки зрения современной науки сие невозможно. Бар? Это вообще нелепость. Кому ты его сдал, если, когда армия вошла в город, над ним был поднят флаг Дженга. И этот влаг не спускали ни на клепсидру.
— В городе шли бои, — ради справедливости сказал Марк.
— Да, но флаг не спускали. Если флаг не был спущен, значит — город не был сдан, международное военное право тут абсолютно категорично. Того преступления, в котором тебя обвиняют, просто не было.
— То есть остается… похищение? — Марк исподлобья взглянул на Хана.
— Остается. Но если не было убийства, ограбления, изнасилования и продажи в гарем, то это, максимум — штраф за урон репутации. Да и то, по военному времени и не такое списывалось.
Марк молчал, прикрыв глаза. На его высоком лбу залегла резкая вертикальная морщина.
— Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, что произошло с этой девушкой, — напомнил о себе Хан.
— Не помогай, — кивнул Марк, — Ты и так здорово помог, спасибо тебе, дружище. С остальным я как-нибудь сам…
— Сидя в камере?
— Сбегу, — пожал плечами Винкер, — или, скажешь, от тебя не бегают?
— Не в антимагическом браслете. Или… ты надеешься, что я, по старой дружбе, не стану одевать его тебе?
— И повиснешь рядом? Небо с тобой, Хан! Когда я был неблагодарным? Конечно, ты выполнишь свой долг, на иное я не рассчитывал, — Марк невесело улыбнулся, — Не переживай. Я же "уличная крыса", а мы живучие твари.
— Мы еще и стайные твари. Крысе в одиночку не выжить. — Хан поджал губы и не торопясь, подчеркнуто аккуратно расстегнул крючки на своем камзоле, а потом расшнуровал рубашку. — Собственной властью закрываю уста себе сроком на девять лет на все, что услышу и узнаю от Марка Винкера по поводу графини Шайро-Туан. Да сожжет меня Немое Пламя, если я нарушу сей запрет хотя бы во сне, горячке или под пыткой. Ашхариа!
На ладони Хана вспыхнул темный огонек. Комендант тюрьмы ловко свернул носовой платок, сунул себе в рот, закусил — и припечатал ладонь к груди. Тело Гамсуна скрутило жестокой судорогой боли, он упал грудью на стол и заскреб ногтями по разлетевшимся бумагам.
Прошло несколько томительно долгих мгновений, прежде чем Хан смог спокойно дышать.
— И вот так каждый раз, — его передернуло, — Очень низкий болевой порог, представляешь? Совсем не могу терпеть… но приходится. Итак, я слушаю тебя. Что там произошло между тобой и невестой нашего венценосного повелителя.
Марк зажмурился. И сказал — как в воду прыгнул:
— Я на ней женился. Солдатским браком.
Истерики не случилось. И громы небесные не разразились в кабинете. Хан лишь прикрыл круглые, чуть навыкате, глаза и выругался. Длинно и замысловато, но абсолютно бесстрастно.
— А вот это — петля, — произнес он после долгого молчания, — без вариантов. Ты жив, потому что императора пока нет в Аверсуме. Но это ненадолго. О чем думал?
— О том, что таких девушек — одна на миллион. А любовь — подарок Богов. От таких вещей не отказываются.
— Ты же неверующий, — хмыкнул Хан.
— Не в этом случае.
— Бездна, — Хан снова, уже привычным жестом потер лицо, — Дженга никогда не отдают то, что считают своим.
— Я тоже, — спокойно сообщил Марк.
— Демоны и ад… Я понятия не имею, как тебе помочь. Единственный совет, и это ценный совет: молчи о графине намертво. Что бы не вообразил себе суд — пускай. Правда — опаснее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Разберусь, — Винкер наслаждался кофе и выглядел расслабленным.
— Всегда хотел спросить… — Хан с интересом посмотрел на Винкера, — Ты, действительно, ничего не боишься? Вообще?
— В детстве отбоялся. Когда на башню за Классной Книгой лез. Так перетрусил, что… в общем, все остальное уже было как-то вообще не страшно.