— Райна играла в этих фильмах?
— Так мне говорили.
— А крысолюды в них участвовали?
Он покачал головой.
— Рафаэль запретил. Наша группа — одна из немногих, которые отказались наотрез.
— Рафаэль хороший человек, — сказала я.
— И хороший крыс, — добавил Луи.
— Именно, — улыбнулась я.
— А что у вас стряслось с Ричардом?
— Ты о чем?
— Он оставил у меня на автоответчике сообщение. Сказал, что у него насчет тебя колоссальные новости. Когда мы с ним увиделись, он сказал, что ничего особенного. Что случилось?
Я не знала, что сказать, как уже начала привыкать за последнее время.
— Наверное, это должны быть новости Ричарда.
— А он сказал, что это тебе решать и что он не может об этом говорить. Ты теперь заявляешь, что это его дело и ты не можешь об этом говорить. Мне бы хотелось, чтобы хоть кто-то из вас меня просветил.
Я открыла рот, закрыла его и вздохнула. У меня были вопросы, на которые требовались ответы, но Луи был другом Ричарда еще до того, как стал моим другом. Лояльность, верность и так далее. Но кого же мне еще спрашивать? Ирвинга? У него и так достаточно неприятностей с Ричардом.
— Я слышала, как Ричард и Рафаэль говорили о контроле над своим зверем. Это значит — над изменением?
Он кивнул:
— Да. — И посмотрел на меня, сощурив глаза. — Если ты слышала, как Ричард об этом говорит, значит, ты видела его на грани изменения. Что случилось этой ночью?
— Если Ричард тебе не сказал, Луи, я думаю, что не имею права говорить.
— Ходят слухи, что ты убила Альфреда. Это правда?
— Да.
Он поглядел на меня, будто ждал продолжения, потом пожал плечами.
— Райне это не понравится.
— Маркус тоже не выразил большого удовольствия.
— Но он не набросится на тебя в темном переулке. А она — вполне.
— Почему Ричард мне этого не сказал?
— Ричард — один из моих лучших друзей. Он верен, честен, щепетилен — вроде как самый мохнатый бойскаут в мире. Если у него и есть недостаток — так это то, что от других он ожидает верности, честности и щепетильности.
— Но ведь после того, что он видел от Маркуса и Райны, он не может считать их порядочными… людьми, или кем там еще?
— Он знает об их непорядочности, но ему трудно считать их полностью на стороне зла. Что ни говори и ни делай, а в сухом остатке Маркус для него — альфа. Ричард уважает авторитеты. Он много месяцев пытался достичь с Маркусом чего-то вроде компромисса. Убивать его он не хочет. У Маркуса по отношению к Ричарду подобных комплексов нет.
— Ирвинг мне говорил, что Ричард победил Маркуса и мог его убить, но не сделал этого. Это правда?
— Боюсь, что так.
— Вот блин!
— Именно. Я говорил Ричарду, что это надо было сделать, но он никогда никого не убивал. Он верит, что любая жизнь бесценна.
— И так оно и есть, — сказала я.
— Некоторые жизни бесценнее других, — возразил Луи.
— Ага, — кивнула я.
— Ричард этой ночью показал тебе изменение?
— Господи, до чего же ты упорен!
— Ты говорила, что это одно из лучших моих качеств.
— Ничего особенного.
Это было как допрос у Ронни. Она тоже никогда не отстает.
— Он для тебя перекидывался?
— Что-то вроде.
— И ты это не смогла выдержать. — Это была констатация факта.
— Я не знаю, Луи. Не знаю.
— Лучше это выяснить сейчас, — сказал он.
— Я тоже так думаю.
— Ты его любишь?
— Не твое собачье дело.
— Я люблю Ричарда, как брата. Если ты хочешь нарезать ему сердце ломтиками и выложить на тарелку, я хотел бы знать об этом сейчас. Если ты его бросишь, помогать собирать куски придется мне.
— Я не хочу делать Ричарду больно, — сказала я.
— Я тебе верю.
Он смотрел на меня с выражением бесконечного спокойствия, будто готов всю ночь ждать моего ответа на свой вопрос. Терпения у него было куда больше, чем у меня.
— Да, я его люблю. Доволен?
— Достаточно ли ты его любишь, чтобы воспринять и мохнатую его сущность?
Глаза его смотрели так, будто прожигали дыру мне в сердце.
— Не знаю. Будь он человеком…
— Будь он человеком, ты могла бы выйти за него замуж?
— Могла бы, — сказала я. Но на самом деле никаких «могла бы» не было. Будь Ричард человеком, я уже сейчас была бы счастливой невестой. Конечно, был один мужчина, который тоже не был человеком и который какое-то время пытался за мной ухаживать. Жан-Клод сказал, что Ричард ничуть не больше человек, чем он сам. Я ему не поверила, но сейчас начинала верить. Кажется, я должна извиниться перед Жан-Клодом. Хотя ему я никогда в этом не признаюсь.
— Ко мне на работу вчера приходила писательница, Эльвира Дрю. Она пишет книгу об оборотнях. С виду она человек честный, и это обещает хорошую прессу.
— Звучит хорошо, — сказал он. — А с какого боку здесь я?
— Догадайся.
— Ей не хватает интервью с крысолюдом.
— В точку.
— Я не могу позволить себе раскрыться, Анита. Ты это знаешь.
— Не обязательно ты. Не найдется ли среди вас кого-то, кто хотел бы с ней встретиться?
— Я поспрашиваю.
— Спасибо, Луи.
Он встал и протянул мне руку. Его пожатие было твердым, но не сильным — как раз каким надо. Мне подумалось, насколько он на самом деле быстр и насколько легко ему было бы раздавить мне руку в кашу. Наверное, это отразилось у меня на лице, потому что он сказал:
— Может быть, тебе захочется перестать встречаться с Ричардом, пока ты сама во всем не разберешься.
— Да, может быть, — кивнула я.
Секунду мы простояли в молчании. Кажется, больше говорить было нечего, и я ушла. У меня начисто кончились хорошие реплики на уход или хотя бы веселые шутки. Только-только стемнело, и я была чертовски усталой. Настолько, чтобы добраться до дома, заползти в кровать и спрятаться под одеялом. Но вместо этого я поехала в «Кафе лунатиков». Мне хотелось уговорить Маркуса разрешить мне поговорить с полицией. Восемь пропавших оборотней, один погибший человек. Это не обязательно должно было быть связано, но если убийство — работа вервольфа, то Маркус может знать, кто это, или Райна может знать. А скажут ли они мне? Может, да, а может, нет, но спросить я должна. Они охотнее скажут правду мне, чем полиции. Забавно, как все монстры хотят говорить со мной, а не с полицией. Можно даже задуматься, почему монстрам так со мной удобно.
Ладно, я сама поднимаю зомби и убиваю вампиров. Мне ли камнями бросаться?
21
По тротуару кампуса я шла к своей машине — от одного круга света до другого. Туман от моего дыхания клубился в свете фонарей. Ночь у меня была выходной, и потому я была одета во все черное. Берт запрещал надевать черное на работу: он говорил, что это создает неверное впечатление — слишком резкое, ассоциирующее с черной злой магией. Если бы он хоть что-то читал, то знал бы, что в ритуалах зла используется красный, белый и куча других цветов. Запретить только черный — это с его стороны было очень по-англосаксонски.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});