Но добрались без проблем, и первое, что я сделал, сев за рабочий стол в штабе, так это спросил Фурса: «У тебя как с почерком?» «Не очень», — признался он. «Тогда смотри, — засмеялся я, — как заместитель министра и командующий войсками собственноручно пишет приказы…»
То, что я сообщал Басаеву, носило очень решительный характер и начиналось торжественно: «Во исполнение распоряжения председателя правительства РФ В.С. Черномырдина приказываю…»
Дальше указывался абсолютно новый маршрут движения в обход Чечни: через дагестанские города Кизляр и Хасавюрт. В селе Зандак Басаев должен был освободить добровольных заложников, находившихся в его колонне, и через Дарго проследовать на Ведено самостоятельно.
По этому плану путь басаевцев пролегал по тем районам Чечни, которые при всех восторгах его обитателей, при всех возможных инцидентах не грозили нам никакими осложнениями. Тональность моих требований предполагала, что в случае если чеченские боевики вздумают самовольничать, я имею право начать их уничтожение. Однако, чтобы соблюсти высокую ноту предыдущих договоренностей премьер-министра и подчеркнуть, что даже с бандитами мы ведем себя честно, я сделал приписку: «Это не противоречит заявлению правительства России от 18 июня 1995 года.
Приказ одобрен Черномырдиным в 16.30 19.07.1995 года». И подписался: «Командующий А.С. Куликов». Завершала приказ казенная печать войсковой части № 5539 внутренних войск МВД России.
Стоящие на аэродроме «вертушки» уже молотили воздух винтами: передать этот приказ лично в руки Шамилю Басаеву я поручил генерал-майору Леониду Кузину, с чем он блестяще справился. Хоть и спорили, и препирались боевики с Кузиным, однако нарушить мое предписание не решились — пошли по новому маршруту и освободили заложников. Что-то им подсказало: при малейшем отклонении от маршрута я остановлю колонну и начну операцию по освобождению заложников.
Конечно, в сложившейся ситуации, когда гарантии безопасности террористам были даны самим председателем правительства Российской Федерации, своевольничать я бы не стал. Но решимости наказать боевиков за любое отклонение от маршрута или изменение сценария их возвращения в Чечню у меня было предостаточно. Я давно сформулировал для себя некие правила общения с террористами и отлично понимаю: безнаказанный террористический акт только множит опасность его повторения. Всегда найдутся охотники поставить государство на колени. Противопоставить этому можно только одно: справедливую жесткость к участникам подобного преступления. Каждый из них должен понимать: даже самый кровавый террор не достигнет цели, в то время как расплата обязательно наступит. И нет такого места на земле, где можно было бы укрыться от возмездия.
Как генерал, я не мог приветствовать решение Виктора Степановича Черномырдина, но как человек понимал, что движет им чувство обеспокоенности за жизни сотен заложников. Позднее, познакомившись с ним поближе, я увидел перед собой умного, совестливого политика и понял, что функцию полицейского переговорщика он взял на себя совершенно осознанно. В его поступке немало мужества, которое должно быть по достоинству оценено. Так что среди упреков, которые впоследствии прозвучали в его адрес, справедливыми можно назвать лишь те, которые касались его личных гарантий безопасности Шамилю Басаеву и боевикам его отряда при их возвращении в Чечню. Но можно понять и Черномырдина: помимо всего прочего, была в нем и нормальная человеческая досада на милицию, на контрразведчиков, на военных за то, что пропустили банду в тыловой город. За то, что в течение нескольких суток не смогли найти решения по нейтрализации террористов. Вот он и показал всем: беру ответственность на себя! Если что не так — не взыщите… Главное, чтобы бандиты убрались из города, а там будем разбираться, кто чего стоил в этой истории. Так, вероятно, протекал ход его мыслей, и, зная Черномырдина, теперь мог бы предположить, что причиной его видимой растерянности был, скорее всего, душивший его гнев.
* * *
Масштаб трагедии в Буденновске не оставлял сомнений, что выводы последуют самые серьезные. Разговаривая с Виктором Федоровичем Ериным, я, правда, не заметил в его словах ни обреченности, ни обеспокоенности по поводу собственной судьбы. Конечно, он переживал, но эти переживания были высокой человеческой пробы: за гибель людей, за семьи погибших, за разоренный город. Я и не догадывался, что в это же время сам Виктор Федорович, уже знавший о своей грядущей отставке, в качестве одной из трех кандидатур на должность министра внутренних дел Российской Федерации назвал и мою фамилию.
Логика подобных назначений на высший пост в Министерстве внутренних дел всегда исключала назначение на него командующего внутренними войсками, который хоть и был по должности заместителем министра, но был далеко не первым заместителем и, что самое важное, в силу своей профессиональной военной подготовки даже в самом министерстве казался чуть-чуть чужаком в кругу милицейских генералов — специалистов уголовного розыска, следствия, организации патрульно-постовой службы и безопасности движения. Оперативная работа, следствие, криминалистика — вот что в общественном сознании представлялось как главная функция МВД, и этот триумвират важнейших правоохранительных профессий, словно майоры Знаменский, Томин и Кибрит из телевизионного сериала «Следствие ведут знатоки», почти всегда морально главенствовал в стенах МВД. Это нормально. Именно эти люди ежедневно идут в бой. На их плечи в первую очередь ложится тяжесть борьбы с преступностью.
Ерин был со мной абсолютно откровенен, когда рассказывал как было принято принципиальное решение: «Ельцин спросил меня: «Кого вы считаете целесообразным назначить?» Я назвал троих: двух первых заместителей и Куликова, подробно указав все их плюсы и минусы. Открыл все карты. Президент остановил выбор на вашей кандидатуре».
Назначить на эту должность командующего внутренними войсками — это признать, что центр тяжести точно такой же борьбы с преступностью несколько смещается в сторону Чечни. Что боевая работа там, не умаляя заслуг иных специалистов в области охраны общественного порядка и общественной безопасности, расценивается государством в качестве первостепенной задачи.
Это политическое решение!
Это расстановка акцентов, в которой фамилия претендента и его личные достоинства могут и не играть решающей роли. Технологические детали моего назначения на должность министра внутренних дел по большей части так и остались мне неизвестны. Но я особо ими и не интересовался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});