а это никогда не обходится без жертв… Стать политиком, который будет протирать штаны в кабинете, ему было не интересно. Неужели все они, «реформаторы» и «революционеры», также метались? Задумывались ли они о последствиях, или просто упрямо шли к своей цели? Достоин ли он стать с ними в один ряд? Да и сумеет ли?..
Ладно, а что дальше? Обеспечим жизнь будущих поколений, и вот тогда «заживём»? Но ведь те люди будут другими, а эти… В их адрес будут звучать хвалебные слова, их будут прославлять, но никто, если честно, не будет жалеть их искренне, от всего сердца. Вроде: «ну судьба у них такая», «они для этого подвига и были рождены»… Другое дело, мы, для кого они и построили «светлое будущее» ценой своих жизней…
А хорошо ли людям сейчас, в этой тепличной, но насквозь гнилой среде? Хорошо ли просто брести, без цели и смысла?
Это он тоже пробовал. И сам не заметил, как заблудился. Это было похоже на то, будто он повернул не туда, не на ту улицу… Вначале всё было хорошо: яркие огни и веселье, и он мчался по этой улице с огромной скоростью, под радостные визги и улюлюканье. Затем всё медленнее и медленнее. И вот пейзаж вдруг стал не таким уж весёлым… А затем он уже двигался с опаской. Праздничные огни сменились унылым и серым хламом. В конце концов, он оказался на тёмном пустыре, в окружении людей, которые не понимали его и которых не понимал он сам. Как он здесь очутился? Ведь на то, чтобы вернуться, и начать всё заново, не оставалось уже ни времени, ни сил… А есть ли он, другой путь? Есть ли другая улица? Или все они, так или иначе, ведут на этот самый пустырь?
А может, он просто обижен на всё и вся? Или нет?
Он так давно мечтал о том, чтобы наполнить свою жизнь смыслом, а не просто прозябать… Но даже сейчас, когда цель вроде ясна, он не чувствовал себя счастливым. Может, эта неопределенность, это вечное метание, были у него в крови? Поиски оправданий, чтобы отступиться, вернуться в своё «уютное болото»…
А хочет ли он вернуться? Будет ли он там счастлив, в этом самом болоте? Нет, это уже проверено. У него, вроде, было всё, о чём только можно мечтать: он не знал голода, холода и жажды, не знал нужды. Он жил в мире, где за покупки тебя благодарили, пусть и неискренне… Благодарили за то, что ты, пострадав день ерундой, вечером мог выбрать себе всё, что душе угодно, и просто набросать это в корзину… Ну и что? Так живут сейчас очень многие, но мало кто по-настоящему осознаёт, какая прекрасная жизнь ему досталась. Люди изо всех сил стараются найти повод для недовольства, уныния… Ходят с потухшими взглядами, жалуются друг другу, а порой, за стаканом того или иного «дурмана», соревнуются в том, кому досталась более «тусклая и тяжёлая» жизнь…
Он вспомнил толпы людей, которые выстраиваются в очереди, в ожидании начала распродажи. И ведь они считают это нормой. И ещё, чего доброго, будут злиться, и чувствовать себя самыми несчастными на свете, если им не достанется какая-нибудь безделица с хорошей скидкой…
…А ведь если бы каждый вместо того, чтобы с лёгкостью потратить деньги на ненужную ерунду, помог тем, кто действительно нуждается… Вместо того, чтобы купить себе новую безделушку, осчастливил бы бездомного, помог голодным детям… Но нет… Каждому важна лишь его собственная персона, и когда на чашах весов оказываются сиюминутное удовольствие и то, что действительно важно, стрелка, каким-то парадоксальным образом, склоняется в сторону того, что ничего не весит… – мысли Алвиса уже хаотично скакали.
Он вздохнул. Порой ему казалось, что он был бы счастливее среди верных друзей, проверенных боевых товарищей, с которыми стоял бы спиной к спине. Ведь сейчас, в этих тепличных условиях, мы даже не можем проверить, кто чего стóит на самом деле… И тот, кто улыбается и хлопает тебя по плечу со словами: «Дружище!», может оказаться подлецом и предателем, а тот, кто казался мрачным и неприветливым, как раз и прикроет твою спину…
Стоял бы спиной к спине? Кто? Он, жалкий трус? От одной мысли, что может оказаться в ситуации, когда ему и вправду придётся защищать свою жизнь, Алвиса пробирал озноб… Он понимал, что не имеет ни малейшего понятия о том, о чём пытается судить… И на что собирается обрекать других…
Впрочем, как знать… Каким бы он стал, если бы изначально не был помещен в эту пресловутую тепличную среду? Нашлось бы тогда в его сердце место хоть какому-то состраданию, жалости, человечности? Или он давно бы потерял человеческий облик?..
Он зажмурился. В такие минуты перед ним вставало лицо его деда… Что бы тот сказал, глядя на эти метания, выслушивая весь этот бред, этот поток сознания? Что бы он сказал, глядя на эту чёрную неблагодарность? Ведь он, Алвис Тайт, как и все, кто не видели тягот войны – и так избранные, которые каждый день должны благодарить судьбу, что она оказалась к ним столь благосклонна… И что? Разве благодарят? Разве стыдятся того, что им вечно якобы чего-то не хватает? Нет… Ходят все с постными рожами…
Была у деда любимая поговорка: «Уныние – это грех, за который ты платишь самой жизнью». Тогда маленький Алвис ещё не понимал её смысла… А ведь действительно, ты платишь за это самое уныние всем, что имеешь, всем, что тебе дано… И жизнь твоя постепенно превращается в жалкое подобие того, чем могла бы быть…
Но как побороть его, это уныние? И разве Алвис один такой? Нет, таких миллионы… Миллионы уставших от жизни, не ценящих ничего, что им дано, не умеющих по-настоящему радоваться… Так стóит ли заботится о том, чтобы это сохранить?.. Достойны ли они того, чтобы кто-то лелеял то, чего они сами не ценят? Или всё же ценят, но просто так «своеобразно»? А может, он судит по себе, а остальных всё вполне устраивает?..
Хватит! Не нужно искать оправдания тому, что заранее оправдал… Цель оправдывает средства…
Вот дед по-настоящему ценил жизнь, и просто радовался каждому дню. Наверное, потому, что видел смерть и лишения… Ну, значит, даже в этом есть какой-то «высший смысл»…
Алвис поднялся со скамейки и отряхнул штаны.
Если он достигнет своей цели, то и ему, в той или иной степени, придётся обрекать на смерть других. Все они, парламентарии и сенаторы,