Останьтесь со мной, Клаудио. Останьтесь навсегда…
Лейтенант так никогда и не узнал, осознавала ли Фредерика, что он испытывал в тот миг, догадывалась ли, какую силу спускает с цепи. Но Орсо не владел собой в те минуты и задумываться ни о чем не умел. Все его существо, вместе с волей, рассудком и самообладанием, растворилось в ошеломляющем, затапливающем чувстве свободы и слепого обожания. Он взметнулся с колен, сжимая Фредерику в объятиях, будто дар, отбитый у скупой судьбы. Он шептал слова любви и преданности, клялся, что никогда не покинет ее, что защитит от чего угодно. Он целовал ее, путаясь в складках черного сукна, еще что-то сбивчиво шептал, разбиваясь на осколки и теряясь в горьком запахе лаванды, соленом привкусе слез и тепле рук. А мир вокруг рушился куда-то в темноту, равнодушный и бессмысленный.
Орсо не знал, сколько прошло времени, когда он наконец очнулся. Свечи в шандалах догорали, камин неярко озарял комнату, за окном было темно.
— Клаудио… — еле слышно прошептала Фредерика, медленно поднимая на него влажно блестящие глаза, полные смятения. Всхлипнула, снова опуская голову ему на грудь, вжимаясь в него щекой и глубоко прерывисто вздыхая.
Но он только крепче прижал ее к себе, отводя с плеча пряди распустившейся косы и ощущая, что девушка мелко дрожит. Каким-то краем сознания он понимал, что произошедшее ужасно. Но в душе царил непонятный покой, словно все случившееся было единственно и безупречно правильным. Он хотел что-то сказать, но Фредерика вдруг вскинула ладонь и побледнела, оборачиваясь к двери. Орсо не сразу понял. Не понял даже тогда, когда дверь с грохотом распахнулась, ударяясь о стену, а в комнату ворвался Эрнесто.
— …Я плохо помню, что было дальше, — глухо проговорил кондотьер, — помню лишь, что впервые узнал, как выглядит Сатана.
…Альбинони, с полубезумными глазами на свинцово-бледном лице, в тот миг был ужасен. Он рванулся к сестре, но Орсо загородил Фредерику. Монах лишь коротко бросил:
— С дороги!
А Фредерика сама вышла из-за спины лейтенанта, обеими руками комкая камизу на груди:
— Версо, погоди бушевать. Ты не понимаешь. Это мой выбор. Я так решила.
Она еще что-то пыталась сказать, но в этот миг, опуская глаза к кровавым пятнам на белом полотне ее камизы, монах увидел на ковре флейту. Он коротко зарычал и вскинул руку. Но не ударил сестру, бессильно роняя ладонь.
— Молчи, — глухо пробормотал Эрнесто, — просто молчи.
Он схватил Фредерику за локоть, втолкнул в соседнюю комнату и повернул ключ. А потом обернулся к Орсо. Несколько секунд он молчал, только горло подергивалось, будто монах давился словами.
— Клаудио… — прошептал он наконец. — Господи, я же знал… Я же стоял там, за выступом очага. Я слышал твой разговор с тем мерзавцем почти с самого начала. И все равно я тебе доверял… Все равно был убежден, что тот льет на тебя грязь от собственного душевного паскудства. Уже обдумал, как убрать эту тварь и защитить тебя. Два дня я искал его. Все подготовил. А ты… Как же так, Клаудио? Она ведь ухаживала за тобой, пока тебя грызла лихорадка. Зачем ты… так поступил с ней?
Орсо ничего не понял из этого сумбура. Но сейчас было не до выяснений. Он посмотрел монаху в глаза и твердо отчеканил:
— Да, я виноват. И перед вами, и перед ней. Но в моей слабости не было дурного умысла, Эрнесто. Я люблю Фредерику. И я готов жениться на ней сегодня же. Сейчас.
— Жениться? — процедил Альбинони, приподнимая брови с нехарактерным для него ядовитым выражением, а лицо его неуловимо изменилось, став страшным. — Жениться на Фриде? После этого? — И он рывком вздернул с пола траурное платье. — Зачем тебе жениться? У нас нет ни гроша за душой, Искариот. Мы живем на последние дукаты. Даже в Индию мы поедем едва ли не в трюме, вместе с чужими слугами и лошадьми. Твоя блистательная затея оказалась бессмысленной.
Он медленно двинулся навстречу лейтенанту. Орсо, босой, без камзола и в полурасстегнутой рубашке, вдруг ощутил себя до странности беспомощным перед этим человеком, которого легко одолел бы в схватке. А Эрнесто подходил все ближе, и лицо его приняло ледяное и сосредоточенное выражение человека, точно знающего, что должен сделать. Он был уже в двух шагах, и Орсо, инстинктивно сделав шаг назад, наткнулся на стену. Монах сухо отсек:
— Я не позволю тебе похвалиться позором моей сестры.
И, вдруг выхватив откуда-то кинжал, бросился к Орсо. Тот увернулся от удара, отшатываясь на середину комнаты, а из-за запертой двери послышался надрывный крик:
— Версо, не смей! Он не виноват! Это я!
Но Альбинони не слышал. Он развернулся и снова двинулся на офицера, сжимая кинжал в руке и остервенело рыча:
— Я не позволю… Я вырежу тебе к дьяволу язык! Но ты… никому… никогда…
— Версо!.. Это я!.. Флейта!.. — неслись из-за сотрясающейся двери приглушенные вопли.
Монах, неумело и яростно взмахивая кинжалом, рванулся на Орсо. Они сцепились, и лейтенант сжал невероятно тонкие запястья, не давая жадной стали коснуться себя. А Эрнесто с неожиданной силой рвался из хватки военного, все так же рыча проклятия. В пылу схватки он оступился, запнувшись за лежащий на полу камзол, и упал, увлекая Орсо за собой. Удар о пол на миг ошеломил офицера, и Альбинони отшвырнул удерживающие руки, снова занося кинжал. Теплый отблеск мелькнул у самого лица, и сталь коротко чиркнула Орсо по губам. Раз. Второй. Брызнула кровь, а Эрнесто уже снова бился в хватке сильных пальцев, метя кинжалом в ненавистное лицо.
— Версо! — Крик Фредерики перешел в рыдания. — Версо, нет! Не смей, умоляю!
Соленые капли лили по подбородку, а боль всколыхнула в лейтенанте злость. Резким движением он вывернул Альбинони руку. Кинжал с глухим стуком упал на ковер, и Орсо, отбросив противника, вскочил на ноги.
— Хватит! — отрезал он, отирая с губ кровь. — Не сходите с ума, Эрнесто. Я не снимаю с себя вины за произошедшее. Но прекратите вести себя так, будто я разбил вашу любимую чашку. Фредерика предана вам, но это не делает вас ее хозяином! Я люблю ее. И хоть я мало могу ей сейчас предложить, но я не прокаженный, чтобы отгонять меня от нее пинками. Завтра я снова буду здесь. И мы снова поговорим. Без истерик. Как мужчины. Предупреждаю, не вздумайте срывать на ней гнев. Мы оба хотим ей счастья, Эрнесто, — прибавил он тише.
Альбинони медленно поднялся с пола.
— Убирайтесь, — устало бросил он, отворачиваясь.
* * *
Полковник глубоко вздохнул, глядя в потолок:
— Но никакого «завтра» не случилось.