При счете 3-4 Пит подает, у меня два брейк-пойнта. Выиграв этот гейм, я смогу выиграть сет одной подачей. Это - центральный гейм нашего матча. Пит собирается, отыгрывает первый брейк-пойнт. На втором я мощно бью ему в ноги. Я уверен, что мяч упал за ним и уже праздную победу, но Пит ухитряется повернуться, парировать мяч ударом с полулета, аккуратно падающим на мою сторону сетки. Поровну.
Я начинаю нервничать. Пит отыгрывает гейм и подачу.
И вот уже Сампрас подает решающий мяч. В такие моменты он хладнокровен, как профессиональный киллер. Все происходит очень быстро.
Удар навылет. Еще один. Удар с лета с левой руки, который невозможно достать.
Аплодисменты. Рукопожатие у сетки.
Пит дружески улыбается и хлопает меня по спине. Но это выражение я уже видел на его лице и точно знаю, что оно означает.
Вот тебе бакс, парень. Подгони мою машину.
27
МЕДЛЕННО ОТКРЫВАЮ ГЛАЗА. Я лежу на полу рядом с кроватью. Сажусь, хочу пожелать Штефани доброго утра, но тут вспоминаю, что она сейчас в Вегасе, а я - в Санкт-Петербурге.
Нет, Санкт-Петербург был на прошлой неделе. Я в Париже.
Нет, Париж был после Санкт-Петербурга.
Я в Шанхае. Да, точно, сегодня я в Китае.
Подхожу к окну, отдергиваю шторы. Линию горизонта как будто на-рисовал художник-наркоман. Это похоже на Лас-Вегас, каким он мог предстать в фантастическом романе. Каждое здание выстроено в собственном невероятном стиле и ярко отпечатано на фоне ярко-синего неба. Строго говоря, неважно, где я нахожусь, потому что какая-то часть меня остается в тех местах, где я играл - в России, во Франции, в дюжине других. Но главная часть меня, как всегда, дома - со Штефани и Джаденом.
Неважно, где я, - корты везде одинаковы, и цель моя тоже остается неизменной: к концу 2002 года я хочу занять первую строчку в мировой классификации. Если смогу победить здесь, в Шанхае, если добьюсь этой маленькой победы, стану старейшим из лучших игроков в истории мужского тенниса, побив рекорд Коннорса.
Он никто - а ты легенда!
Я хочу этого, говорю я себе. Не то чтобы в этом нуждался, но я очень этого хочу.
Заказываю кофе в номер, затем сажусь за стол и делаю запись в дневнике. На меня это непохоже - вести дневник, я недавно его завел - и вот, привык. Что-то заставляет меня писать. Я одержим этими записями - отчасти из-за растущего страха, что Джаден не успеет узнать меня как следует. Ведь моя жизнь проходит в самолетах, а наш мир становится все более опасным и непредсказуемым. И поэтому я боюсь, что не успею поделиться с сыном всем, что успел увидеть и узнать. Поэтому, где бы я ни был, каждый вечер наспех царапаю для него несколько строк. Случайные мысли, впечатления, уроки, полученные от жизни. И вот сейчас, перед тем как отправиться на шанхайский стадион:
«Привет, сын! Ты сейчас с мамой в Вегасе, а я в Шанхае и очень по тебе скучаю. После этого турнира у меня есть шанс получить первое место в рейтинге. Но, честно тебе скажу, я в состоянии думать лишь о том, как бы побыстрее попасть домой, к тебе. Я испытываю очень большие нагрузки в своем теннисе, но что-то подталкивает меня продолжать. Мне потребовалось время, чтобы это понять. Я за это так долго боролся и сейчас стараюсь работать как можно больше. Пусть все остальное сложится так, как сложится. По большей части все это не слишком приятно, но я стараюсь с этим бороться ради того хорошего, что могу сделать - для тенниса, для твоего будущего, для многих ребят в моей школе. Всегда цени других людей, Джаден. Забота о них дарит умиротворение. Я люблю тебя, и я всегда с тобой».
Закрываю дневник, выхожу из номера и иду на игру, где терплю поражение от чеха Иржи Новака. Унизительно. Более того, не могу даже уехать домой, поскольку мне предстоит утешительный матч.
Вернувшись в отель, обуреваемый эмоциями, я вновь пишу Джадену:
«Я только что проиграл матч и чувствую себя ужасно. Я не хочу идти на завтрашнюю игру настолько, что даже мечтал получить травму. Представь себе, каково это - так сильно не хотеть что-то делать, что желаешь получить увечье. Джаден, если когда-нибудь чувства будут захлестывать тебя, как меня сегодня вечером, просто успокойся и продолжай работать, не сдавайся. Прими худшие из возможных последствий и осознай, что они не столь уж кошмарны. Это и будет твой шанс достигнуть мира с собой. Я хотел покончить с турниром, полететь домой и увидеть тебя. Мне трудно остаться и играть, мне так легко отправиться домой и быть с тобой. И поэтому я остаюсь».
В КОНЦЕ ГОДА, как и предполагалось, первую строчку мирового рейтинга занимает Хьюитт. Я заявляю Джилу, что мы должны удвоить наши усилия. Он разрабатывает новый режим тренировок, соответствующий моему нынешнему возрасту. Он берет идеи из своих записных книжек, и мы проводим многие недели в работе над все более изношенной нижней половиной моего тела. День за днем он стоит надо мной, глядя, как я накачиваю ноги, покрикивая: «Давай-давай! Австралия ждет!»
- Слабые ноги командуют тобой, - говорит Джил. - Сильные - выполняют твои команды.
К тому времени, когда мы поднимаемся на борт Ambient Express, который доставит нас из Вегаса в Сидней, я чувствую, что мог бы преодолеть этот путь бегом или даже вплавь. На Открытом чемпионате Австралии 2003 года я посеян под вторым номером. Выхожу на бой, грозный и опасный, как хищный зверь. Дохожу до полуфинала и за девяносто минут побеждаю Феррейру. В шести матчах проигрываю лишь один сет.
В финале встречаюсь с немцем Райнером Шуттлером. Я выигрываю в трех сетах, проиграв лишь пять геймов и вписав в историю Чемпионата Австралии самую убедительную победу. Мой восьмой Шлем, мое лучшее выступление за всю карьеру. Я в шутку говорю Штефани, что это было похоже на один из ее матчей: пожалуй, в этот раз я ближе всего подошел к тому, чтобы ощутить уровень ее превосходства над соперницами.
Получая кубок, говорю собравшейся толпе:
- Сегодня - не простой день, один из тех, что составляют основу жизни. Такие дни, как сегодня, случаются редко.
Кое-кто потом утверждал, что я вещал, как будто пережил опыт близкой смерти. Хотя, скорее, это был опыт полной жизни. Так говорят люди, которые почти не жили по-настоящему.
В тридцать один год я - самый возрастной игрок, выигравший Большой шлем, и пресса не может обойти эту тему стороной. Снова и снова, до самого моего отлета из Австралии, журналисты спрашивают, собираюсь ли я уходить из спорта. Отвечаю, что больше не планирую что-либо заканчивать, зато планирую многое начать. Журналисты сообщают, что я - последний в своем поколении. Последний из могикан 1980-х. Чанг объявил о своем уходе. Курье не играет уже три года. Ко мне относятся как к эксцентричному старикашке: ведь Штефани вновь ждет ребенка, и все видели, как мы катаемся на минивэне по окрестностям Вегаса. Я чувствую себя вечным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});