— Добрый вечер, незнакомец, — произнес старик с таким невозмутимым спокойствием, как будто незнакомые люди заглядывали к нему в этот час ежедневно. Тут я сообразил, что, вероятно, не застал его врасплох, — он видел, как я спускался по колее с холма и пересекал лощину. Возможно, он наблюдал за мной все время, пока я шел к нему, тогда как я даже не подозревал о его присутствии, не зная, где его нужно высматривать.
Я только сейчас обратил внимание на то, как гармонировала эта хижина со склоном холма и окружавшими ее выходами скальных пород, словно она была такой же неотъемлемой частью этого лесистого пейзажа, как деревья и скалы. Домик был невелик и низок, а бревна, из которых он был сложен, под воздействием непогоды и солнца обесцветились и приобрели какой-то неопределенный оттенок. Рядом с дверью стоял умывальник. На скамье разместились оловянный таз и ведро с водой, из которого торчала ручка ковша. Позади скамьи высилась поленница дров и стояла колода с вонзенным в нее обоюдоострым топором.
— Вы будете Чарли Манз? — спросил я.
— Точно, Чарли Манз — это я, — ответил старик. — А как вам удалось меня найти?
— Мне указал дорогу Ларри Хиггинс. Он покивал головой.
— Хиггинс хороший человек. Если уж Ларри вас направил сюда, значит все в порядке.
Когда-то он был крупным, рослым мужчиной, но его обглодали годы. Рубашка свободно болталась на его широких плечах, мятые брюки казались пустыми, что характерно для стариков. Голова его была не покрыта, но благодаря густым, стального цвета волосам создавалось впечатление, будто на нем надета шапка, а лицо заросло короткой и довольно неопрятной бородой. Я никак не мог решить, запускал ли он эту бороду сознательно или просто несколько недель не брился.
Я представился и сказал, что меня интересуют скунсы и мне известно, что он пишет книгу.
— Похоже, вы не прочь присесть и немного поработать языком, — сказал он.
— Если вы не возражаете.
Он встал с кресла и пошел к хижине.
— Садитесь, — сказал он. — Если вы собираетесь у меня немного погостить, вам лучше сесть.
Я огляделся — и боюсь, слишком выразительно, — ища глазами, куда бы мне примоститься.
— Садитесь в кресло, — сказал он. — Я его для вас согрел. Сам я устроюсь на полене. Мне это только на пользу. А то я тут нежусь, почитай, с самого полудня.
Он исчез в хижине, и я опустился в кресло. И, рассевшись в нем, я почувствовал себя последней скотиной, хотя, не сделай я этого, он бы наверняка обиделся.
Кресло оказалось удобным, я мог отсюда созерцать долину и холм напротив — и все это было прекрасно. Землю устилали опавшие, но пока не утратившие своих красок листья, а несколько деревьев еще щеголяло в лохмотьях летних нарядов. По упавшему стволу пробежала белка, остановилась у самого его края, присела и принялась меня разглядывать. Она подергала хвостом, но не выказала ни тени страха.
Меня окружали красота, тишина и такой безмятежный покой, какого я не знал уже много лет. Я начинал понимать, что испытывал старик, коротая в этом кресле долгие часы золотистого послеполудня. Здесь было на что смотреть. Я почувствовал, как на меня нисходят покой и умиротворение, и я даже не вздрогнул, когда из-за угла хижины вразвалку вышел скунс.
Скунс остановился и вытаращил на меня глаза, приподняв изящную переднюю лапу, но немного погодя степенной походкой неторопливо двинулся дальше через двор. Думаю, что он был не особенно велик, но мне он показался очень большим, и я приложил все усилия, чтобы случайно не шевельнуться; у меня не дрогнул ни один мускул.
Из хижины вышел старик. В руке у него была бутылка.
Он увидел скунса и восторженно закудахтал.
— Бьюсь об заклад, что вы здорово струхнули!
— Только в первый момент, — сказал я. — Но я сидел тихо, и он, видно, примирился с моим присутствием.
— Это Феба, — сказал он. — Страсть какая назойливая особа. Шагу нельзя ступить, чтобы на нее не наткнуться.
Он снял с поленницы полено и поставил его на попа. Тяжело опустился на него, откупорил бутылку и протянул ее мне.
— От разговоров пересыхает горло, — сказал он, — а у меня давненько не было компаньона по части выпивки. Сдается мне, мистер Грейвс, что вы человек пьющий.
Стыдно сказать, но я чуть было не облизнулся. За весь день у меня во рту не было ни капли спиртного, и я так закрутился, что у меня даже в мыслях не было пропустить стаканчик, и только сейчас я понял, как он мне необходим.
— Мистер Манз, до сих пор меня знали как человека, который никогда не отказывается от выпивки, — сказал я. — Я не собираюсь опровергать это мнение.
Я запрокинул голову и деликатно отхлебнул из бутылки. Виски было не первого класса, но приятное на вкус. Я обтер рукавом горлышко и передал ему бутылку. Он сделал умеренный глоток, потом вернул ее мне.
Скунсиха Феба подошла к нему, поднялась на задние лапы и положила передние ему на бедро. Он опустил руку и помог ей взобраться к себе на колени. Там она и расположилась.
Зачарованный этой сценой, я настолько забылся, что приложился к бутылке два раза подряд, тем самым опередив своего хозяина на один глоток.
Я отдал старику бутылку, и он сидел теперь с бутылкой в одной руке, а другой почесывал скунса под подбородком.
— По делу вы пришли или просто так, — сказал он, — я все равно рад вам. Я не из тех, кому в тягость одиночество, и на жизнь я не жалуюсь, однако для меня всегда праздник поглядеть на лицо ближнего. Но вас что-то гнетет. Неспроста вы пришли ко мне. Вам хочется снять с души эту тяжесть.
С минуту я молча смотрел на него, и тут у меня в голове созрело важное решение. Ничем не обоснованное, оно шло вразрез со всеми моими планами. Сам не знаю, что меня толкнуло на это: умиротворяющая тишина, царившая на этом склоне, спокойствие старика и удобное кресло или это было вызвано целым комплексом различных причин. Потрать я какое-то время на размышление, едва ли я решился бы на этот шаг. Но некий внутренний импульс, нечто, таившееся в этом предвечернем часе, побудили меня поступить именно так.
— Я обманул Хиггинса, чтобы вытянуть из него ваш адрес, — проговорил я. — Я сказал, что хочу помочь вам написать книгу. Но я больше не желаю лгать. Одной лжи достаточно. Я не стану вас обманывать. Я расскажу вам все, как есть.
На лице старика отразилось легкое удивление.
— Помочь мне написать книгу? Это какую, о скунсах?
— Если захотите, я действительно помогу вам, когда со всем этим будет покончено.
— Пожалуй, если уж говорить по справедливости, то кой-какая помощь мне не помешала бы. Но вы сюда пришли не за этим, так ведь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});