— Какой у тебя несчастный вид! Куда ты годишься? Известно ли тебе, что императорская японская армия заняла Сингапур и Гонконг?
Пленный засмеялся. Тогда маньчжоугоский генерал-майор, стукнув по столу, закричал:
— Что смеешься? Ты понимаешь, что тебя сейчас судят?
В ответ на это солдат сказал:
— Кто кого судит? Ваш конец не за горами! Скоро всех вас будет судить народ!
Маньчжоугоские чиновники знали, что население Северо-Востока враждебно относится к японским разбойникам и предателям, но не понимали, откуда у него такая смелость и уверенность в своих силах, почему оно так уверено в поражении могущественных правителей. Что касается меня, то я всегда считал, что могущество японского империализма вечно и непоколебимо. С моей точки зрения, даже великая империя Цинов, бэйянское правительство, гоминьдановский Китай и те не могли сравниться с Японией — что же говорить о простых людях. Их я вообще не принимал во внимание.
Кто же все-таки был сильнее, а кто слабее? Многочисленные факты отвечали на этот вопрос, однако я ничего не замечал, пока однажды Ёсиока не проговорился мне. Но даже тогда я понял не все.
Как-то командование Квантунской армии направило меня "провести инспекцию" (такое бывало раз в год) в районе Яньцзи, где в основном жили корейцы. Когда мой поезд прибыл туда, я увидел, что окружен громадным количеством японских жандармов и шестью полками маньчжоугоских солдат. На мой вопрос, что это значит, Ёсиока ответил, что они необходимы для охраны. "Здесь действует армия коммунистов!"
— Как? — удивился я. — В Маньчжоу-Го тоже есть коммунистические войска? Они ведь в Центральном Китае!
— Есть, есть, немного, но есть… — ответил мне Ёсиока и сменил тему разговора.
В другой раз офицер штаба Квантунской армии, докладывая о военном положении, особо отметил одну "победу". В одном из боев был убит вождь антияпонской объединенной армии генерал Ян Цзинъюй. Офицер с радостью говорил, что смерть генерала Яна означает ликвидацию большого бедствия в Маньчжоу-Го. Услышав слова "большое бедствие", я спросил:
— Сколько же таких бандитов в Маньчжоу-Го?
Его ответ был таким же, как у Ёсиоки:
— Есть, есть, немного, но есть.
В 1942 году японские войска решили провести карательные экспедиции в Северном и Центральном Китае. Осуществляя свою политику "трех уничтожений" — все сжечь, всех убить и все захватить, — они опустошили многие районы. Однажды Ёсиока рассказал мне о различных тактиках, например о тактике "железного кольца", "густого гребешка" и т. п., которые применяют японцы в борьбе против коммунистов. Услышав его хвастливые заявления, я спросил:
— Если коммунистов немного, зачем нужна новая тактика?
К моему удивлению, он поднял меня на смех:
— Если бы ваше величество имели военный опыт, они бы этого не сказали.
— Разрешите спросить, почему?
— Коммунистическая армия отличается от гоминьдановской. В ней нет разницы между солдатом и простым человеком.
Затем он сказал, что, воюя с 8-й и Новой 4-й армиями, японские солдаты часто попадали в тяжелое положение, ибо повсюду вокруг них был враг.
— Народ не боится коммунистов, — продолжал Ёсиока, — солдаты не бегут из армии; наоборот, с каждым боем бойцов в ней становится все больше и больше, и в дальнейшем это будет большая сила! Это поистине жутко!
Увидев, как офицер императорской японской армии отзывается о малочисленном враге, я от страха не знал, что сказать, и наконец выпалил:
— Они убивают и сжигают все на своем пути, они обобществляют имущество и жен. Это действительно страшно!
— Только идиот может этому поверить! — грубо перебил Ёсиока. Спустя некоторое время он сказал с усмешкой:
— Это были неофициальные комментарии; я попрошу ваше величество выслушать доклад начальника штаба Квантунской армии!
Лишь постепенно я стал понимать, что неофициальные комментарии Ёсиоки были ближе к истине, чем официальные заявления штаба армии.
Слушая сообщения по радио, я стал понимать тревогу, которую пытался скрыть Ёсиока. Поражения на всех фронтах подтверждались сообщениями в маньчжоугоских газетах о "разбитом нефрите" (героических жертвах).
Даже находясь в изоляции, я замечал большую нехватку материальных ресурсов. Из дворца исчезли медь и железо — все пошло на металлолом. Мои чиновники голодали и просили у меня помощи. Боясь, что я знаю, как скудна пища солдат, командование Квантунской армии пригласило меня на специальную выставку военных рационов. Чтобы нейтрализовать влияние иностранных радиопередач, мне стали показывать фильмы о победах японской армии. Однако ни я, ни мои племянники им не верили.
Наиболее глубокое впечатление произвел на меня страх, появившийся у японских военных.
Ямаента Тамоюки, гордившийся некогда тем, что его перевели в Квантунскую армию после падения Сингапура, был уже не тот, когда в 1945 году пришел попрощаться со мной перед своим отъездом в Юго-Восточную Азию. Он заплакал и сказал:
— Это наше последнее прощание, я никогда больше не вернусь!
Еще больше слез увидел я на церемонии прощания со смертниками камикадзе. Камикадзе выбирались из солдат японской армии, которые фанатически верили в "путь самураев" (бусидо) и были преданы японскому императору. Они должны были останавливать самолеты и танки. Ёсиока всегда говорил о них с большим уважением. Меня же они приводили в ужас. На этот раз командование Квантунской армии просило меня воодушевить тех, кто был выбран в качестве живых снарядов, и пожелать им счастья. День был пасмурный, ветер поднимал тучи пыли. Церемония проводилась во дворе дворца, где повсюду виднелись мешки с песком, отчего картина казалась еще более унылой. Камикадзе было более десяти человек. Выстроившись в ряд, они стояли передо мной. Я прочел поздравление, которое заранее написал мне Ёсиока, и затем поднял за них бокал. В этот момент я увидел, как по их щекам текли слезы.
Церемония закончилась. В полном смятении я поспешил вернуться в комнату вымыть лицо. Ёсиока неотступно следовал за мной. Зная, что он хочет мне что-то сказать, я подождал его. Он откашлялся и сказал:
— Ваше величество так хорошо говорили… хм… что они были очень растроганы… хм… и потому пролили свои мужские слезы…
Про себя я подумал: "Это ты боишься! Ты боишься, что я понял, какой страх испытывают камикадзе! Ты боишься, а я боюсь еще больше!"
В мае 1945 года, после капитуляции Германии, катастрофическое положение Японии стало еще более очевидным. Выступление советских войск было лишь делом времени. Какими бы ни казались мне раньше японцы, я понял, что они одиноки и положение их безнадежно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});