Читать интересную книгу Том 2. Лорд Тилбери и другие - Пэлем Вудхауз

Признавая, что было бы идеально, если бы союз их благословил ее отец, он полагал, что его неодобрение в наше-то время не может стать помехой. Сэр Бакстон, видимо, настроен против него, ибо он, Адриан, беден. Но деньги — тлен. Любовь, заключил он, побеждает все.

Красиво получилось, решил Адриан, перечитывая, и не изменил мнения, вручая листок и полкроны младшему сынишке Дж. Б. Аттуотера, Сирилу, которого разыскал в саду, где тот играл в поезд.

Понаблюдав за его отбытием, Адриан двинулся в общий бар. Литературные труды возбудили в нем сильнейшую жажду.

Племянница Аттуотера находилась на своем посту, мечтая о Лондоне и вяло нацеживая полпинты пожилому субъекту в плисовых штанах, густой запах от которого наводил на мысль, что жизнь его протекает среди свиней. При виде Адриана она заметно просветлела. За тот краткий период, когда он столовался у них, их тропинки не пересеклись, но внешность его была настолько столичной, что изгнанница мгновенно воспылала к нему симпатией. Когда клиент в плисовых штанах удалился в свинском запахе, словно в облаке славы, она тут же завела приятную беседу.

— Вы из Лондона? — осведомилась она, когда оба согласились, что денек сегодня теплый и уверенно высказали прогноз, что погода продержится.

Адриан ответил — да, оттуда.

— Вот и я! — горько вздохнула мисс Аттуотер. — Как бы мне туда хотелось! Надолго в здешних местах?

— Нет, не очень.

— В Холле, наверное, гостите?

— Нет, я в плавучем доме.

— У мистера Булпита? — заинтересовалась она.

— Да. А вы его знаете?

— Регулярно к нам заглядывает. Очень симпатичный.

— Верно.

— Веселый такой. А уж шутник! И полчасика не прошло, забегал опрокинуть кружечку. Вот, кстати, вспомнила. — Мисс Аттуотер нырнула под стойку и достала какой-то документ. — Он забыл у нас. Положил рядом с кружкой, пока мы болтали, да и позабыл. Я заметила, а он уже ушел. Передайте ему, ладно?

Адриан взял бумагу, по цвету — голубую, по виду — официальную. Он в этом не разбирался, так как благодаря княгине и другим дамам ни разу не видел повестки в суд. Небрежно взглянув, он сунул ее в карман. Мисс Аттуотер задумчиво водила тряпкой по стойке.

— Интересно, откуда у него. Вообще, если желаете знать, мистер Булпит — человек очень таинственный.

— Вот как?

— Да. Начать с того, что он тут делает? Не знаю, вы заметили, он — американец.

Адриан ответил, что это не ускользнуло от его внимания.

— Так вот, с какой стати американцам жить в этом вашем доме? Да еще в такой дыре! Я его прямо спросила, а он только смеется. Я у дяди Джона спросила, а тот меня обрезал.

— Вот как?

— Прямо отшил. Занимайся, грит, своими делами, а клиенты — пусть своими. Интересно, а? Что это ваш Булпит затевает? Вдруг он — международный шпион? Всюду пишут.

Адриан возразил, что в Уолсингфорд Парве международному шпиону много не нашпионить.

— Оно конечно…

Тут ввалился новый посетитель и вынудил мисс Аттуотер задушить в себе собеседницу. Когда он удалился, она возобновила обсуждение, но коснулась уже другой грани многогранного характера.

— Он — еще та штучка! Вас не разыгрывал?

— Как это?

— Обожает эти розыгрыши. Прям мастер. Вот, разыгрывал он дружков в Америке. Уж я бы с ним не согласилась жить в плавучем доме, откровенно скажу. Побоялась бы, вдруг столкнет в воду или еще что. А то ондатру в постель подложит. Сейчас тоже отправился разыгрывать одного парня.

— Да?

— Да. Хочет выпрыгнуть на него из кустов.

— Из кустов? Выпрыгнуть?

— Ну да! Когда тот запоет коноплянкой.

— Зачем?

— Сама не знаю. Говорит, обхохочутся. Не-ет, тут что-то другое. Тайна. Я и говорю, таи-инственный человек.

Клиенты потянулись один за одним, и Адриану стало ясно, что на доверительную беседу надежды больше нет. Он допил кружку и ушел.

Пока он шагал к «Миньонетте», его покусывало беспокойство. Приятно ли обнаружить, что ты, оказывается, пользуешься гостеприимством не совсем здорового человека? По его собственным наблюдениям, Булпит мог, не задумываясь, огреть ближнего бутылкой. А теперь еще, оказывается, не прочь из кустов выскочить… Невольно призадумаешься и спросишь себя, где для него предел? Никто не возражает против добродушной эксцентричности, но до каких пределов этот шутник сохраняет добродушие?

Безмерно радуясь, что сегодня наступит конец его визиту, Адриан забрался по мосткам на «Миньонетту». Едва его нога коснулась палубы, как дверь салона распахнулась и появилась обнаженная натура, обмотанная лишь полотенцем.

Это был Табби Ванрингэм.

Первым от шока неожиданной встречи опомнился Табби. Он удивился, предполагая, что Адриан давно за много миль отсюда, но у него и своих тревог хватало, чтоб еще волноваться из-за чьих-то дел. Здесь — и ладно, пусть его.

— Привет, — сказал он, смахнув со лба бусинку пота. Адриан откликнулся на приветствие, и наступило молчание.

— Поплавать вот иду, — сообщил Табби.

Даже менее наблюдательный человек, и тот с первого взгляда увидел бы, что купание позарез необходимо. В такую жарищу Табби, видимо — на всей скорости, одолел расстояние между двумя пунктами и почти расплавился. По яркому, хотя и не совсем аппетитному сравнению Булпита, он потел, как негр на выборах.

— Жарковато! — обронил Табби.

— Да, это заметно.

— Прямо вспотел.

— Быстро шли?

— Бежал, — уточнил Табби. — Всю дорогу, от второго Уолсингфордского камня.

— О-о? А что такое?

— Чтобы добежать поскорее. — На ум ему пришло неожиданное соображение: — Слушайте, — перебил он сам себя, — вы ведь тоже снимали это суденышко. Где тут еще, кроме салона, можно спрятать бумаги? Салон я прочесал частым гребнем — и ничего!

— Бумаги? — Адриан вспомнил, что девушка в гостинице отдала ему какие-то бумаги. Он нащупал их в кармане. — Не эти ли? — И он услужливо их протянул.

Вопрос и действие оказали на Табби сокрушительный эффект. До сих пор он стоял как нормальный американец, болтающий с приятелем. Теперь же скаканул назад, словно от змеи, и принял оборонительную стойку. Кулаки у него сжались, взгляд стал угрожающим.

— Еще шаг, — пригрозил он, — и я вам кумпол снесу!

От изумления Адриан лишился речи. Он понял, что сегодня ему суждено нарываться на эксцентриков. В данном случае сомнений у него не было, прилагательное «добродушный» мы отбросим сходу. Чтобы описать Табби, такой стилист, как покойный Гюстав Флобер, его бы не выбрал.

— Чего это вы? — тупо спросил Пик.

— Сами знаете!

— Да нет!

— Нет, да! Это Булпит вам отдал, чтоб вы мне вклеили.

— Он забыл бумаги в гостинице. Мне их барменша отдала.

Воинственный Табби чуть смягчился, но держался стойко.

— Ладно, может и не врете, но я рисковать не желаю. Разорвите и бросьте в воду.

— Но это же бумаги Булпита!

— Конечно! Чьи же еще? Ну, рвите.

— Помилуйте… как же…

— А по морде не хотите? — предложил Табби, берясь за решение проблемы с другого конца.

Меньше этого Адриан хотел только внезапного появления хлыста. Он по-прежнему сомневался, можно ли уничтожить чужую собственность, но если альтернатива — удар по морде, выбора нет. Конечно, он не был уверен, что у него именно морда, но общий смысл уловил, а потому внял совету, и через миг-другой обрывки голубой бумаги плавно покачивались на воде армадой бумажных корабликов.

Успокоительный эффект этого действия был бы лестен для любого миротворца. Все следы враждебности у Табби исчезли. Испустив вздох облегчения, он спросил Адриана, не найдется ли у того сигаретки, потом попросил огонька и получил его. Встреча оборачивалась истинным пиршеством братства.

— Простите, что погорячился, — произнес Табби. — Понимаете, засомневался, а вдруг эту чертову бумагу можно всучить через заместителя?

— Что это было?

— Повестка.

— Повестка?

— В суд. За нарушение брачных обещаний.

— А Булпит тут при чем?

— Старался ее мне вклеить. И представьте, — Табби побагровел при одном воспоминании, — старый гад подстроил, чтоб мне позвонила девица, назначила свидание на Уолсингфордской дороге. А когда я примчался туда и стал свиристеть, он выпрыгнул из-за кустов. Честное слово, я на два года постарел!

Табби с удовлетворением отметил, как выпучились глаза у его собеседника, а челюсть слегка отвалилась, — несомненно, он ужаснулся, как порядочный человек, до каких глубин двуличия способны скатиться его ближние. Впервые за их знакомство Табби проникся симпатией к Адриану. Прихлебатель, верно, но прихлебатель благородный.

— Правда, очень скоро, — продолжал Табби с мрачной удовлетворенностью, — два года жизни у него отнял я. Догадайтесь, что случилось? Я уже думаю — все кончено, но вдруг Булпит замер и принялся рыскать по карманам. Я кричу: «Ну, вручайте!», — а он так это диковато смеется и отвечает, что шоу отменяется, забыл он повестку. Наверное, говорит, на барже. Я понял, настал мой черед отомстить за все тревоги!