ходить на больничный столько раз, сколько нам его захочется взять. Это неотъемлемое право творческого работника. Отдых от суеты позволяет копить мысли.
Судебные разбирательства Алика приносят ущерб телерадиокомпании. Зачем он создает программы, приводящие к бессмысленным судебным искам? Всем понятно, что наш суд всегда будет на стороне власти.
Считаем, что наш главный редактор превышает полномочия и должен быть снят с должности. У меня все.
***
– Теперь надо голосовать, – сказал Задрин. – В докладе прозвучали наши обобщенные претензии. С каждым проведена работа. Осталось поднять руки. Кто – за?
В воздух всплеснулось восемнадцать правых рук из двадцати двух, имевших право голосовать.
– Так, так, – огорченно произнес Задрин. – Не единогласно. Ну, кто – против?
Ни одна рука не поднялась.
– Ну, тогда воздержавшиеся? – облегченно вздохнул Задрин.
Осторожно приподнялись четыре руки.
– Документ принят, – произнес Задрин.
– Мне хотелось бы услышать претензии от конкретных людей, – попросил Квашняков. – Кто хочет высказаться, не стесняйтесь.
– Он плюнул на телевидение, – презрительно произнес Задрин. – Все на мне, на заместителе по технической части, если бы не я, телевидение остановилось бы.
Зал одобрительно загудел.
– Я считаю, что журналистов нельзя так терроризировать, – подхватила слово Аказянова. – За каждое опоздание: объяснительная и замечание.
– А что тут неправильного? – спросил Солодов. – Трудовая дисциплина должна быть…
Чувствуя отклонение собрания от критического фарватера, Квашняков прервал юриста:
– Это же журналисты, конечно, должен быть свободный график работы.
– Так нельзя с северянами, – поддержал Ушлый, техник-специалист по выпуску программ на телецентре. – А он чуть что, так приказ – и все авторитарно. Вот нас заставил писать ежедневные отчеты о смене. К чему, зачем? Мы же сюда за деньгами приехали, а не бумажки писать.
– Запчасти не сразу покупают! – крикнул Быкяев, второй водитель телерадиокомпании…
– Курим в строго отведенное время, на минуту задержишься – замечание, – напомнила Публяшникова.
– А материалы его далеки от идеала. Золотое перо его купленное – это точно, – вставила свою фразу Лицедейко.
– Это надо особенно внимательно исследовать, – зацепился Квашняков. – У него в Москве мохнатая рука. Надо лишить его всех липовых дипломов и наград. Мы организуем комиссию, проверим и напишем. Кроты не должны видеть свет. В нашем маленьком нефтяном городе никто не может быть величественнее уважаемого всеми главы города – Хамовского.
***
Выводы творческих душ
«Душа незримое создание, быть может нет ее совсем, она не хлеб, она не званье… и потому чужая всем».
– Предлагаю главное. принять поправки в Устав, – напомнил Бредятин.
– Нет, есть еще предложение, – сказал Задрин. – Я считаю, что мы всем коллективом должны извиниться перед главным врачом за выступления Алика. Только так мы сможем вернуть уважение чиновников.
– Поддерживаю это предложение! – подскочила Публяшникова. – Кто за?
Все дружно подняли руки.
– Хочу добавить! – приподнялась со стула Букова. – Я человек верующий, сектант. Алика надо проклясть самым страшным проклятием…
– Все обобщаем протокол, – скомандовал Квашняков. – Публичное извинение сотрудников телерадиокомпании перед Прислужковым за выступления Алика, внесение изменений в Устав, и рассмотрение вопроса об отстранении Алика от должности. Кто «за»?
Помещение кафе «Балалайка» не знало такого единодушия. Руки взлетели так скоро, словно каждый из участников собрания, сорвавшись в пропасть, хватался за край обрыва.
ЭЛЬВИРА
«Каждый оценивает в меру знаний и стремлений»
Эльвира – крупная миловидная женщина, приехавшая в маленький нефтяной город из Уфы, где работала в местном ОГТРК, тенью проникла к Алику в кабинет и скорбно заговорила так, что в каждом ее слове слышался дождь из слез:
– Я больше не могу так работать, я, наверное, уволюсь.
– Успокойся, Эльвира, сядь, расскажи, что произошло, – обеспокоенно попросил Алик.
– Я хочу просто работать, заниматься журналистикой, а они только и делают, что о вас говорят, причем говорят всякие гадости, – ответила Эльвира. – Это невыносимо. И так целый день.
– Я подумаю, куда тебя пересадить, – ответил Алик. – Сядешь, в конце-концов, в моем кабинете. Здесь есть еще один стол. Поставим компьютер.
– Нет, вы просто не представляете себе, как это происходит, – продолжила Эльвира. – Они постоянно дергают меня, спрашивают, подписалась ли я против вас. Я в первый раз подписалась, о чем пожалела. А сейчас не хочу. И они меня достают, как могут. Ты, что против нас? – спрашивают. Ты его шестерка, – говорят. Я сижу, работаю, а им будто и заняться нечем. Только и ходят, и всякую грязь разносят. Я так больше не могу. И я вам скажу, что они всех в этом коллективе очень профессионально обрабатывают.
– Эльвира, ты же видишь, я ничем не могу помочь, только посадить в своем кабинете, – ответил Алик.
– Вы знаете, я долго работала в Уфе и видела разных редакторов, – разоткровенничалась Эльвира. – И все четверо – такие сволочи. Мне как-то нужен был отгул, так редактор пригласил меня и двух своих заместителей. Они включили телекамеры. И главный редактор мне сказал: «раздевайся догола, мы снимем с тобой порнушку, а потом я подпишу твое заявление» …
Под глазами Эльвиры показались дорожки слез.
– И вот только, когда я попала к вам в телерадиокомпанию, то поняла, что такое настоящий редактор, – продолжила исповедь Эльвира. – Я была невероятно счастлива, позвонила домой и сообщила маме: «Мне так повезло, так повезло».
– Почему у коллектива такая ненависть ко мне? – спросил Алик.
– Я не знаю, – ответила Эльвира. – Но с самого первого дня работы Букова настраивала меня против вас, говорила, что вы очень жесткий человек, что мне трудно будет здесь работать, что я долго не продержусь. Говорила, что вы не совсем нормальный, что даже мальчика в каком-то детском саду побили и много еще чего. Ну, я эти все истории не знаю, и знать не хочу, мне с вами нормально работается.
«Про мальчика – это работа Бредятина, – сразу понял Алик. – Я тогда был депутатом, и эта сволочь использовала тогда пустяковый бытовой случай, чтобы очернить меня. Бредятин рассказал Задрину. Задрин разнес всем. Тогда здесь должна витать бредятинская идея о моей жадности до денег».
– Эльвира, давайте сделаем так. Вы приходите на работу, когда у вас есть необходимость. Остальное – дома: текст, сценарный план, – ответил Алик. – Отсюда – только на съемки, на раскадровку и монтаж. Сейчас у вас все сделано?
– Да, – ответила Эльвира.
– Тогда идите домой, – разрешил Алик. – Иначе не выдержите.
О ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
«Отстраняясь от земли, пусть даже по небесным надобностям, легко стать гонимым».
Алик быстро поднялся на второй этаж.
– Задрин, вы зачем доводите людей до увольнения? – спросил он прямо.
– Я? – придав своему дебильному лицу удивление, театрально возмутился Задрин. – Я никого не довожу до увольнения.