Мушкетер сжал руку Арамиса. Они постояли молча.
Атос и Портос тоже хранили молчание.
— Я останусь, — просто ответил д'Артаньян.
— Я знал, что вы это скажете, — тихо отозвался Арамис.
Они помолчали еще. Из-за деревьев снова донеслись какие-то приглушенные звуки — очевидно, лошадь Арамиса переступала копытами. Вдруг она тихонько заржала. И на ее ржание откликнулась вторая. Потом конское ржание за тихло разом, будто кто-то сдавил лошадям губы и ноздри.
— Там кто-то есть? — спросили Атос с Портосом.
— Да, меня ждут, — ответил Арамис.
— Мы встретимся снова! — пообещал д'Артаньян, и они еще раз обнялись. Арамис отвернулся и сделал шаг. Потом обернулся снова.
— Герцог Орлеанский дал обязательство королю, что через восемь дней все иноземцы, которые пришли вместе с ним, покинут пределы Франции. Мне нельзя дольше ждать.
Осталось только четыре дня!
— Езжайте, Арамис! Берегите себя и да храни вас Бог! — сказал Атос за всех.
— Если в течение двух недель в вашем положении произойдут перемены, д'Артаньян, напишите записку и положите ее в дупло третьего дерева вверх по склону. Днем вы его увидите; ошибка исключена, там лишь одно такое дуплистое дерево. Верный человек будет каждый день перед закатом проверять, нет ли записки в дупле. Если он обнаружит ее, вы можете быть уверены в том, что я прочту ее, получив от него из рук в руки. Но он сможет пробыть в этих местах только две недели. Прощайте, д'Артаньян! Прощайте, Атос!
Прощайте, Портос, засвидетельствуйте мое уважение госпоже дю Валлон!
И Арамис исчез в темноте. Вскоре из-за деревьев неподалеку послышалось позвякивание шпор о стремена, приглушенный голос произнес какую-то фразу, и вот уже только быстро удаляющийся топот копыт свидетельствовал о том, что Арамис явился им не во сне, а наяву.
Трое друзей безмолвно возвратились в лагерь. Дорогой Никто не проронил ни слова.
И снова потянулись дни. На шестой день г-н де Тревиль вызвал лейтенанта д'Артаньяна и прочитал ему вслух приказ короля, в котором полку мушкетеров предлагалось выступить в Париж в связи с окончанием военных действий.
О лейтенанте д'Артаньяне в королевском приказе не говорилось ни слова.
Несмотря на свое мужество и силу воли, д'Артаньян побледнел.
Господин де Тревиль отложил в сторону бумагу с королевским гербом.
— А теперь, молодой человек, позвольте-ка мне прочесть вам несколько строк из неофициального письма его величества к капитану своих мушкетеров, хитро улыбнувшись, произнес он.
С этими словами капитан мушкетеров извлек из кармана королевское послание и прочитал следующее:
-..что же касается Вашего представления к награде господина лейтенанта мушкетеров, то, в силу открывшихся новых обстоятельств, последнее невозможно. Однако прошу передать господину лейтенанту мою благодарность за поведение в деле при Кастельнодари и сообщить ему, что я ценю его преданность. Рассчитываю, что господин лейтенант мушкетеров и впредь будет неотлучно находиться со своими подчиненными, воинская доблесть коих удваивается, когда во главе их стоят подобные офицеры.
— Это означает…
— Это означает, что пока с наградой придется повременить. Только и всего! — сказал г-н де Тревиль. — И все же, примите мои поздравления, молодой человек. Прибыв в Париж, вы начали очень неплохо. Но мало хорошо начать, гораздо важнее и труднее так же хорошо продолжить! Кажется, вам это удалось!
* * *
В тот же вечер в дупло третьего дерева, считая от основания холма, была опущена записка, в которой значилось:
«Все завершилось благополучно. До встречи. Друзья».
Утром Портос лично опустил руку в дупло и долго пытался нашарить там бумагу. Но тщетно. Чья-то рука вынула послание.
— Что ж, отлично! — обрадовался Атос. — Наш аббат будет знать, что не напрасно наведывался в Париж, подбив и нас составить ему компанию!
— Я — самый счастливый и самый несчастный человек на свете! — вскричал д'Артаньян.
— Почему? — спросил Портос. Атос же промолчал.
— Потому что у меня есть такие друзья! И потому что я снова расстаюсь с ними!
— Открою вам секрет, д'Артаньян. Я — тоже, — промолвил Атос. — Мы расстаемся друг с другом.
— Как, вы не проводите меня до замка дю Валлон?! — вскричал Портос. Госпожа дю Валлон будет очень рада познакомиться с вами!
— Нет, я должен ехать в Блуа, — покачал головой Атос.
— Я отсутствовал несколько дольше, чем предполагалось, — заметил Портос. — Встреча с моей супругой прошла бы значительно спокойнее, будь вы со мной, дорогой граф, — добавил он с сожалением.
На следующий день мушкетеры короля, а вернее, мушкетеры де Тревиля выступили в поход. Они возвращались в Париж с победой. Во главе их на сером английском жеребце гордо скакал их командир, гасконский дворянин шевалье де Тревиль. Рядом с ним, опережая остальных офицеров, но держась на полкорпуса позади своего капитана, гарцевал на гнедой лошади лейтенант мушкетеров, гасконский дворянин шевалье д'Артаньян.
Эпилог
Бежар был казнен за умысел отравить Ришелье.
В марте того же 1632 года начался процесс над маршалом Марийаком, обвиненным не в государственной измене, а… в хищении казны. Ему отрубили голову на Гревской площади.
— Хоть бы причину моей казни подыскали порядочную! — говорил маршал, всходя на эшафот. — А то обвинили в преступлении, за которое и лакея-то не стоило бы наказывать телесно.
Генрих Монморанси был казнен в том же году в Тулузе.
Это случилось ровно через тысячу двести семьдесят два дня после полученного им пророчества. Он был последним из списка в красной книжечке кардинала.
Отец и дочь Перье нашли пристанище в монастыре Пор-Руаяль и стали полноправными членами общины.
Получив сообщение о бегстве д'Артаньяна из Сен-Жермена на обратном пути в Бастилию, о котором г-н дю Трамбле поначалу не решился сообщить кардиналу, его высокопреосвященство долго молчал. Так и не проронив ни слова по этому поводу, кардинал простился с королем и возвратился к себе во дворец. Там же он долго сидел за письменным столом, не замечая тревожных переглядываний писцов за своей спиной. «Положительно необходимо, чтобы гасконец перешел ко мне на службу, — думал кардинал. — И те трое — тоже».
Восстановив душевное равновесие, Ришелье снова отправился к королю. Подробности их беседы навеки утрачены для потомков: она происходила с глазу на глаз.
Возвратившись в Париж, д'Артаньян отыскал Планше, бледного, но уже самостоятельно передвигавшегося, опираясь на палку. Жемблу, при виде столь плачевного состояния сержанта пикинеров Пьемонтского полка, проникся к нему участием, и свары между ними прекратились. Таким образом, д'Артаньян, вернувшись, получил двух верных слуг и мир в доме. Хотя на первых порах ему и пришлось ухаживать за Планше, несмотря на смущение и протесты последнего.