Читать интересную книгу Белый ниндзя - Эрик Ластбадер

— Значит, это правда.

Канзацу кивнул.

— Более правдивой правды не бывает.

— Я хотел расспросить о своем деде, — сказал Николас. — Был ли он тем обманщиком, лжецом и убийцей, каким его считал Сендзин?

— Разве это так важно?

— Очень важно, — ответил Николас. — Для меня. Канзацу вздохнул и встал. — Давай продолжим этот разговор на Ходаке.

Они вышли из хижины, перешли через длинную ложбину, покрытую снегом.

— Вот правда, — сказал Канзацу. — Там, — прибавил он, указывая рукой в сторону Токио, — там правды нет. Но ты и сам это знаешь. Иначе не проделал бы такой долгий путь сюда. — Они шли, оставляя следы на снегу, который тихонько подтаивал. В чуткой тишине гор можно было даже расслышать этот звук таяния. — Но я должен предупредить тебя, Николас, что правда может быть опасной. Часто лучше повернуться к ней спиной и уйти прочь, не оглядываясь.

— Я хочу знать, — упрямо сказал Николас. — Я должен знать.

— Да, — медленно подтвердил Канзацу, — конечно, должен. — В его голосе была странная нотка, будто он с неохотой и печалью в сердце принимал неизбежное.

Они пересекли ложбину, прошли по черной каменной гряде, с которой ветры давно сдули снег. Ниже был провал в четыре тысячи футов глубиной, выше — отвесная стена Черного Жандарма, уходящая в сиренево-голубое небо.

Канзацу смотрел куда-то посередине, на ландшафт, видимый только ему одному.

— Не подлежит сомнению, что твоя прабабушка, мать Со-Пенга, бежала из монастыря Дзудзи, прихватив с собой магические изумруды тандзянов. Она взяла шестнадцать. Это было ее наследие, ее по праву с того момента, как она с плачем появилась в этом мире. У тандзянов остались, конечно, другие изумруды. Но они бездумно растратили их силу, перегружая кокоро своими амбициозными планами иметь своих представителей в чужих краях. И вот пришло время, когда им потребовались те шестнадцать изумрудов.

Они состряпали жалкую историю и скормили ее молодому тандзяну по имени Цзяо Сиа. Он был очень способным человеком, но излишне впечатлительным. Поэтому старейшины и остановили свой выбор на нем. Они отправили его в Сингапур, чтобы он доставил им изумруды вместе с Со-Пенгом, который, как они знали, в тандзянской магии был совершенно не искушен.

Мать Со-Пенга забеспокоилась и, боясь худшего, рассказала сыну ту часть, истории о своем наследии, которую смела рассказать. Со-Пенг сделал все, что мог. Он выследил Цзяо Сиа, и произошел бой, в котором победил Со-Пенг. Но победа далась ему дорогой ценой. Перед смертью Цзяо Сиа сообщил Со-Пенгу, что они братья: вышли из одного чрева. В последующие месяцы, зная, что за ним и его матерью ведется наблюдение, Со-Пенг поручил хранение изумрудов человеку по имени Дезару: тот ему был обязан жизнью своей любимой собаки, которую Со-Пенг спас во время охоты на тигра. Этого человека никто не знал, и никто не догадывался о его связях с Со-Пенгом.

Почувствовав, что им не удается заполучить назад изумруды, старейшины тандзянов решили идти более изощренным, поистине дьявольским путем: они извели всех дочерей Со-Пенга, чтобы тандзянский дар исчез из его рода. Дело в том, что он передается только по женской линии. Со-Пенг ничем не мог воздать им за это, а его друг По Так пытался отомстить тандзянам, но погиб сам.

Только после смерти второй жены, когда Со-Пенг поклялся, что больше не женится, тандзянские шпионы оставили его в покое, уверенные, что у него уже не будет дочери.

Но Со-Пенг все-таки перехитрил их всех. Он нашел сиротку, обнаружил у нее тандзянский дар. Приняв ее в свою семью, он сам занялся ее воспитанием и любил ее больше, чем даже собственных детей. Эта девочка была твоей матерью Чеонг. Через нее Со-Пенг обеспечил продолжение рода.

— Значит, все, чему верил Сендзин, было чепухой.

— Чистейшей.

ЕСЛИ ТЫ УМРЕШЬ СЕЙЧАС, ТО ЭТО БУДЕТ СЛИШКОМ ЛЕГКАЯ СМЕРТЬ. ТЫ ДАЖЕ НЕ УСПЕЕШЬ ПОНЯТЬ... Но, получается, это Сендзин не успел ничего понять.

— Его ненависть, его обет кровной мести ни к чему не привели, — промолвил Николас.

Канзацу остановился у края пропасти. Его глаза были широко открыты, и свет, попадая на радужную оболочку, заставил ее как бы светиться.

— О нет, не так уж и ни к чему, Николас. Они привели тебя ко мне.

Канзацу улыбнулся, и Николаса опять посетило неприятное ощущение, что за его спиной что-то зашевелилось.

— И не только тебе. Тандзянские изумруды тоже.

— Что Вы этим хотите сказать? — И все еще Николас не верил этому. Но, видно, пришло время взглянуть в глаза тому, что маячило у него за спиной: опасной правде.

— Те изумруды, что сейчас находятся у тебя, — единственные, которые остались, — сказал Канзацу. — Тот, кто ими обладает, держит в своих руках Вечность.

Николас вспомнил предостережение Уми. Он тогда улетал в Нью-Йорк. ДОРОКУДЗАЙ БЛИЗОК. БЛИЖЕ, ЧЕМ ТЫ МОЖЕШЬ СЕБЕ ВООБРАЗИТЬ. ПОМНИ ОБ ЭНЕРГИИ ЕГО МЫСЛИ. И О ДАРЕ ОБМАНЫВАТЬ ЗРЕНИЕ.

Николас отступил назад.

— Это тебе не поможет, — сказал Канзацу.

— Вы использовали Сендзина, чтобы напасть на меня. Вы использовали меня, чтобы убить его. Он был единственным человеком, который мог отнять у меня изумруды.

— Я же тебя предупреждал, что правда здесь и эта правда опасна.

— Но Вы не всегда были таким, — сказал Николас. — Манипулировать людьми, убивать чужими руками! Я Вас всегда считал неподкупным бессребреником, чуждым алчности.

— Алчность — странная вещь, — изрек Канзацу. — То тебе вроде и ничего не надо, а потом в один прекрасный день обнаруживаешь, что без этого жить не можешь. Тогда ничего не остается делать, как только сказать себе, что нет ничего слаще, чем поддаться искушению.

— Господи, Вы говорите об этом, как человек, который на старости лет решился на внебрачную связь!

— Ну что ж, аналогия убедительная, — согласился Канзацу. — Я сошел с прямого пути акшары. Но зато и награда! Теперь у меня будет все!

— Нет! — Николас поднял сжатый кулак. — Канзацу, ты сам сказал, что решил поддаться искушению. Но ты ничего не получишь.

Николас разжал руку. На ней лежали девять изумрудов.

— Нет.

Это был более чем крик. И даже более чем вопль. В этом коротком слоге было все: смена прилива отливом, белого черным, света тьмой, бессребренничества корыстью. Путь в силки.

И силки обернулись ямой.

Воздух наполнился шипением, искрами и треском, будто огонь в камине запылал или с небес слетела шаровая молния. Изумруды в руке Николаса зашевелились, ожили. Их было девять: мистическое число, почитаемое тандзянами с самого начала времени.

Изумруды сложились в сложную, объемную конфигурацию. Эта фигура поднялась в воздух и, как стая рассерженных шмелей, ринулась на Канзацу.

Камни ударили его в лицо с такой страшной силой, что мгновенно превратили его в кровавую кашу. Какое-то мгновение Николас видел их сверкающие грани, внедрившиеся в человеческую плоть, как звезды в бархат неба. И тотчас же в прозрачном воздухе Ходаки разнеслась вонь паленого мяса, как с языческого погребального костра. Страшный крик, подхваченный эхом в заснеженных каньонах Ходаки, раздался, — и Канзацу смело со скалы, как выстрелом из пушки. Перелетев через гряду камней в поднявшемся снежном вихре, он исчез черной точкой в синем-синем небе.

Растаял в небытии.

Николас судорожно хватал ртом воздух. Лихорадочный стук сердца причинял боль. Жуткий страх леденил его: страх, что он сейчас схватился с учителем — в каком-то смысле его отцом, хотя бы и духовным; страх того, что он заглянул в лицо столетиям таинственной силы, основанной на обмане и иллюзии; страх того, что в его руках оказалась возможность уничтожить эту силу.

Вот уж воистину, избранник. Хранитель тандзянских изумрудов. Он исполнил предназначение.

— ТЕПЕРЬ все кончено, — тихо сказал Николас. Никого рядом не было, но тем не менее он знал, что сказал он это непосредственно своему деду.

А потом он повернулся и начал тихо спускаться с Ходаки. И даже не обернулся на грозно возвышающегося на фоне багрово-синего неба Черного Жандарма.

Теперь это был всего-навсего большой кусок черной горной породы.

* * *

Осень отказывалась приходить в Вашингтон. Листья на платанах и вишневых деревьях, такие сочные летом, висели пожухлые и неподвижные в удушающем пекле. Потомак казался таким прохладным и живительным, журча под душным одеялом октябрьской жары.

Законопроект Брэндинга по финансированию АСИКСа прошел через обе палаты с подавляющим числом голосов «за», и везде высказывалось мнение, что если «Пчелка» пройдет все строгие заключительные испытания, то она составит основу правительственной компьютерной системы уже в ближайшие два года.

Популярность Брэндинга ширилась по всей стране, и он выжимал все, что можно, из все более щедро отпускаемого ему телевизионного времени. Он уже был в программе «Лицом к нации», в «Телевизионном знакомстве». Си-Эн-Эн посвятила ему целый очерк, и с огромным успехом он отвечал на вопросы журналистов в программе «Горячая линия».