Читать интересную книгу Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм

В руках у него фонарик: две вспышки — значит, охранник ходит снаружи, три — все чисто. Увидите три вспышки, бегите через центр крикетного поля. Там другая мощеная дорога, сворачивающая налево. Пройдете по ней сорок шагов и остановитесь там, где поворот круче всего. Посмотрите направо — в кустах еще один человек и еще один фонарик. У него обзор подхода к боковой двери, которая прямо впереди в конце дорожки — увидите.

— Боковая дверь? — нетерпеливо прервала его Карин, смахивая дождевые капли под черным брезентовым капюшоном.

— Там живет Ягер, — ответил офицер германской разведки, — для него устроена спальня, ванная, кабинет, а в пристройке к северной стене — небольшая персональная часовня с алтарем. Говорят, он там часами занимается медитацией. Боковая дверь — это его личный, вход, ближайший к берегу реки, остальным доступ туда воспрещен. Парадная дверь дальше слева, там раньше был вход в лодочный сарай, ею и пользуются охранники и посетители.

— Другими словами, он, по сути, отгорожен от всех остальных в доме, когда находится у себя.

— Совершенно верно. Директор Моро особенно заинтересовался этим раскладом, когда я ему все описал. Он связался со мной после того, как вы позвонили ему в Париж, и мы вместе разработали план, как все устроить для вас с минимальным риском.

— А что он вам сказал, можно спросить?

— Что вы знали Гюнтера Ягера в прошлом, что вы отлично подготовленный стратег, который может осуществить то, что другие не сумеют. Я, как и большинство старших офицеров нашей службы, считаю, что Моро судит как опытный эксперт. Он еще упомянул, что вы будете вооружены и способны защитить себя.

— Надеюсь, он прав в обоих случаях, — тихо произнесла Карин.

— Вот как? — Германский офицер недоуменно уставился на де Фрис. — Ведь ваше начальство одобряет вашу тактику, не правда ли?

— Естественно. Разве Моро стал бы предупреждать вас обо мне, будь это не так?

— Нет конечно... Ваш плащ совсем промок. Сухого предложить не могу, но у меня есть лишний зонтик. Берите.

— Спасибо, я вам очень признательна. Вы поддерживаете связь со своими людьми по радио?

— Да, но простите, я вам его дать не могу. Слишком велик риск.

— Понимаю. Просто дайте им знать, что я отправилась.

— Удачи вам и будьте очень-очень осторожны, мадам. Помните, мы можем вас провести к двери — и это все. Даже если позовете, мы не сможем прийти на помощь.

— Да, знаю. Одна жизнь против многих тысяч.

С этими словами Карин раскрыла зонтик и отправилась вниз по мощеной дорожке, преодолевая потоп. Постоянно смахивая воду с лица, она добралась до когда-то элегантного бельведера — обгорелый остов его напоминал фотографию времен войны, иллюстрируя тот факт, что война уравнивает всех — и бедных и богатых. А за ним, будто опровергая этот урок истории, раскинулось ухоженное поле для крикета с подстриженной лужайкой, нетронутыми воротцами и ярко выкрашенными столбиками.

Она подняла голову и, щурясь из-под брезентового капюшона, стала вглядываться в огромную сосну, окруженную другими, менее представительными деревьями. Наконец она заметила едва видимые вспышки. Две! Охранник патрулировал. Карин пригнулась к земле, неотрывно всматриваясь в кромешную темноту в ожидании другого сигнала. Он вскоре последовал: три вспышки, повторенные дважды. Путь свободен!

Карин мчалась через крикетное поле — туфли без каблуков увязали в напитавшейся влагой траве, — пока не почувствовала под ногами твердую поверхность второй вымощенной дорожки. Де Фрис без колебаний ринулась вниз по ней, стараясь отсчитать приблизительно сорок шагов до резкого поворота. Она обнаружила его слишком поздно, упав в листву, когда тропинка неожиданно вильнула налево. Видимость была нулевая. Карин неловко, поморщившись от боли, встала на колени и подняла сломанный и бесполезный теперь зонтик. Она посмотрела направо, как ее проинструктировали. Сплошной потоп и темнота, и все же она не посмела двигаться, пока не увидит сигнал. Наконец он поступил: три вспышки. Карин медленно и осторожно пошла к концу тропинки; она достигла кромки леса и увидела берлогу ее прежнего, а ныне презираемого мужа, фюрера«четвертого рейха». В дальнем левом крыле здания горел свет, вокруг царила кромешная тьма.

Бывший лодочный сарай оказался зданием длинным, хотя не больше, чем она себе представляла, поскольку был одноэтажным. Как и предупредил офицер, парадный вход располагался в конце гравийной подъездной аллеи и выглядел симметрично несбалансированным, будто временно, но все-таки удален от жилища Ягера. А прямо впереди, за коротким доком, возле реки находилась портиковая боковая дверь, ведущая в комнаты Гюнтера Ягера. К козырьку небольшого крыльца лепилась неяркая красная лампа. Карин сделала несколько глубоких вдохов, надеясь сдержать бешеный стук сердца, вытащила из кармана плаща пистолет Дру Лэтема и пошла по траве к крыльцу, тускло освещенному красным светом. Один из них выживет, другой умрет — так завершится их забытый Богом брак. Но сначала «Водяная молния», способ Гюнтера Ягера парализовать Лондон, Париж и Вашингтон. Фредерик де Фрис, когда-то самый блистательный провокатор, придумал, как это осуществить. Она знала это!

Карин дошла до небольшого подсвеченного крыльца, перешагнула единственную ступеньку, держась за одну из двух колонн, подпиравших навес; сильный дождь барабанил по крыше. Вдруг она ахнула в испуге и смятении — дверь была приоткрыта, не больше чем на пятнадцать сантиметров, а сквозь щель виднелась лишь темнота. Она подошла, держа пистолет в левой руке, и толкнула дверь. Опять темнота и тишина, нарушаемая только шумом проливного дождя. Она вошла.

— Я знал, что ты придешь, дорогая моя жена, — произнес голос, эхом отлетевший от стен. — Закрой дверь, пожалуйста.

— Фредерик!

— Уже не Фредди, понятно. Ты называла меня Фредерик лишь когда сердилась, Карин. Ты сейчас на меня сердишься?

— Что ты сделал?Где ты?

— Лучше поговорим в темноте, хотя бы недолго.

— Ты знал, что я сюда приду?..

— Эта дверь открыта с тех пор, как ты с любовникомприлетела в Бонн.

— Значит, ты понимаешь — они знают, кто ты...

— Это абсолютно не важно, — резко оборвал ее де Фрис-Ягер. — Теперь нас ничто не остановит.

— Тебе не удастся скрыться.

— Еще как удастся. Все уже подготовлено.

— Как? Они знают, кто ты, тебе не позволят ускользнуть.

— Потому что они повсюду на четырех акрах, в густых кустах и на развалинах ждут со своими подслушивающими устройствами, когда я свяжусь с преданными мне людьми в Германии, Англии, Франции и Америке? Чтоб обвинить и арестовать других, поскольку я с ними разговаривал? Вот что я скажу тебе, женушка, соблазн позвонить президентам Франции и Соединенных Штатов и королеве Англии был очень велик. Представляешь себе полное замешательство в разведслужбах?

— Почему ж не позвонил?

— Потому что тогда великое стало бы смешным... а мы очень серьезно настроены.

— Почему, Фредерик, почему?Что случилось с человеком, который больше всего ненавидел нацистов?

— Это не совсем верно, — грубым тоном ответил новый фюрер. — В первую очередь я ненавидел коммунистов, ибо они, глупцы, повсюду распространили свое влияние, пытаясь жить согласно марксистской доктрине равенства, тогда как равенства не существует. Они дали власть необразованным крестьянам, грубым, неотесанным мужланам. Ничего величественного в них не было.

— Ты раньше так никогда не говорил.

— Еще как говорил! Ты просто никогда внимательно не слушала. Но это тоже не важно, ибо я почувствовал призвание, призвание действительно исключительного человека. Я нашел нишу и заполнил ее — да, не без помощи хирурга с большим талантом и проницательностью, он понял — я тот человек, который им нужен.

— Ханс Траупман, — сказала Карин, тут же рассердившись на себя за то, что произнесла имя.

— Он уже не с нами благодаря вашим болванам. Вы что, действительно надеялись похитить его лодку и смыться с ним? Все четыре камеры выключились по очереди,вдруг забарахлило радио, и лодка пошла вверх по течению. Честно, не ожидал такого дилетантизма. Траупман отдал жизнь за наше дело, он бы другого и не пожелал, ибо главное — это наше дело.

Гюнтер Ягер знал много, но не все, поняла Карин. Он считает, что Траупман погиб на своей лодке.

— Какое дело, Фредерик? Дело нацистов? Чудовищ, казнивших твоих дедушку с бабушкой, вынудивших стать париями твоих родителей, пока они не покончили с собой?

— Я многое узнал с тех пор, как ты меня бросила, жена.

— Ябросила тебя?..

— Я откупился от казни бриллиантами, всеми бриллиантами, которые оставил в Амстердаме. Но кто собирался нанять меня после падения Берлинской стены? Что толку от засекреченного агента, когда ему некуда внедряться? Во что превратился бы мой уровень жизни? Где неограниченные средства, лимузины, изысканные курорты? Помнишь Черное море и Севастополь? Господи, как же хорошо было, и я украл двести тысяч американских долларов на операцию!