— И движет миром.
— Глупости. Миром движет ненависть. И любопытство. Любовь вызывает желание постоянства, а не изменений. По себе знаю. Если бы в моей жизни не было Вики… Вряд ли бы тебе удалось меня изменить, Лена.
— Я тебя и не меняла.
— Ну-ну. Я все тот же Гарвин, целью жизни которого было убить как можно больше людей. Любых. В любом месте. Ты думаешь, я очень отличался от Корина? Разве что ненавидел сильнее, потому что люди лишили меня всех, кого я любил.
— А Владыка? Ариана? Милит? Кайл?
— Владыка… Ну, да. Но тут не только любовь. Тут больше уважения. Он не столько отец, сколько Владыка, хотя да, конечно… И Милита я люблю. Сестра и Кайл… Поближе, чем остальные тысячи эльфов, но не так уж существенно. Я тебя удивил?
— Не слишком. Я и не замечала особенной любви между вами.
— Ты так и не можешь простить Владыке готовность меня убить?
— Не могу.
— Ну и дура. Ну убить же, а избавить от мучений. Добить. Это не жестокость, это милосердие.
— Я никогда не пойму эльфов.
— А кто рассказывал об «ударе милосердия»? Как-то странно ты его называла. Не помню.
— Вы слишком легко относитесь к смерти.
— Легче легкого. Ты бы и четверти часа в той клетке не выдержала, запросилась бы хоть на виселицу, хоть под топор… Очень устала? Ну давай отдохнем, я тоже… боюсь, что собьюсь с шага.
— Я тебя потом не подниму.
— Встать я смогу. Лена, давай… Я устал.
Лена почти уронила его и тут же уронила себя рядом. Нет, так дело не пойдет.
— Обними-ка меня, — приказала она, — и руку под платье просунь, чтоб кожи касаться. Надо замкнуть кольцо.
— Это ты со мной целоваться решила? — полюбопытствовал Гарвин. — А я хочу?
— Кого это волнует? Обещал слушаться? Вот и слушайся. Не знаю, что у тебя с магией, но физических сил у тебя явно нет. У тебя все мышцы дрожат. Ну, давай, я в конце концов не такая крокодилица, чтобы со мной было противно целоваться.
— Крокодилица — это что?
— Это то, что на кольцах у братьев Умо.
Она положила руку на грудь Гарвина и в очередной раз испугалась. Сердце у него шло вразнос, как у шута и Маркуса после допроса мага. У эльфов такой аритмии не было. У Кайла — точно не было. Губы у Гарвина были почти белые и ледяные. Как у Лиасса в ту первую встречу. От его руки вообще озноб по всему телу прошел.
Лена не отпускала его, пока не почувствовала, что рука Гарвина стала чуточку теплее.
— Ну вот, — усмехнулся он, — не боишься, что я в тебя влюблюсь, как Милит? Он ведь думает, что все началось именно с того поцелуя под дождем. Дескать, узнал вкус твоих губ и забыть не может.
— Дождя не хватает, — буркнула Лена, оглядываясь. Куда это она его завела? Деревья кругом и непонятно куда идти. Заблудилась в трех соснах? — Ничего, потом медом заешь. Понадобится, я с тобой и в постель лягу.
— Не надо жертв.
— Пока не понадобилось. Почему у меня не получается сейчас, как тогда?
— Потому что я не умираю, а ты это понимаешь. Ты же во власти не разума, а эмоций. Не чувствуешь в достаточной степени сильно, вот и не получается просто прикосновением. Приходится целовать. И уже даже подумываешь о постели как крайнем средстве. Лена, силы появятся, магия не исчезла…
Он вдруг замолчал, и Лена перестала тупо думать о том, что могли подумать эльфы, проходившие мимо, увидев картинку: голый эльф целует женщину. Ну кому бы пришло в голову, что это терапевтическая процедура! Лицо Гарвина окаменело.
— Что? что такое?
— Она не хочет слушаться… — прошептал Гарвин. — Может быть, именно этого и боятся в некромантах? Может быть, она сошла с ума? Или старается взять надо мной верх? Ты понимаешь, что может случиться, если это так?
— Нет.
— Может случиться сумасшедший некромант.
— Предлагаешь превентивно оторвать тебе голову?
Он не ответил. Готовность умереть у Гарвина превосходила все мыслимые и не очень мыслимые нормы. Что там насчет моего Света?
— Не надейся, — ласково сказала она, — я не дам тебе сойти с ума.
Лена обняла его, успокаивающе, как обнимала шута, положила голову ему на грудь, почувствовала его руку на плече — автоматический жест мужчины, даже Гарвин не мог лежать бревном, когда его обнимает женщина. И пусть кто хочет думает что хочет. Свои поймут, а до остальных дела нет. Все будет хорошо. Не может не быть хорошо, потому что в книге Лены ничего не написано про сумасшедшего некроманта.
Гарвин засмеялся, уже нормально, по-гарвиновски, без трагизма или испуга.
— Да откуда ты знаешь, что там написано?
— А будь там об этом написано, ты бы с нами не ходил.
— Соображаешь иногда, — одобрил он. — Знаешь, а мне и правда немного лучше. Ты передаешь не только силы, но и что-то еще. Успокаиваешь?
— Конечно. То есть стараюсь. Отдохнул? Пойдем дальше, раненый боец?
Рассказывая, что она имеет в виду, Лена поднимала Гарвина, пристраивала его руку поудобнее. Его нагота ее не смущала уже, не до церемоний, наплевать, в конце концов они действительно все устроены более-менее одинаково, а смотреть на него необязательно, смотреть надо под ноги, чтоб не споткнуться и не сковырнуться на пару. Лучше ему стало, как же… Виснет, словно она костыль железный, а не женщина пусть и не особенно хрупкая, но, увы, не сильная. Почему Странствия не развили в ней всякую мускулатуру? Потому что спутники не дают ей ничего делать, ничего носить, даже воду из ручья в двух шагах, сами виноваты, разбаловали…
Гарвин выругался. Лена удивленно подняла голову и напоролась на злые болотные глаза.
— Так, значит, — сказал Корин обещающе. — Проход открывать научились. Правда, сил никаких после этого не осталось, и это меня очень радует. Великий некромант Гарвин тащится, как последний ученик, не сумевший разжечь огонь.
— Отвали, Корин, — проворчала Лена. — Надоел, честное слово. Уж не знаю, почему я тебя не боюсь, но не боюсь.
— Напрасно. Вот сейчас ты совершенно беспомощна. При тебе нет оружия. При тебе есть только бесполезный маг. Ты ударил меня, Гарвин.
— Ударил. Надо было не по макушке, а пониже затылка?
— Почему не убил? Ты ведь грозился.
— Я тебе объяснил, что я твой враг. Но разве грозился? Грозишься ты. Как мальчик, которого ужалила пчела, грозит кулаком улью, но издалека.
Корин выбросил руку, и Гарвин стал невыносимо тяжел, соскальзывал вниз, Лена пыталась удержать, но не удержала, выпустила его руку, и он упал у ее ног. Краем глаза Лена увидела кровь. Корин шагнул к ней, облапил, притиснул к себе так, что она не могла шевельнуться. Лена задергалась, ощущая себя бабочкой, тельце которой мальчишка прижал пальцем, позволяя и лапками шевелить и крылышками трепыхать. Неловко она попыталась ударить его головой в лицо, он засмеялся, наклонился и буквально впился в нее губами. Снова встретившись с ним взглядом, Лена нырнула в его сознание. Там не было ничего, кроме ненависти. Бессильной ненависти. Он не мог ее убить, как бы ни мечтал. Мог ударить, унизить, но не мог убить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});