Читать интересную книгу Приносящая надежду - Тамара Воронина

— И на аллели играть.

— Ага. Я как-то к менестрелю прибился, он меня и учил. Сказал, что у меня хороший слух, ловкие пальцы, но вот голос так себе. Но и петь учил. Поставил голос. Ставить, правда, нечего особо было, но я хоть не фальшивлю. Правда, потом я и то, что было, потерял: простудился сильно. Я до этого только на карилле играл… это дудочка такая, поменьше флейты, звук попроще… Но мне нравится.

— Ты об этом вспоминаешь, чтобы не думать о том, как легко создал такой мощный щит?

— Да, — после паузы ответил он. — Мне страшно. Я не знаю, что со мной происходит и как я делаю то, что делаю.

— Вот теперь ты меня понимаешь! — злорадно усмехнулась Лена и поцеловала его в щеку. Шут чуть-чуть улыбнулся. Только ей.

Дорога шла сначала лесом, потом лугом, и было это так щемящее и банально красиво, что они замолчали, невольно любуясь этой незатейливостью природы: небом с облаками вверху, травой и цветами внизу и пыльной лентой дороги. Лена поглядывала на Гарвина, но тот вроде держался, даже лицо порозовело. Гару деловито бежал рядом с их лошадью, не отвлекаясь ни на какую живность. Он очень хорошо понимал, когда надо спешить, а когда можно и расслабиться. Разве они сейчас не делом заняты? А делу время. Потеха все равно когда-нибудь будет. Или хотя бы пряник дадут. Интересно, дадут ли пряник? Должны дать.

Нет, в сознание Гару Лена не проникала. Так, повоображала, о чем может думать собака. В том, что собака может думать, она не сомневалась никогда, а Гару сто раз подтверждал эту ее уверенность. И думать он умел, и хитрить умел, и прикидываться то глухим, то голодным, то усталым, то несчастным, и тогда следовало гладить его, чесать пузо или шею и давать пряники. Или косточки. Или вообще хоть что-нибудь. Простая и естественная жизнь. Требуя так мало, он отдавал всего себя. Даже с вивернами дрался. Даже позволял выдирать колючки из хвоста и из-под хвоста, и если Лена аккуратно разбирала его густую шерсть, то мужчины особенно не церемонились и на обиженное взлаивание не реагировали.

После полудня устроили привал, перекусили, не тратя время на готовку чего-то горячего, да и готовить было не из чего, никто не отвлекался на охоту. Ничего, в ужин оттянутся, эльфы не оставят их голодными.

Когда стемнело, Лена уже не знала, во что превратилось ее седалище. Какой бы толстой ни была попона, лошадиный хребет выпирал из нее все сильнее с каждой милей. Но останавливаться не имело смысла: эльф, бежавший рядом все той же ровной рысцой, сказал, что не больше чем через два часа они будут на месте и стоит потерпеть еще немного неудобств, что бы потом получить горячую ванну, массаж, хороший ужин и мягкую постель. Лена оживилась при слове «ванна», шут и Гару — при слове «ужин». Гару понимал уже все слова, обозначающие еду, знал, что такое перекусить (вовсе не перегрызть пополам палку), заморить червячка (совсем не перевернуть коробочку с приготовленными для рыбалки червями на камень и подождать, пока они сдохнут от солнца), пожрать (это когда еды много, но все голодные)…

Гарвин начал валиться набок, и сопровождавший его эльф мгновенно оказался на лошади у него за спиной, поддержал, прижал к себе.

— Все в порядке, — сообщил он Лене. — Он не потерял сознание, просто устал. Совсем чуть-чуть осталось.

Чуть-чуть растянулось на полчаса. Это не был город, не была деревня. Не зря имелось выражение «поселение эльфов». Дома, стоявшие не то чтоб далеко друг от друга, но достаточно изолированно, этакое богатое предместье в фешенебельном пригороде какой-нибудь процветающей столицы там, дома. Но не в России. Для России было все же слишком чисто и тихо. Улицы не освещались — эльфам это было не особенно нужно, а на большой площади горели те самые масляные лампы, которые не дымили. Лена оценила — свет даже не мерцал, был ровным, хотя и не особенно ярким.

С лошади Лену снимал Маркус, точнее, она просто съехала в его объятия. Милит принял Гарвина, у которого натурально подгибались ноги, он скорее висел на Милите, чем стоял рядом с ним. Гару облизнулся. А дальше все было именно так: горячая ванна, душистое мыло, массаж с ароматическим маслом того же запаха, что и мыло, причем эльфийка, растиравшая разогретое тело Лены, уделила несчастному седалищу особое внимание. Она была дружелюбна и насмешлива, отпускала замечания, в том числе и касательно далекой от совершенства Лениной фигуры, на что Лена сонно буркнула: «Зато я человек хороший», чем очень массажистку насмешила.

Ужин был волшебно хорош, обожравшийся Гару безмятежно дрых в углу, изредка приоткрывая один глаз, чтоб убедиться, на месте ли его подопечные. Гарвин выглядел существенно лучше, чем три часа назад, но существенно же хуже, чем обычно, но ел с нормальным аппетитом и не отказывался от вина. Лена тоже не отказывалась. Это была не гостиница, дом мага, потому что гостиниц здесь не было за абсолютной их ненужностью. Им выделили не две комнаты, как обычно бывало, а три, зато все были обеспечены кроватями. Лене и шуту, похоже, досталась спальня хозяина с большущей двуспальной кроватью, до того мягкой и, так сказать, располагающей, что шут решил забыть про боль в руках и утром они оба выглядели довольно помятыми, но очень довольными.

Они пробыли здесь пару недель, просто отдыхая и подлечивая больных. Лена, конечно, пообщалась с местным лекарем узнала еще о нескольких особенностях остролиста и побочных эффектах смеси жизнянки и коры бука, поделилась парой своих, точнее заимствованных в разных мирах, секретов и рецептов. Массовое почтение ее раздражало, хотя эльфы не падали ниц при ее появлении и поясных поклонов не клали, однако этот пиетет немедленно проступал на их одинаково красивых лицах. Гарвин чувствовал себя еще не очень уверенно, именно потому Лена и выдержала эти две недели. Иначе ушла бы через несколько дней.

Здесь информация не была запрещена, менестрель жил в соседнем доме, все подряд охотно отвечали на вопросы, так же охотно рассказывали о местном мире и о себе лично. А у Лены впечатление было, что она, не заметив, сделала Шаг, потому что эльфы были как эльфы, точно такие же, как и в других мирах, разве что сумевшие надежно изолировать себя от нежелательных соседей. В этом мире эльфы оказались активнее и хитрее: поначалу они отступали, как все, после войн, а потом разработали другую стратегию. Они научились внушению. Собственно, внушать надо было только власть предержащим, и сделать это было нетрудно, потому что эльфы вовсе не собирались изводить людей под корень. Им одного хотелось — чтоб их оставили в покое на оставшихся землях. Как можно затормозить стремительное развитие? Сократив количество информации. Как можно погасить активность? Апатией. Чем можно остановить экспансию? Помощью. Эльфы поставляли людям необходимые и лишние товары, но никогда не продукты любого вида и не полезные ископаемые — чтоб соблазнов не возникало. Эльфы учили людей магии. Кроме одного вида — проникновения в сознание. А если ненароком попадался человек, наделенный таким даром, с ним что-нибудь случалось. Например, он выжигал себя, пытаясь освоить какое-то особенно сложное заклинание. Убивали их в исключительных случаях. Собственно, только в одном случае потребовались такие радикальные меры, и эльфы даже жалели покойника — талантлив был, однако своя рубашка ближе к телу. Идею запретить менестрелей и сказителей эльфы не подсказывали: здешний король сам до этого додумался, а мешать ему не стали. Люди недолго живут, этот запретил, следующий разрешил, тем более что менестрелей не убивают ни на первый раз, ни на второй, а только на третий, когда они все же продолжают петь, но уже а-капелла, потому что без рук ни на одном музыкальном инструменте играть невозможно. Более того, если менестрель после первого раза бежал к эльфам, его принимали и даже старались исцелить ему руки, чтобы мог играть. С удовольствием слушали, как поет. До эльфов далеко, но все равно приятно. А один был — что за голос, даже не подумали бы, что такое вообще быть может: брал самые низкие и самые высокие ноты, пел чаще всего без слов, играя звуком, ну так ведь и ему хотели руки переломать, да вырвался, сумел спрятаться, добраться до эльфов. Лет пять назад умер, окруженный детьми — внуков ему нарожать не успели, эльфы поздно рожают, а вот детей было у него аж четверо. Людей с эльфами жило немного, но, пожалуй, из каждых ста жителей пять были людьми. Нет, это не опасно совершенно, потому что они женились не только между собой, было довольно много смешанных браков, ну а даже если и между собой? Что такого. Никто ж не давал им десятком детишек обзавестить, зачем столько? Четырех родили — хватит, дальше какая-нибудь соседка-подружка будет чаем поить с одной травочкой. С мужем спать — сколько угодно, даже с еще большим удовольствием, да вот без опасных для популяции эльфов последствий. Классный, в общем, контрацептив, мечта любой нормальной женщины в мире Лены. Подружек нет? Друг у хозяина найдется, тоже или чаю попьют, или винца, или пива. С другой травкой. С тем же примерно действием. Любовь будет, а детей хватит тех, что есть. Ну да, порой смешанные браки были не от большой любви, эльфы понимали опасность и, что называется, жертвовали собой. Ну, проживешь с человеком лет пятьдесят, больше не получится, родишь пару детей, дети все равно эльфы, а там он, глядишь, помрет в свой срок счастливым и довольным. Эльфы в любом случае живут три человеческих жизни. Можно и вторую семью завести, если случай представится. Ну, не одно поколение уже сменилось. Политика оправдывает себя, и жертв никаких.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});