кроется обычная человеческая неуверенность в себе. И причина вполне очевидна — банальное одиночество. Кто не испытывал его, вряд ли поймет, о чем идет речь. Трудно найти что-то более страшное и разрушительное, чем состояние забытого всеми существа, ушедшего в собственные проблемы и боящегося остаться без их разрешения. Казалось бы, еще чуть, и он выберется из-под нагромождения разных самим же придуманных «надо» и «нужно». Но не тут-то было! Отбросив одну проблемку, он тут же ухватывается за другую, и нет им числа. И нет конца ни дню, ни ночи, посвящаемых решению тех задач. И вот, когда мне осталось допечатать буквально несколько листиков, работа встала. Судя по всему, надолго.
Видимо, и у меня намечался подобный синдром, справиться с которым самостоятельно не хватало ни сил, ни желания. Впустив в себя непредсказуемых мифических героев, настолько привязался к ним, что не представлял, как буду жить, закончив ставший потребностью процесс сочинительства. Так ныряльщик за жемчугом, опустившийся на предельную глубину, боится заработать кессонную болезнь при быстром всплытии на поверхность. Примерно такое же чувство боязни хоть на короткий миг оставить свое занятие жило тогда во мне. Впрочем, догадывался, наверняка есть средство, которое поможет уберечься от этого гнетущего страха, но, каково оно, не мог представить. И тогда мои герои, распознав душевный кризис их создателя, пришли на выручку автору, протянув руку помощи не совсем обычным способом.
Уже начала выбрасывать белые звездочки цветов совсем недавно зияющая голыми стволами черемуха. Аромат ее кружил голову, подталкивал на необдуманные поступки, звал забросить все дела и забыть обо всем обыденном. Но стоило выбраться на улицу, как тут же налетевший с севера холодный и будто чем-то озлобленный ветерок, стал нестерпимо дуть в лицо, трепать волосы, что-то со свистом шептать в уши, словно предупреждая о неминуемых последствиях, наступающих после необдуманных поступков. Не скрою, мне в те дни хотелось куда-то побежать, а то и вовсе уехать навсегда на север или на юг, не так важно куда, лишь бы сорваться с места и идти, бежать, ехать, двигаться, двигаться, непрерывно перемещаться в пространстве. Вот именно в один из тех черемуховых вечеров, пропитанных неистребимым запахом страсти, появилась она, и сразу понял, что готов по первому ее зову идти куда угодно, ни о чем не спрашивая и не понимая, зачем это делаю.
Они появилась в моем тихом кабинетике совершенно неожиданно, когда я совершал очередной круг от одной стены до другой, бросая на ходу укоризненные взгляды в сторону начатого и лишь наполовину покрытого бисером буквиц листа. Тот предательски застыл, словно высунутый язык кривляющегося перед зрителями паяца. Потому раздавшийся стук в двери воспринял как избавление от нескончаемых мук и борьбы с самим собой.
Их было трое. Двое плечистых парней с радостно-удивленным выражением на лицах и невысокая девушка, поглядывающая на меня с насмешливой настороженностью, словно ожидала какого-то подвоха или резкого слова в ее адрес. Из-под ее серенькой вязаной шапочки местами выбивались волосы цвета спелой пшеницы. Едва она переступила порог, как резким движением руки сдернула свой головной убор, и волосы буйным потоком хлынули ей на плечи и спину, отчего ее фигура приняла необычную воздушность и очарование. На меня их струящиеся пряди подействовали завораживающе и оказали ничуть не меньшее впечатление, чем на любопытствующего туриста открывшийся вид многометрового водопада. Скажу больше, в ней самой таилась скрытая сила водяного потока, и синие, как васильки, широко посаженные глазища делали и вовсе похожей на водяную богиню, которым поклонялись древние наши предки.
Лиц парней почти не запомнил, хотя именно они пришли с просьбой подработать их сырые песенные тексты для какого-то сценического действа на предстоящем выступлении в местном вузе. Адрес подсказал им один мой знакомый, знающий о моем нешуточном уклоне в сторону сочинительства. Робея и смущаясь, один из них протянул скомканные и помятые тетрадные листочки в крупную клетку, на которых вкривь и вкось располагалось несколько куплетов. Не разобрав слов, попросил ребят прочесть текст. В ответ они едва заметно обменялись взглядами и пояснили, что это не просто стихи, а слова песни. Музыку они тоже сочинили сами. Развел руками, мол, песня так песня. И что с того? Но они истолковали мой жест как призыв к действию, согласно кивнули, достали бережно упрятанную в чехол гитару, быстро извлекли ее и передали девушке.
Та широко как-то очень по-русски улыбнулась, при этом почти незаметно горделиво поведя плечиком, и легко скинула защитного цвета стройотрядовскую курточку с многочисленными надписями. Из-под куртки моему заинтересованному взору была явлена стройная фигура в черном без рукавов платье на молнии, имевшая округлые, вполне женские формы, хотя на вид девушке можно было дать не больше двадцати лет. Не по возрасту были и ее уверенные, полные грациозности и женственности движения. Поведением своим она способна была заворожить любого, оказавшегося рядом с ней мужчину, и, судя по всему, ловко тем пользовалась, осознавая всесокрушающую мощь своего очарования. Гитара оказалась для нее немного великовата, но она чуть наклонила верхнюю часть инструмента к себе и легко пробежала пальцами по струнам, кивнув парням. Те, встав поближе друг к другу, солидно откашлявшись, запели нечто лирико-романтичное, не всегда попадая в такт музыкальному сопровождению.
Их исполнение меня не особо вдохновило, да и голоса были так себе. Зато задорный блеск глаз, широченные улыбки наверняка действовали на любого слушателя гораздо успешнее, чем музыка. И во мне моментально всплеснулась недолгая радость, быстро сменившаяся неожиданной грустью и даже завистью к молодости и беспричинному веселью горланящих свои собственные песенки ребят. А чем я хуже, подумалось. Ну, постарше, зато поопытней, песенок не пою, зато могу тексты к ним придумывать. Так почему эта прекрасная водяная богиня сейчас уйдет с ними, а мне останутся лишь бумажки с неумело зарифмованными строчками? Где справедливость?
И словно в ответ на мои не совсем благородные мысли она снова приветливо и открыто улыбнулась. Но на этот раз было понятно: улыбка ее предназначалась мне одному и никому другому. В ней было столько жизненной силы, радости, ожидания чего-то пока не случившегося! Не мог не ответить ей точно такой же улыбкой, забыв о присутствии в комнате ее спутников. Для меня они просто не существовали. Исчезли куда-то и мои герои, забылись много дней подряд не желающие выстраиваться сюжеты и прочие заботы, чем все это время заполнял свое одиночество. Ее улыбка отогнала их, и не стало ничего вокруг, кроме лучезарных глаз и рассыпанных по плечам шелковистых волос.
В тот же момент солнечный диск, прежде закрытый густыми тягучими