Но ведь и Фредерика Балсара с Занзибара тоже придумали не в 1991 году — все это озвучивалось якобы со слов самого музыканта, начиная с 70-х годов.
И если у Меркьюри были основания скрывать свое истинное происхождение и свою настоящую родню, то у него могли быть причины до поры до времени не афишировать девушку — жену — ребенка. Подобные прецеденты были, когда знаменитые мужчины годами позиционировали себя как холостяков, пока, наконец, не переставали держать это в тайне, и пресса не заполучала долгожданные семейные фото. В нашем случае еще имеются и трагические обстоятельства, из-за которых огласка оказалась не отложенной на несколько лет, а не состоялась вообще.
За неимением фактов нельзя однозначно говорить «да» или «нет». И вопрос можно было бы считать закрытым...
Если бы не Игра.
Если бы не вышеупомянутый «кошачий концерт», грубо и глумливо пародирующий семейную жизнь, и радости по случаю рождения ребенка, его первых шагов, милого лепета, первых шалостей, семейные фото и биографические справки о рождении.
Если бы назойливо, нагло, на самом высоком официальном уровне не пиарили Джима Хаттона — не просто как одного из несметных полчищ «любовников Фредди», а как супруга, с которым Фредди «счастливо провел последние годы». Если бы мемуары «Mercury and Ме» не были грубой постмодернистской пародией на женский роман о счастливой семейной жизни. Если бы не соответствующие фото с кошками.
Если бы настойчиво не повторялось, что они жили с Фредди как муж и жена и носили обручальные кольца, и с этим кольцом Фредди завещал себя кремировать. Если бы Хаттон до самого конца не носил «обручальное кольцо от Фредди». Причем примерно с 1985 года Меркьюри действительно носил кольцо на безымянном пальце, с 1987 года — постоянно. Правда, не на левой руке, как носят обручальные кольца в Англии, а на правой — как в России и в Германии. Если бы на это самое кольцо, на которое при других обстоятельствах никто бы не обратил внимания, не указывали настойчиво как на доказательство «брака» с Хаттоном. Если бы нашему автору зачем-то не понадобилось, чтобы период, начиная с середины 80-х, был занят. И не кашей из мужчин на ночь, а одним, конкретным человеком, который будет потом светиться, давать интервью и показывать «обручальное кольцо»; под которого сделают фото-, а потом и видеомонтажи. Ради мифа о романе с которым Фредди даже сделают «одомашненным геем», в последние годы своей жизни переставшим иметь все, что двигалось, и уединившимся в доме с любимым мужем. Фото которого в фильме «Freddie Mercury. The Untold story» подставляют под самое интервью, в котором Меркьюри говорит, что «совершенно счастлив своими отношениями на настоящий момент» и что в его жизни наконец-то появился человек, которого он любит.
Если бы с такой же наглой навязчивостью не пиарили Мэри Остин как «единственную женщину в его жизни». Если бы не говорили, что у Фредди не было, не было, не было и просто быть не могло другой женщины. Если бы не повторяли, что у него не было, не было, не было, нет, не просто не было, а в принципе не могло никогда быть семьи. И что у него не просто не было детей — у него их быть не могло, никак, никогда, ни при каких обстоятельствах...
Услышав это первые десять раз, сочувствуешь бедному Фредди, так и не познавшему семейного счастья. Услышав это в пятисотый раз, недоумеваешь — да что они так привязались?! Ну не было семьи и детей — и не было. Бывает такое, со знаменитыми людьми — тем более... С музыкантом, «женатым на музыке», — что удивительного?
Когда слышишь в тысячный раз о том, что у Фредди не могло, не могло, не могло быть семьи и детей, начинаешь подозревать, что здесь что-то нечисто.
Между тем среди правил нашей игры есть и такое: когда о Меркьюри что-то навязчиво и многократно повторяют, в ряде случаев есть серьезные подозрения, что все было с точностью до наоборот.
Услышав в сотый раз от очередной «говорящей головы», что Фредди не получил (и не помышляйте о такой ереси), точно не получил никакого профессионального музыкального образования, понимаешь: судя по тому, как проталкивают эту информацию все с тем же неизбежным абсурдом (не был в опере, ничего не знал о классической музыке, оперные пластинки впервые увидел у Фристоуна, едва брал три аккорда на пианино), в реальности он его получил. И это понятно без гадания на кофейной гуще — уровень, на котором работал Меркьюри и как композитор, и как пианист, и как певец, — это уровень профессионала, закончившего не детскую музыкальную школу, но консерваторию. И старый вопрос тех поклонников «Queen», которые, в отличие от мифологического «дорогуши», музыкальное образование получили: «Откуда он все это знал, вот это гений!?», — можно считать закрытым. А «специально для тупых» в книге Фристоуна рядом с многочисленными байками о ничего не знавшем о музыке и нотах простачке Фредди невзначай будет брошено: «В конце концов, играя на фортепьяно на экзамене в Королевской академии, Фредди...»
Точно так же, постоянно слыша о том, какой Фредди был shy, какой он был скромный и застенчивый, какой добрый и доверчивый (поэтому, по логике мифа, всякая гей-гопота и сидела у него на шее, болтая ногами), понимаешь, что реальный Меркьюри — жесткий, авторитарный и совсем не склонный к наивности человек.
И в таком случае фейк про гей-кошачью семью Фредди выглядит еще и как гнусная, жестокая насмешка и над Меркьюри, и над умиляющимися этой гнусности квиноманами.
Можно продолжать до бесконечности. Но отвлечемся на время от занимательной филологии. Цель данной главы — не дать полную трактовку всей книги Фристоуна, а показать систему, по которой можно работать с этим, на первый взгляд, тупым, бездарным и абсурдным текстом.
Но после того, как личность игрока чуть-чуть приоткрылась, вопросов меньше не становится. Остается непонятным, что было нужно от Фредди Меркьюри человеку, который согласно «Фристоуну» уже в детстве слушал Вагнера и чувствовал, что в его жизни «недостает остроты»?
«Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты».
Кто в таком случае Фредди Меркьюри?
Если Фристоун в своей книге неоднократно повторяет, что у Фредди было очень, очень необычное детство, какого никогда не было у обычных мальчиков и девочек? А немногочисленные внимательные читатели искренне недоумевают: ну и что же такого необычного было в его детстве, описанном биографами?
А он при этом пишет, что Фредди никогда и никому не говорил о своем детстве, что у него словно не было детства, что он как будто появился на свет в виде бабочки, минуя стадию кокона, что он явился взрослым человеком без прошлого (и тут без всяких игр, он говорит чистую правду). Это не мешает ему неоднократно говорить, что те или иные привычки, черты характера, увлечения и интересы Фредди сформировались именно во время его таинственного детства, о котором «Фристоун» якобы ничего не знает.