Читать интересную книгу Том 1. Записки покойника - Михаил Булгаков

«Написано М. А. Булгаковым (продиктовано Е. С. Булгаковой) 17 мая 1934 г. сразу же после прихода домой в Нащокинский пер. из АОМСА (админ. отд. Моск. Сов.), куда мы были вызваны для получения заграничных паспортов, после того как М. А. написал просьбу о них на имя А. С. Енукидзе. 17.V по телефону некий т. Борисполец сказал М. А.-чу, чтобы мы пришли, взяв с собой паспорта и фотокарточки для получения паспортов. В АОМСе он встретил нас очень любезно, подтвердил сказанное, дал анкеты для заполнения, сказал, что мы получим валюту. Перед ним на столе лежали два красных паспорта. Когда мы внизу заполняли анкеты, в комнату вошли двое: женщина и мужчина. Меня очень смешил М. А. во время заполнения анкеты, по своему обыкновению. Те пришедшие присматривались очень внимательно, как мы сообразили потом. Паспортов нам Борисполец не выдал, „паспортистка ушла“, — сказал. Перенос на 19-е. С 19-го на 20-е и т. д. Через несколько дней мы перестали ходить. А потом, в начале июня, кажется 7-го, во МХАТе от Ивана Серг., который привез всем мхатовцам гору паспортов, — мы получили две маленькие бумажки — отказ. На улице М. А. стало плохо, я довела его до аптеки. Там его уложили, дали капли. На улице стоял Безыменский[23] около своей машины. „Ни за что не попрошу“, — подумала я. Подъехала свободная машина, и на ней отвезла Мишу. Потом он долго болел, у него появился страх пространства и смерти.

А эту главку он продиктовал мне 17 мая — она должна была быть первой главой будущей книги путешествия. „Я не узник больше! — говорил Миша счастливо, крепко держа меня под руку на Цветном бульваре. — Придем домой, продиктую тебе первую главу…“»

11 июня 1934 г. Булгаков написал большое письмо Сталину, в котором подробно изложил все происшедшее. Черновой вариант письма, хранящийся в архиве писателя, был опубликован нами в журнале «Октябрь» (1987. № 6). В «Литературной газете» (1999. № 28) был напечатан отрывок из экземпляра письма, который читал Сталин и на котором он начертал: «Совещ<аться>». Характерно, что основной текст этого экземпляра оказался утраченным, но окончание его, к счастью, сохранилось. Оно представляет несомненный интерес, и мы некоторые фрагменты из него приведем ниже:

«…не существует ли в органах, контролирующих заграничные поездки, предположение, что я, отправившись в кратковременное путешествие, останусь за границей навсегда?

Если это так, то я, принимая на себя ответственность за свои слова, сообщаю Вам, что предположение это не покоится ни на каком, даже призрачном, фундаменте.

Я не говорю уже о том, что для того, чтобы удалиться за границу после обманного заявления, мне надлежит разлучить жену с ребенком, ее самое поставить этим в ужасающее положение, разрушить жизнь моей семьи, своими руками разгромить свой репертуар в Художественном театре, ославить себя, — и главное, — все это неизвестно зачем.

Здесь важно другое: я не могу постичь, зачем мне, обращавшемуся к Правительству с важным для меня заявлением, надлежит непременно помещать в нем ложные сведения?

Я не понимаю, зачем, замыслив что-нибудь одно, испрашивать другое? И тому, что я этого не понимаю, у меня есть доказательство. Именно я четыре года тому назад обращался к Правительству с заявлением, в котором испрашивал или разрешения выехать из Союза бессрочно, или разрешения вступить на службу в МХАТ.

Задумав тогда бессрочный отъезд, под влиянием моих личных писательских обстоятельств, я не писал о двухмесячной поездке.

Ныне же, в 1934 году, задумав краткосрочную поездку, я и прошу о ней.

У меня нет ни гарантий, не поручителей.

Я обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре моего дела…»

После такого объяснения не разрешить поездку было невозможно. Однако ответа на письмо не последовало. Высокое «Совещание» отказало писателю в поездке, тем самым окончательно утвердив его во мнении, что он — «узник». И политическому узнику, даже получившему временную «увольнительную», нужно было не шутить в приемной, а с благоговением и подобострастием заполнить анкеты и принять паспорта. Несколько отпущенных жене шуток стоили долгожданнейшей поездки в Париж, где писатель надеялся увидеть братьев…

Такой «подарок» получил Булгаков от Сталина к пятисотому спектаклю «Дней Турбиных» в Художественном театре. В письме В. В. Вересаеву Булгаков так оценил происшедшее:

«Впечатление? Оно было грандиозно, клянусь русской литературой! Пожалуй, правильней всего все происшедшее сравнить с крушением курьерского поезда. Правильно пущенный, хорошо снаряженный поезд, при открытом семафоре, вышел на перегон — и под откос! Выбрался из-под обломков в таком виде, что неприятно было глянуть на меня… Я написал генсеку письмо, в котором изложил все происшедшее, сообщал, что за границей не останусь, а вернусь в срок, и просил пересмотреть дело. Ответа нет. Впрочем, поручиться, что мое письмо дошло по назначению, я не могу…»

Письмо, как мы уже знаем, прекрасно дошло. Сталин внимательно читал его, начертал даже на нем резолюцию (заметим: не отказывающую!), но отпущен Булгаков не был…

…тыча концом палки в тротуар и боясь смерти. — Булгаков не фантазирует, а описывает точно свои ощущения. Были продолжительные периоды, когда он боялся ходить по улицам, остро чувствуя неуверенность в себе. Об этом можно прочитать в дневнике Е. С. Булгаковой, но лучше и проникновеннее всех об этом написал артист МХАТа М. Яшин: «В последний раз я встретил его на Кузнецком мосту — ему, видимо, нужно было перейти через Петровку, но со всех сторон неслись машины… Он стоял в некоторой растерянности. Я окликнул его и предложил свои услуги…» (Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 275).

…рассказывал третий акт своей пьесы. — Л. М. Яновская полагает, что Булгаков в данном случае пародирует пьесу Вл. Киршона «Суд» (см.: Булгаков М. Избранные произведения. Киев, 1989. С. 764).

— Ох, слушайте его… Вы переделайте третью картину. Она — нехорошая картина. — В дневнике Е. С. Булгаковой (запись 9 сентября 1933 г.) описывается похожая ситуация:

«Афиногенов М. А-чу:

— Читал ваш „Бег“, мне очень нравится, но первый финал был лучше.

— Нет, второй финал лучше…

…Афиногенов стал поучать, как нужно исправить вторую часть пьесы, чтобы она стала политически верной.

Судаков:

— Вы слушайте его! Он — партийный!!!

Афиногенов:

— Ведь эмигранты не такие…

М.А.:

— Это вовсе пьеса не об эмигрантах, и вы совсем не об этой пьесе говорите. Я эмиграции не знаю, я искусственно ослеплен…»

Записки покойника*

Роман сохранился в черновом автографе (первые три тетради с первоначальным текстом и четвертая тетрадь с дополнениями и изменениями к первоначальному тексту). Текст в третьей тетради обрывается на полуслове…

При подготовке романа к печати в журнале «Новый мир» Е. С. Булгакова отредактировала текст и сделала некоторые поправки по совету редакции. В результате сочинение было названо «Театральным романом», а авторское «Предисловие для слушателей» было снято, впервые роман был опубликован в журнале «Новый мир» (1965. № 8), а затем вышел в сборнике: Булгаков М. Избранная проза. М., 1966. Некоторые уточнения были внесены при подготовке издания: Булгаков М. Избранные произведения. Киев: Днипро, 1989.

Печатается по автографу, хранящемуся в ОР РГБ (ф. 562, к. 5, ед. хр. 3–4).

«Записки покойника» («Театральный роман») Булгаков буквально выдохнул из себя, за несколько недель исписав ровным почерком четыре общие тетради. Тысячу раз прочувствованное и передуманное легко легло на бумагу. И на душе, быть может, стало немного спокойнее.

Появление «Записок» в начале 1937 г. (работа была начата в ноябре 1936 г.) не случайно. Это было послепогромное для писателя время: в марте — мае 1936 г. были запрещены три его пьесы: «Мольер», «Александр Пушкин» и «Иван Васильевич». Особенно чувствительным для Булгакова было снятие со сцены МХАТа «Мольера». Несколько лет репетировали эту пьесу в театре, в феврале — марте с огромным успехом прошли первые спектакли, а затем пьесу запретили.

Удар был настолько сильным, что и через несколько месяцев писатель живо переживал это событие, написав своему другу и биографу П. С. Попову такие горькие и проникновенные слова: «У нас тихо, грустно и безысходно после смерти „Мольера“».

Это чувство творческой безысходности не было новым для Булгакова. Еще более трагическим был для него год 1929-й, когда после жесточайшей травли не только были запрещены все его пьесы, но и сам он был изгнан из Художественного театра и лишен каких-либо средств к существованию. Тогда-то, в сентябре 1929 г., он написал повесть «Тайному другу», в которой и поведал о своей печальной творческой судьбе. Тетрадочку с этой неоконченной повестью писатель подарил «тайному другу» — Елене Сергеевне Шиловской, которая через несколько лет стала его женой. Так что «Записки покойника» можно считать новой, более полной редакцией повести «Тайному другу».