И вот тут позиция коммунистов завода, позвольте не согласиться с вашей оценкой, представляется мне по-партийному принципиальной. Да, да, Действенной и, если хотите, смелой. Ведь надо иметь настоящее мужество не растеряться в такой сложной обстановке, предпринять конкретные меры для исправления положения. Они-то и есть настоящие борцы за честь коллектива. А этот Сергей Пыжов и вовсе молодец! Кем он работает?
Пташка не пожалел красок, заочно представляя секретарю своего друга. Все рассказал, как есть. Даже фронт вспомнил.
— Вот как! Столько у вас общего, а здесь, значит, разошлись? — выслушав его, проговорил Геннадий Игнатьевич.
— Почему? Меня работой не запугать, — возразил Пташка. Чужой дядя не поправит заводские дела. То наша забота. Конечно, мы вытянем. Это я уже как бы в угон пуляю: пока подошла очередь на прием — многое сделали. Но ведь должна быть справедливость — тогда лучше работается... А сачков и сам презираю.
Глаза Геннадия Игнатьевича потеплели.
— Тут у нас с тобой, Пантелей Харитонович, разногласий нет, — улыбнулся он.
А Пташка увлекся изложением своих наблюдений и вытекающих из них умозаключений:
— Я, Геннадий Игнатьевич, так скажу: сачок, он, стал грамотным. Производство совершенствуется, и сачок совершенствуется, приспосабливается к новым условиям. Моль вот, говорят же, синтетику уже жрет. Или взять вредителей садов. Выстояли против ядохимикатов. Полезные насекомые гинут, а эта дрянь и ухом не ведет. Вот и нынешнего сачка не так просто взять, не-ет. Прижимает Сергей Пыжов, к примеру, Сеньку Корякова, значит, старается совесть его рабочую задеть. А он в ответ: «Темный ты человек, Тимофеич, хоть и коммунист, — не знаешь последних партийных указаний». И объясняет, что теперь любителям разных авралов да штурмовщины крепко по зубам дают, что не хребтом надо план выполнять, а научной организацией труда. Видишь, какой разумный — все знает!.. Взять сачка повыше рангом — из итээровцев. У этого своя тактика. Дескать, кто же против научной организации груда? Дело, мол, это хорошее, да только не для нашего завода. И начинает жать инструкциями по эксплуатации батарей, доказывать, что форсировать работу печей противопоказано не выдержат установленный срок службы, и кто тогда будет отвечать? Да еще прокатится насчет устаревшей техники, и что машины износились. Такого нагромоздит!.. Раньше так маскировались враги, стараясь задержать наше продвижение вперед. А Шумков какой же враг? Просто дипломированный сачок. И держится за старое только потому, чтобы отстоять спокойную жизнь, чтобы было меньше хлопот и волнений.
— Да у тебя, брат, настоящее фундаментальное исследование! — воскликнул Геннадий Игнатьевич. — И, надо признать, довольно-таки оригинальное.
— Я их насквозь вижу — сачков, — пояснил Пантелей Харитонович. — Такие, как Семен Коряков, конечно, погоды не делают. Если задан определенный ритм — тут уж ему не увернуться. Па батарее все связаны одной цепочкой — графиком выдачи печей. Волей-неволей вкладывайся в отпущенное время или совсем уходи, освободи место более расторопному и работящему. Серединки быть не может... Шумковы — опаснее. От них зачастую зависит вот тот самый ритм. И как дело пойдет. Отверг же предложение Пыжова, промурыжил у себя технические обоснования новой серийности, не давая им ходу. Правда, этим тоже научились рога сбивать. Но ведь два месяца пропало. Сколько бы дали дополнительно кокса! Вот тебе в чем вредность Шумковых.
— Шумков... Шумков... — Геннадий Игнатьевич наморщил лоб, — Да, да, — проговорил он в следующее мгновение, — вспомнил... Так он теперь у вас?
— До пенсии дорабатывает.
Геннадий Игнатьевич откровенно признался:
— Знаешь, Пантелей Харитонович, я уж было разочаровался в тебе. Ну, думаю, испортил песню.
— Какую песню?
— Да это так... — Геннадий Игнатьевич обернулся к своему помощнику: — Виталий Самсонович, чтобы не запамятовать, заметь там: надо будет мне в ближайшее время навестить Чугуринское хозяйство. — И тут же спросил Пантелея Харитоновича: — У тебя самого-то все в порядке?
— Нормально. Сыт, пьян и нос в табаке, уже собираясь уходить, ответил Пташка. Когда-то вот так выражал высшую степень довольства мой дед, земля ему пухом.
Поднялся и Геннадий Игнатьевич, закивал:
— Действительно, не очень большие запросы были у наших дедов. Тебе вот, оказывается, этого уже мало... — Они вместе пошли к двери, Геннадий Игнатьевич не преминул выразить сожаления: — Темперамент у тебя, Пантелей Харитонович, бойцовский, напористый, а бет партийной закалки порою заносит.
— Чего там... Поговорили, как мужики, как солдаты. За этим и ехал. Что ж, как ткнул меня кое во что носом! И я тебе наставил заковык. Верно?
— Не без того, — согласился секретарь обкома. Есть о чем подумать...
19
Алена обмахнула ветошью свою сверкающую темно-вишневым лаком и никелем «Яву», проверила давление в баллонах, закрепила клемму на аккумуляторе, которую обычно отсоединяет, ставя мотоцикл в гараж. Потом открыла краник бензобака, подсосала горючего...
За ней с балкона, не скрывая зависти, наблюдал Олег.
— Эй ты, спец! — насмешливо крикнул он. — Поставь на нейтралку, не то сбежит!
— Забыла у тебя спросить, абитуриент несчастный! — отозвалась Алена.
Олег еще что-то сказал, но его голос растворился в реве мотоцикла, заработавшего с первого же толчка ногой но заводному рычагу. Алена застегнула нагрудный кармашек спортивной курточки, где у нее лежит удостоверение на право вождения мотоцикла, отряхнула джинсы, поплотнее надвинула каскетку, уселась на сиденье. Уменьшив обороты, повернула к братишке смеющееся лицо, взмахнула рукой:
— Адью!
Она уже вся была в предчувствии движения. Еще миг и запетляла по асфальтированным переулкам, осторожно объезжая детишек. А их столько в этом молодом городке коксохимиков — будто кто-то из мешка сыпанул!
Алена улыбнулась: уж больно неожиданным для нее самой оказалось это сравнение. Тут же подумала, что играющая в песочке, прыгающая через скакалки, гоняющая мяч, визжащая, плачущая, смеющаяся ребятня — ее потенциальные ученики. Вот занимаются своими ребячьими делами и вовсе не знают, не догадываются, что мимо проезжает их будущая учительница.
Эта озорная мысль еще больше развеселила ее: конечно, тут и взрослым впору обмишулиться — ни степенности, ни солидности: косы под каскеткою спрятаны, джинсы и кеды машинным маслом перепачканы. Какая учительница выйдет на люди в таком наряде? И разве уважающая себя классная дама будет так легкомысленно гонять на мотоцикле?!
Вырвавшись на кольцевую дорогу, она включила прямую передачу, но не разгонялась — пришлось притормаживать возле кинотеатра, у магазинов, на закруглениях. И только оказавшись на трассе, Алена прибавила обороты, а потом и газанула вовсю, оставляя позади сизо-голубой шлейф выхлопа. Ее охватило увлекающее волшебство скорости. Будто среди штилевого дня внезапно разразился ураган: ветер упруго толкнул в грудь, ударил по глазам, в ушах засвистело, запарусило курточку... Алена опустила на лицо плексигласовый щиток, наклонилась,