Второе, главное и последнее возражение: я спрашиваю обвинителей, тех, которые винят Бейлиса – почему же вы, обвинители, допускаете виновность Чеберяк[овой]? почему {262} она не арестована? почему она не привлечена?..
Председатель: Такого рода обсуждения судебных процессов недопустимы.
Маклаков: ...Я спрашиваю, почему в тот момент, когда было ясно, что Чеберякова не чужда этому делу, почему ее не взяли [?! – И.Г.]? Скажут, что нет доказательств, что она чиста... Я спрошу обвинение: почему вы Чеберяк[ову] не взяли? Берите ее. И если вы верите в ритуальные убийства, тем более берите ее. Она скажет вам, кому она продала Ющинского, кто платил деньги. Возьмите ее и она раскроет вам все, но ее не берут – почему?.. А вдруг Чеберяк[ова] начнет показывать не на евреев, а на воров? Тогда обвинителям придется расстаться с этим делом...
Здесь нам, вероятно, чтобы нас обидеть, бросили упрек, что мы слуги еврейства. Но прокурорский надзор – пусть он только поймет, в каком он положении. {263} Когда он верил Чеберяк[овой] и шел туда, куда наводила удар Чеберяк[ова], он стал сам как бы орудием в руках чеберяковской компании [?! – И.Г.]. Это положение ужасное для прокуратуры... В августе месяце 1911 года в истории правосудия свершилось большое несчастье...
Председатель останавливает оратора.
Маклаков: ...В августе месяце 1911 года впервые был привлечен к следствию Бейлис как обвиняемый. С этого момента правосудие думало, что мiровая тайна раскрыта. Прокурорский надзор думал, что он наложил руку на эту тайну, что то преступление, которое скрывалось веками, до которого и дойти невозможно – он его раскрыл... Если Чеберяк[ова] останется свободной, если от виновных отвернулись, если за ними не пошли, то это потому, что слепила глаза горделивая мысль, что раскрыто мiровое дело, раскрыто вековое преступление...
Гг. судьи, за неимением улик против Бейлиса [?! – И.Г.], вас наводят на почву несправедливости, на почву, которой на суде надо бояться, чувства злобы, чувства негодования всячески надо здесь избегать, когда здесь вам говорят о еврейском засилье, когда вам повторяют имя того великого художника, который по себе узнал, что такое судебная ошибка... я скажу вам, гг. присяжные заседатели, если таким приемом смутить вашу совесть, если благодаря таким приемам, вместо справедливости – гнев продиктует ваш приговор против какого-то неизвестного виноватого, то, конечно, не Россия погибнет, но тяжкий урон будет нанесен нашему русскому правосудию..
Председатель делает замечание оратору.
Маклаков: Но это, ведь, будет!.. [294]
Речь О.О. Грузенберга
...{264} ...Показания Дьяконовой я разбирал и говорил, и говорю – она нам не нужна для защиты. Но никогда мы ее не назовем ложной свидетельницей... Они обе [сестры Дьяконовы] говорили правду, но по разным частям дела, а по данным вопросам они искренно ошибались. И вот искренней ошибкой у Дьяконовой было, когда она назвала Лисунова... Она добросовестно ошибалась, ибо в этой воровской компании, которая собиралась... на квартире Чеберяковой, решительно нельзя было разобраться с точностью, в какой это именно день было [295]...
{266} ...Вы слышали из объяснений г. Шмакова, что он допускает, как он говорит, что вы по совести ответите, что Бейлис невиновен, но он надеется... на то, что вы, оправдав Бейлиса, докажете, что мальчик был убит с изуверской целью, и, таким образом, вместо Бейлиса осудите множество людей, которые верят в свои богослужебные книги, которые верят в святыни, для них обязательные. Вы их осудите и вместо одного Бейлиса будет осуждено множество людей не на каторгу, но так, что им тяжело и трудно будет поднять голову...
{267} ...Скажите, гг. присяжные заседатели, мыслимое ли дело, чтобы вы стали отвечать на вопросы о том, каково еврейское вероучение, каковы еврейские книги, допускает ли "Зогар", таблица такая-то, страница такая-то, употребление христианской крови или нет?.. Откуда вы можете знать? Но есть другой путь, это путь, который подскажет каждому человеку – его разум и совесть.
Перед вами стояли здесь люди, знающие еврейский язык, это были не евреи – кроме Мазе, которого вы можете отбросить, так как в желании защитить свою веру он мог сказать лишнее слово... Вы слышали этих людей и видели, что ни прокурор, ни поверенный гражданских истцов не решились сказать против них ни одного слова, они ничего не могли сказать против проф. Троицкого и проф. Коковцова. Да и что можно сказать, когда против вас стоит проф. Коковцов, краса русской науки, старик, работавший всю жизнь над этим вопросом и который прямо и открыто... говорит, что это невозможно... Да по сравнению с ним и сам раввин Мазе мало знает. Затем, проф. Троицкий, состоящий проф. Духовной академии, который работает с духовенством. Как же он говорит? Он говорит – евреи должны защищать свой народ, обвинение, подобное настоящему, оскорбляет их веру, их науку, их знание... Вы видите, что при таком ответе не может быть выбора, кому верить – ксендзу Пранайтису, Коковцову или Троицкому. Вам остается поверить или тому, что сказали люди науки, или поверить тому, что сказал ксендз Пранайтис. Но что же мы знаем об этом ксендзе Пранайтисе? Мы знаем только, что он состоит ксендзом в Ташкенте, в Азии, больше ничего, больше ни о каких его ученых заслугах мы не знаем. Вы этого не сделаете, гг. присяжные заседатели, потому, что нельзя, как говорил г. поверенный гражданского истца, здесь в суде смирять гордыню евреев [296]...
Тот, кто чтит свои алтари, всегда уважает и чужой храм и чужой алтарь; кому дорога его религия, то всегда бережно относится и к чужой вере. Евреи... {268} на долгом историческом пути, – почему, я разбирать не стану, – много растеряли и надо с горечью сказать, не только растеряли, но даже сами растратили кое-что по своей вине из тех святынь, которым они верили; у них осталась одна большая святыня, это их книги, их вера и это сознание, что в этом углу, в этом месте у них и чисто, и свято, по крайней мере, в главных положениях, – перед Богом и людьми... Подумайте, если вы скажете, а я надеюсь, что вы скажете, что Бейлис невиновен и что изуверство не доказано, потому что вы не знаете, для чего и кто убил, какое же тут торжество [евреев]? Люди выйдут и скажут: в Киеве в 1913 году признано, что мы не людоеды. Подумайте, какая гордость для евреев... Я понимаю, если бы шел вопрос о получении прав политических, тут мог бы быть спор, или если бы шел вопрос о каких-либо денежных выгодах, а здесь только вопрос о том, чтобы люди сказали, что мы не людоеды. Неужели, чтоб человек после 3000-летней истории имел право придти и сказать, что мы не людоеды, это поверенный гражд. иска называет торжеством над христианством?..
Вы дети великого народа, вам принадлежит одно из первых мест в мiровой истории, пожалейте тех, которые могут вам нравиться или не нравиться, но которые есть народ, имеющий свой светлый угол. Оставьте им этот светлый угол во имя правды и справедливости и верьте, что тут не будет торжества евреев... Господа, если иудеи чем-либо виноваты, вы можете посрамить их в науке и в парламенте и мало ли где вести спор, но не здесь, в суде [297]...
{269} ...Я прошу вас, гг. судьи, я надеюсь, что вы обережете участь Бейлиса, человека, который никогда никого не обидел и который имеет право вам сказать – не обижайте меня, когда моя участь в ваших руках...
Речь Н.П. Карабчевского
...Один вывод я сделал из речей моих противников: улик против Бейлиса нет [?! – И.Г.] и приходится оперировать все одними и теми же аргументами – евреи вредны, евреи злодеи, евреи всесильны, евреи погубят Россию, и какой-то писатель [Достоевский! – И.Г.] сказал об евреях так-то; на этом основании обвиняют Бейлиса...