мой!
Когда построят тот корабль,
Что увезет всех нас домой?!
Погода в течение дня: температура минус 6 – минус 9 градусов, ветер юго-юго-западный 10–12 метров в секунду, облачно, низовая метель, видимость менее 200 метров.
Десять часов истинного блаженства в спальнике пролетели как один миг. Утром в палатке было почти так же романтично, как и вечером, но это была уже иная романтика – более жесткая и мужественная, без розоватых бликов и дрожащего пламени свечи. Это была романтика по Джеку Лондону, романтика вырывающегося густым паром и растворяющегося в морозном воздухе дыхания, романтика покрытых махровым инеем потолка и стен палатки, романтика хриплого и низкого голоса ветра. И вот в самую гущу этой романтики я и шагнул утром 9 июня. Снаружи было намного романтичнее, чем внутри палатки: метель, белая мгла, видимость никудышная, правда, не очень холодно. Собаки, заметенные снегом, вставали с трудом – они устали и недоедали, так же как и мы, но с той лишь разницей, что мы, хотя бы отчасти, понимали, зачем все это нужно, а они – совершенно нет. Более того, в отличие от них, мы хотя бы ЗНАЛИ, когда это все кончится. Для наших же собак все происходящее – это неизбежная, бесконечная и тяжелая работа ради куска пеммикана вечером и горсти схваченного на бегу холодного колючего снега. И в общем-то все бы ничего, если было бы побольше пеммикана и поменьше таких дней, как сегодняшний!
С первых же шагов я понял, что день сегодня будет не из легких. Впереди сплошное молоко и ничего не видно, кроме носков собственных лыж, созерцание которых, признаться, уже не доставляло мне такого эстетического удовольствия, как в первые дни нашей экспедиции. За ночь насыпало довольно много снега, причем под воздействием ветра он аккумулировался в соответствии с неровностями рельефа, поэтому угадываемая на ощупь поверхность ледника напоминала, скорее, песчаные дюны. Огромные снежные бугры, чередующиеся с относительно плотными и ровными участками, создавали достаточно непростые условия для лыж и стоящих на них людей. Лыжи то взлетали вверх чуть ли не под прямым углом, то проваливались в какую-нибудь бездонную яму, то разъезжались, то внезапно сходились вместе, в обоих случаях приводя к неизбежному падению лыжника. Я не говорю уже о том, как сложно было более или менее сносно поддерживать курс. Только бы устоять на ногах, только бы не подвернуть ногу! Оглядываясь назад, я видел, как мои товарищи и собаки безропотно повторяли все замысловатые зигзаги моей лыжни. Но выбора у нас не было! Мы просто не могли позволить себе роскоши переждать хотя бы один день – слишком мало корма для собак и слишком много километров до намеченной точки финиша!
Совершенно неожиданно Этьенн вызвался идти следом за мной на лыжах, чтобы немного попридержать собак Джефа и дать мне больше свободы в выборе дороги и времени для ориентирования. Он шел метрах в тридцати позади меня, собаки Джефа постоянно его доставали, и тогда весь караван, за исключением меня и Этьенна, останавливался. А мы уходили вперед. В таких условиях, естественно, мы старались держаться кучнее, чтобы не растеряться.
Ближе к полудню у погоды стали проявляться некоторые признаки проявления сознательности: в разрывах облаков проглядывало солнце, появлялись тени и окружающий мир обретал утерянные было прекрасные черты. Во время остановки на обед ветер даже, кажется, приутих, и мы смогли относительно спокойно подкрепиться. Поймал себя, а заодно и моего сегодняшнего партнера по ланчу Кейзо на том, что все мысли и слова крутятся вокруг одной темы – еды! Жуя твердые орешки, Кейзо мечтательно рассказывал о традиционной японской кухне и грозился по возвращении в Миннеаполис угостить меня настоящим японским суши – кусочками сырой рыбы с различными приправами, – от одного упоминания которого у меня начиналось сильное слюноотделение. Скорее всего, при такой физической нагрузке нашего рациона было недостаточно, но пополнить его было неоткуда!
После перерыва случился затяжной подъем. Свежевыпавший снег был настолько рыхлым, что мы, даже с лыжами на ногах, проваливались чуть ли не по колено. При такой ходьбе нагрузка на ноги резко увеличивалась, и вскоре я почувствовал, что натер палец на левой ноге, но отложил его ремонт до прихода в лагерь. Финишировали все вместе около 19 часов. Как всегда, сначала я помог Бернару установить палатку и внести все наши вещи внутрь. Пока я этим занимался, мои привязанные к нартам собаки лежали на снегу в ожидании обычной процедуры вечерней разводки и кормления. Тем временем Джеф и Кейзо, несколько быстрее справившись со своими палатками, успели распрячь своих собак и начали их кормить в нарушение принятой нами конвенции, определяющей необходимость одновременного кормления всех собак. Случилось страшное! Мои собаки, привязанные к практически пустым нартам предводителя, увидев, что их обошли вниманием и носят корм «мимо рота», совершенно осатанели и, буквально выпрыгивая из постромок, поволокли нарты в сторону собак упряжки Кейзо, находившихся поближе. Баффи, пристегнутый только одним карабином, и каким-то образом Панда умудрились вырваться на свободу (потом, анализируя случившееся, я понял, почему именно Панда – Уилл тоже дал ему частичную свободу: как и Баффи, Панда был привязан только за карабин). Эти две собаки с ходу сообразили, что вместо сомнительной и опасной перспективы отнимать корм у собак Кейзо намного проще отобрать его у своих ничего не соображающих в порыве голодной ярости собратьев. Они повернули к уилловским нартам и, моментально вскрыв ящик с кормом, принялись на пару его крушить. С громкими воплями, обрушивая на их лохматые головы немыслимые проклятия, я бросился к нартам. Мои крики и тумаки не произвели на едоков ни малейшего впечатления – они продолжали свое дело, и казалось, что никакими силами не оттащить их от вожделенного ящика. С огромным трудом, буквально отрывая им хвосты, я наконец отволок обоих в сторону и водворил на место, уже не без помощи подоспевших Кейзо и Джефа. Вся эта история стоила мне немалых сил и главное нервов! Дубася собак, я понимал, что это вовсе не их вина, а моя, но в то же время я не мог поступить иначе: сожри они еще больше корма, мы вынуждены были бы еще сильнее сократить наш и без того скудный рацион. Отныне с учетом возникшей кормогенной обстановки в упряжках я решил впредь сначала разбираться с собаками, а затем помогать Бернару с установкой лагеря – так будет и справедливее, и спокойнее.
После всех этих событий и очередного отбора проб снега я освободился только в начале