Читать интересную книгу Учебник рисования, том. 2 - М.К.Кантор

Официальное письмо гласило, что настоящим компания имеет честь предложить Сергею Ильичу и Зое Тарасовне бесплатный обед в ресторан «Ностальжи». Обед состоит из закуски, супа, второго блюда, десерта и кофе. Также гостям будет предложена одна бутылка сухого вина. В программу вечера входит живая музыка. Ваучеры на бесплатное питание прилагаются, ими можно расплатиться в ресторане, как наличными.

Сергей Ильич вышел к Зое Тарасовне с распечатанным письмом и недоумением на лице.

- Зачем нам сухое вино, Зоюшка? - спросил профессор. - Кто же такую гадость пить станет? Нельзя ли у твоего бандита попросить водочки?

Зоя Тарасовна, ознакомившись с содержанием конверта, побледнела и немедленно легла на диван с сильнейшей головной болью.

34

Анатомия важна потому, что помогает строить художественный образ с самых основ. Подобно тому как здание не стоит без опор и фундамента, так и художественный образ нуждается в логике конструкции. Всего рисование учитывает три уровня анатомии: строение костей, мышечную ткань и кожный покров.

Когда художник устанавливает фигуру в холсте, он делает это согласно возможностям скелета - человеческий скелет содержит пять поясов, движения которых по отношению друг к другу сообщают фигуре соответствующую пластику. Прежде всего художник устанавливает ноги, на них располагается таз, поддерживающий позвоночник, на позвоночник надета грудная клетка, сверху расположен плечевой пояс, скрепленный ключицами. Эти части скелета могут смещаться по отношению друг к другу, это смещение и есть та пластика, которую художник передает ракурсами. Движение шеи и наклон головы являются результатом равновесия объемов и распределения направляющих движений фигуры. Таким образом, если изображен всего лишь портрет, можно догадаться, как у персонажа расположены плечи и позвоночник. Мы видим лишь голову Брута в скульптуре Микеланджело, но ясно, что он стоит, распрямив спину.

Второй уровень анатомии - мышечный покров. Скелет покрыт мышечной тканью и сухожилиями, которые также имеют свои законы движения (например, бицепс и трицепс придают рельеф плечевой кости). Скольжение мышц поверх костного основания сообщает фигуре то, что художники называют мимической пластикой и красотой жеста и что Шарль Лебрен специально изучал.

Третий уровень анатомии - это кожный покров. Он также сообщает свое собственное движение образу, движение эмоциональное. Человек может бледнеть от гнева, краснеть от стыда, глаза его могут сверкать от страсти.

Соответственно, художники делятся на тех, кто изображает образ в полноте всех трех уровней его существования, или рисуют только один, поверхностный уровень, или изображают поверхность с некоторым использованием мимики. Например, салонное искусство (Буше, Ворхол и т. д.) изображает только кожный покров; школы и академии (скажем, Тинторетто или Караваджо) - изучают кожный покров и мышечную ткань; великие художники (Микеланджело и Пикассо) создают образ начиная с костяка, с разворота осей, направляющих скелет.

Есть основания предположить, что наибольшей убедительностью будет обладать тот образ, который учитывает все уровни существования тела. Душа появится там, где для нее приготовлено место. Именно руководствуясь этим, изучали анатомию Дюрер и Леонардо.

Также любопытно в этой связи вспомнить суждение Бернара Клервосского, который, обличая лицемерие мира, говорил, что если с красивой женщины содрать кожу, то останутся лишь мышечный покров и кости. В сущности, мышцы и кости - это не так мало.

Глава тридцать четвертая

МОГИЛЬЩИКИ

I

Александр Кузнецов ковырнул лопатой землю и сказал:

- Серьезный был человек.

- Отец был человек остроумный, - сказал Павел.

- А шутить не любил. Уму от шуток одна беда.

- Говорят: шутка ум развивает.

- У нас на вокзале шутники собрались: все время хихикают. Один Лениным переоделся. Кепку напялил - и давай картавить. Какой тут ум?

- Я думал, ты посмеяться любишь.

- Посмеяться люблю, а они хихикают. Один скажет шутку - хихикают. Потом другой скажет - опять хихикают.

Кузнецов копнул землю раз, потом другой.

- Вся родня здесь. И братик мой лежит, на рынке его сожгли. Какие тут шутки. Как газета сгорел. Крематория не надо. Не знаю даже, от него кости остались или еще кого заодно сожгли. И мать моя лежит, твоя тетка. Села на крыльцо, перекрестилась и умерла. Правда, работала всю жизнь, устала. Бог ее по доброте и прибрал. И твой отец тут. И я скоро лягу. Думаю, клен надо в голове посадить.

- Почему клен?

- А хорошее дерево. Русское.

- Канадский клен есть. И американский тоже.

- Клен - русское дерево. Хотя ты прав: русского мало осталось. И клен теперь - американский.

Кузнецов плюнул в яму, которую копал.

- Ты сюда не плюй.

- В землю ушла родня. А земле мой плевок не в обиду. Вот ляжем к ним, тоже породнимся. Станем родней по правде, не как в жизни - друг дружку в лицо не знаем.

- Слушай, а ты мне кто?

- Вроде брата. А толку что? Мы-то - Кузнецовы. А вы-то - Рихтеры. Ну да земля всех уравняет.

- Участок большой, - сказал Павел, зная, что на кладбищах надо говорить о простых, бытовых вещах. - Хороший участок.

- Дупель, он Сибирь взял. А я здесь землю получил. Для всех постарался.

- Купил, что ли?

- Приватизировал. Десять лет тут отработал, еще до вокзала - прибрал пустой участок. Теперь такая земля тыщ десять стоит.

- А тебе - даром дали?

- Даром ничего не дадут. Могилы рыл, гробы таскал. Надоело. Пойду, думаю, чемоданы таскать.

- Что, лучше на вокзале?

- То же самое. Несешь чемодан и не знаешь, что внутри напихано. Теперь народ бережливый, на гроб тратиться не будут - сунут бабку в чемодан да в канаву кинут.

- Хорошо у нас участок не отняли. А то лежать бы нам с тобой в канаве.

- Не успели отнять. Помирать наши стали, пошли один за одним, участок заполнили. Надо регулярно покойников класть, чтобы земля без дела не стояла. Зазеваешься - отберут участок.

- А я думал - поставил памятник и место застолбил.

- Если заслуги, ну, скажем, воровал много, тогда памятник поставят и могилу сохранят.

- Как в искусстве.

- Что? - спросил Кузнецов и поморщился. Всегда эти Рихтеры что-нибудь ляпнут. Им лишь бы языком молоть.

- Искусство, - сказал Павел, - это такое кладбище, где под чужие памятники свои кости подкладывают.

- Земля все стерпит, - сказал Кузнецов, - пока ее президент продавать не стал. Хотя продаст. Нефть кончится, он и землю продаст.

- Такая земля впрок не пойдет. Как взять то, что берет тебя? Сколько Дупель земли ни купит, а сам больше двух метров не займет.

- Это верно.

- Дупель превратится в полезные ископаемые, и будут из Дупеля добывать нефть. Балабос земли нахапает и сам в эту землю ляжет. А на Балабосе посадят персиковый лес.

- Персики не вырастут, крапива вырастет.

- Это приятно слышать, - сказал Павел. - Сажал Балабос персиковый лес, а из него вырастет крапивная грядка.

- А банкира Щукина, - сказал Кузнецов с особенным удовольствием, - на удобрения пустят. Парень жирный, пригодится.

- Вижу, - сказал Павел, - не любишь ты Щукина.

- Недолюбливаю. Девку одну обидел.

- А она тебе нравится?

- Разговоры у вас, у Рихтеров, пустые. - Кузнецов плюнул. - Обычная девка.

- Ты бы женился.

- Зачем с другим человеком жить? Вдруг болеть станет? Или в нужду впадет. Я защитить не смогу. Лучше одному.

- Люди друг другу помогают, - сказал Павел.

- Ты помогаешь кому?

- Стараюсь.

- Смотрю со стороны - не верится мне что-то.

- На кого ты смотришь?

- На тебя, на мать твою, на стариков твоих. Соломон, старик уже, песок изо всех дыр сыплется, а все мутным глазом на сторону косит. Мне одна женщина рассказывала, он к ней в парке приставал. Ну, скажи - хорошо это? А Татьяна Ивановна как же? Плевать он на жену хотел: так и бегает, кобель драный, язык свесит - и бегает. Думаешь, я слепой? И мать рассказывала. Да и сама она, мать моя, много счастья видала? Только и радости было, что офицера встретила, он ей ребенка заделал - меня то есть - и к другой бабе пошел. Зачем это нужно?

- А любовь? - сказал Павел.

- Какая любовь? - и Кузнецов поддел лопатой землю. - Зачем она?

- Люди должны добро делать.

- Как я стану делать добро, если не знаю, что кому нужно? Одному подай бутылку, а другому землю - отсюда до Урала. Как мне делать им всем добро? Все время разные вещи делать? Откуда мне знать: хорошие это дела или дрянь одна?

- Книжки читай, поумнеешь.

- Везде разное написано. Ты правдивую книжку видел?

- Видел, - сказал Павел, - отец написал.

- Какая книга?

- Про живопись.

- Сам читай. У тебя Лиза на руках, старики полудохлые. Мать на старости лет в девочку играет, за ней смотреть надо. Ты вон себе еще кралю завел - мало тебе забот. Ты со своими зазнобами разберись, а ко мне не приставай. Мне ни жену, ни детей иметь нельзя. Как их кормить-обувать? Я сам старик.