Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знать, не обманул тот самый Петр Петрович, — сказал Панюхай, имея в виду инспектора рыбнадзора. — Я вмиг скумекал, что он справедливый человек. Ишь ты, сердечный какой, все же замолвил словечко о нас Наркому.
— У вас, отец, какая-то подозрительная обоюдная симпатия друг к другу с Петром Петровичем, — заметил Орлов, подмигнув Анке и Жукову.
Они стояли в тени акации возле сельсовета, ожидая грузовик, который должен был доставить их в город. На улице изнывала под палящими лучами солнца толпа зевак. Панюхай с хитринкой посмотрел на Орлова и усмехнулся:
— Нет, милый зятек, никакой тут подозреваемости нету. Все честь по чести. Пришлись мы один другому по душе и только. Спроси вот Андреича, — кивнул Панюхай на Жукова. — Когда он в тридцатом годе объявился на Косе, мы с ним с первого дня приятелями стали. И поныне в содружестве состоим.
— Совершенно верно, Кузьмич, — подтвердил Жуков, улыбнувшись. — И поныне мы в большой дружбе.
Панюхай толкнул Орлова:
— Слыхал?..
— Слышу, отец.
— То-то. А можно взять, к примеру, и Юхима Тарасовича. Он тоже с первых днёв ко мне расположился. Вот, — оглядел он себя, — обмундировкой вознаградил.
— Це правда, — прогудел Кавун, растирая пальцами длинные усы-сосульки, свисавшие ниже подбородка.
— Значит, у тебя, Кузьмич, есть что-то этакое притягательное… магнитное, — сказал Васильев.
— Никаких магнитов, — махнул рукой Панюхай. — По-задушевному я с людьми, вот и все.
— Эх, Софрон Кузьмич, — положил ему на плечо руку Жуков. — Если бы твоя душевность помогла нам получить от Москвы флотилию и новые сетеснасти…
Панюхай принял важный вид, ответил с достоинством:
— Москва не поскупится, Андреич. Поглядим там… по обстоятельствам, стал-быть…
— Отец, — прервала его Анка, хмуро посмотрев на него. — Нехорошо нахваливать себя.
— А разве я сбрехал что? Ты, дочка, не бойся правды-матки.
Наконец подошла машина. В эту минуту из-за угла показалась Акимовна в белом халате и белом поварском колпаке на голове.
— Я прямо из столовой… — оправдывалась Акимовна.
Началось прощание. Панюхай наспех поцеловал Анку, пожал руку Жукову, Кавуну, Акимовне, поклонился народу и сел к шоферу в кабинку. Васильев, Краснов и Орлов разместились в кузове. Жуков помахал фуражкой:
— Ни пуха, ни пера!
— В добрый путь! — донеслось из толпы.
Анка крикнула:
— Счастливо! Сегодня же дайте в городе телеграмму о вашем выезде.
Акимовна подошла к кабинке в ту секунду, когда шофер включил скорость.
— Гляди же, Кузьмич, не подкачай.
— Будь в спокойствии, Акимовна. Морской порядок будет по всем статьям соблюден.
Машина вымахнула из хутора, взбежала на пригорок и запылила по дороге в город.
Делегация прибыла в Москву тридцатого апреля, как и было указано в вызове Наркомата. Видимо, это сделали с той целью, чтобы рыбаки провели Первомайский праздник в белокаменной столице.
Встретил рыбаков на перроне вокзала уже знакомый им инспектор. Панюхай долго и молча жал руку Петру Петровичу, радостно улыбался и, наконец, проговорил:
— Вот и причалили мы к желанным берегам матушки-Москвы.
— Добро пожаловать, дорогие гости, — приветливо ответил инспектор. — Следуйте за мной.
На привокзальной площади их ждала сверкающая черным лаком открытая легковая автомашина. Инспектор сел с шофером, а гости свободно разместились на задних сиденьях. Автомашина бесшумно покатила по асфальту, выехала на улицу и влилась в бесконечный поток легковушек разных заводских марок и расцветок. На тротуарах взволнованно бурлили разноголосые людские потоки. Пахло накалившимся железом, камнем, смолой и бензиновым перегаром.
На перекрестках, предупреждаемые желтым — «Внимание!», потом повелительным красным — «Стоп!» — глазом автоматического светофора, потоки людей и машин на минуту замирали, давая возможность двигаться пересекающим дорогу потокам. Панюхай, блуждая растерянно-удивленным взглядом, шептал:
— Боже мой… страсть-то какая… Похоже на то, что вкруг тебя море волнами играет.
Машина наконец выплеснулась из шумного потока и подкатила к огромной новой гостинице. Шофер проворно вылез из машины, открыл заднюю дверцу, пригласил:
— Прошу, товарищи.
Гости в сопровождении инспектора поднялись в лифте на пятый этаж, где для них был забронирован номер.
— Располагайтесь, как у себя дома, — сказал инспектор, вынимая из кармана четыре пропуска. — Это вам даст право свободного входа на Красную площадь. Завтра посмотрите военный парад и демонстрацию москвичей. А пока желаю приятного отдыха, — и он вышел. Но через минуту вернулся. — Простите, я забыл оставить вам талоны. Будете питаться здесь, при гостинице. Вот эти талоны на завтраки, эти на обеды, а эти на ужины. До свидания…
В номере было четыре кровати, диван, письменный стол, стулья, мягкие кресла, телефон, репродуктор и платяной зеркальный шкаф. С пятого этажа взору открывалась внушительная панорама: Кремль и Ленинские горы. Васильев, Орлов и Краснов стояли у широкого окна, обозревая Москву, вернее — часть огромной столицы, а Панюхая заинтересовало совсем другое: он топтался возле зеркального шкафа, поворачиваясь то вправо, то влево и оглядываясь через плечо. Панюхай впервые видел себя в зеркале во весь рост. Он одергивал китель и поправлял на голове картуз, кивая своему отражению.
— Ничего, Кузьмич, — подошел к нему Васильев, — вид у тебя молодецкий.
— Порядок, — морщинистое лицо Панюхая осветилось детской улыбкой.
— А не прогуляться ли нам по Москве? — предложил Орлов.
— С удовольствием, — согласился Васильев.
— Нет, я лучше передохну малость, — отказался Панюхай.
— И меня в дороге разморило, — сказал Краснов. — Идите сами.
Орлов и Васильев ушли в город, а Панюхай и Краснов разделись и завалились спать.
Парад и демонстрация на Красной площади произвели на рыбаков неизгладимое впечатление. А метро просто ошеломило их. И только Орлов, не раз бывавший в Москве, оставался спокоен. Он на каждой остановке выходил из вагона, за ним поспешно следовали его спутники, а через несколько минут, осмотрев зеркальную мраморную облицовку и художественное оформление станции, все снова входили в вагон и ехали дальше. Восхищенный Панюхай беспрестанно восклицал:
— Боже, какая страсть! Солнечные хоромы под землей!..
Два дня бронзокосцы осматривали Москву, знакомились с ее достопримечательностями, а на третий их вызвали к Наркому. С каким волнением и душевным трепетом Панюхай переступил порог большого, скромно обставленного кабинета. Рыбаков ввел к Наркому инспектор. Панюхай шел последним, он почувствовал внезапную слабость в ногах. Но когда Нарком, сидевший за массивным письменным столом, встал и с приветливой улыбкой пошел навстречу рыбакам, запросто, будто с давнишними хорошими знакомыми, поздоровался, с Панюхая и смущение и слабость как рукой сняло. Он, не отрывая возбужденного взгляда от ласковых с живым огоньком глаз Наркома, сказал:
— Доброго здоровьица вам, товарищ Народный Комиссар… Так вот вы какой… Доступный человек.
— Узнаю́! — и Нарком добродушно засмеялся. Он быстрой походкой вернулся на свое место, заглянул в настольный блокнот. — Софрон Кузьмич? Бригадир гвардейской бригады? — и обернулся к инспектору: — Не так ли, Петр Петрович?
— Совершенно справедливо товарищ Народный Комиссар, — опередил Панюхай инспектора. — А дозвольте спросить: как вы признали меня?
— Петр Петрович, вернувшись с моря, с удивительной точностью нарисовал ваш портрет. Итак, дорогие товарищи, садитесь. Предупреждаю: никакой официальщины. Будем запросто беседовать. О том, как погибла флотилия МРС, как героически трудятся старейшие рыбаки-пенсионеры, мне известно. Скажите, в чем сейчас у вас самая острая нужда?
И рыбаки рассказали, что с флотом еще можно подождать, что хотя баркасы ветхие, но теперь уже приобрели мотобот и это дело еще терпимое. Отсутствие необходимого количества добротных орудий лова — вот что режет рыбаков. Даже бечевы и ниток невозможно достать.
— Ясно, — сказал Нарком. — Потерпите еще немного. Как вам известно, вчера наши воины водрузили над рейхстагом знамя Победы. Война, можно сказать, завершена. В некоторых местах еще оказывают сопротивление разрозненные группировки гитлеровцев, которые будут добиты нашими доблестными воинами в течение ближайших дней. Скоро вы будете иметь и первоклассный флот и капроновые сети. Могу порадовать вас, — улыбнулся Нарком и продолжал: — На одной из южных верфей уже приступили к постройке быстроходных сейнеров для вас, рыбаков. На сейнерах будут установлены отечественные двигатели в сто пятьдесят лошадиных сил. Заказ заводу уже дан.
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Набат - Цаголов Василий Македонович - Советская классическая проза
- Алые всадники - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза