дозволении сказать несколько слов. Затем он сообщил дрожащим, прерывающимся голосом о странном видении, но Пьетро Медичи поднял на смех смущённого артиста, остальное общество последовало его примеру.
Микеланджело придал несравненно большее значение рассказу Кардьеро, нежели молодой Медичи. Вера в сверхъестественные видения и пророчества значительно усилилась в последнее время благодаря предсказаниям Савонаролы. Знамения и чудеса сделались обыденным явлением; на образах и статуях стала просачиваться кровь. Однажды ночью на небе увидели одновременно три солнца. В Ареццо, среди облаков, показались толпы сражающихся всадников на гигантских конях и затем исчезли со страшным шумом. Очевидцы рассказывали по этому поводу, что незадолго до смерти Лоренцо Медичи раздался оглушительный удар грома на ясном небе и молния ударила в шпиц собора, а львы, которых город содержал на свой счёт, внезапно растерзали друг друга. Многие вспомнили также о яркой звезде, которая виднелась над виллой Кареджи и внезапно потухла в тот момент, когда душа оставила тело Лоренцо.
Клара Медичи старалась через своих родственников в Риме заручиться обещанием папы, что он поможет флорентийцам в случае опасности. Но Колонна, давние враги Орсини, возмутили народ и произвели такие смуты в городе, что папа должен был отказаться от всякого вмешательства в дела Флоренции. Неудача этого плана настолько смутила Медичи, что Пьетро решился вступить в переговоры с французским королём. Вопреки всем прежним отношениям своего дома с королевской неаполитанской фамилией, он выбрал несколько сановников республики, вероятно тех самых, которые некогда вели дела торговой фирмы Медичи, и отправил их навстречу королю Франции, чтобы склонить его к тайному союзу с Флоренцией и домом Медичи.
Но так как и эта попытка оказалась неудачной и Карл VIII постоянно придумывал новые уклончивые ответы, то Пьетро решился сам отправиться во французский лагерь с многочисленной свитой.
Неожиданное появление знатного ломбардца (как называли во Франции Пьетро Медичи) возбудило общее удивление в лагере Карла VIII. Но всё ещё больше были поражены его постыдными предложениями. Он хотел добровольно передать в руки французов итальянские крепости: Сарцану, Ливорно и Пизу; Флоренция должна была действовать заодно с французским королём и, кроме того, дать ему взаймы значительную сумму денег для продолжения войны.
Благодаря эти условиям Пьетро милостиво приняли в лагере и французский король обещал ему своё покровительство.
Само собой разумеется, что Пьетро этим поступком возбудил против себя сильное негодование жителей Флоренции. Медичи, сознавая затруднительность своего положения, сгруппировали около себя всех приверженцев их дома и собрали семейный совет, от решения которого должно было зависеть дальнейшее поведение Пьетро относительно французского короля. На этом совете присутствовал кардинал Джованни Медичи и Паоло Орсини, брат Клары, начальник папской жандармерии, который даже привёл с собой из Рима часть своего войска. Но всё было напрасно. Недовольство народа достигло крайней степени. Агенты Медичи щедро рассыпали деньги в надежде подкупить народ, старались склонить рабочих на их сторону различными обещаниями, но это только усилило общее волнение. Восстание с каждым часом разрасталось, и, когда Пьетро с многочисленной свитой выехал из своего палаццо, чтобы отправиться в синьорию для переговоров с высшими сановниками республики, волнение началось на соседних узких улицах и достигло таких размеров, что Пьетро должен был бежать из города. Он отправился в Болонью, чтобы посоветоваться со своим неизменным другом и союзником Ипполитом Бентиволио. Но тот принял его холодно и сказал ему:
— Если вы услышите от кого-нибудь, что Ипполита Бентиволио изгнали из Болоньи, как вас из Флоренции, то не верьте этому и знайте, что он скорее даст себя изрубить на куски, чем решится искать спасения в бегстве.
Флорентийский народ ворвался в дома, принадлежавшие фамилии Медичи, и выбросил из окон драгоценные картины, статуи, редкие книги, приобретённые Козимо и Лоренцо, которые тщательно собирали их в продолжение всей своей жизни. Однако Медичи удалось спасти несколько наиболее ценных картин и отправить их в Венецию под покровительство синьории. Республика назначила большую сумму за голову каждого взрослого члена дома Медичи и конфисковала их земли и всё имущество. При этом представители тех фамилий, которые были осуждены и подверглись гонению во время владычества дома Медичи, вошли опять в силу и получили почётные места; в числе их были все уцелевшие участники заговора Пацци.
Медичи были торжественно объявлены бунтовщиками и врагами отечества. Все принадлежавшие им дома, а равно и их приверженцам, были разграблены народом; отчасти уцелело только главное городское палаццо Медичи, в котором оставалась вдова Лоренцо, Клара, и супруга Пьетро, Альфонсина, со своим малолетним сыном Лоренцо.
Таким образом, фамилия Медичи, с давних пор неразрывно связанная со всей общественной жизнью Флоренции, сразу лишилась народной милости, которая несколько лет тому назад проявилась так очевидно во время заговора Пацци.
Подобная внезапная перемена в общественном настроении едва ли должна удивлять нас, если мы примем во внимание живой и восприимчивый характер итальянского народа и припомним, из каких разнообразных элементов состояло тогдашнее общество (дворянство, полноправные крупные горожане, мелкие горожане и др.), от которого всецело зависели быстрые перевороты, совершавшиеся в государственном управлении. Поэтому едва ли у какого-либо другого народа так часто сменялись власти, как в средневековой Флоренции; тирания уступала место республике, затем правление принимало характер иноземного господства и наоборот. В XIII столетии, когда борьба гвельфов и гибеллинов истощила силы дворянства, Карлу I Неаполитанскому (после битвы при Беневенте, в 1266 г.) удалось на несколько лет утвердить свою верховную власть над правительством республики, состоящим сперва из двенадцати, а впоследствии из четырнадцати членов сената. После восстания 1282 года приоры цехов образовали так называемую синьорию, которая в 1323 году была подчинена неаполитанскому королю Роберту, затем его сыну, герцогу Калабрии. В 1328 году снова восстановлено было чисто республиканское правление, но тридцать лет спустя верховная власть перешла в руки графа Готье де Бренна, герцога Ахенского, который оказался жестоким и расточительным тираном.
В 1343 году составлен был заговор, который привёл к новому восстанию; герцог был изгнан из Флоренции, и учреждено правительство при непосредственном участии знатнейших горожан, так как простой народ поддерживал тиранию павшего властелина. Заговоры, следовавшие один за другим, были непосредственным следствием этой меры, пока наконец, в 1378 году, народная партия настолько усилилась, что осадила палаццо Синьория под предводительством шерсточёса Микеле ди Ландо. Из времён этого так называемого «восстания шерсточёсов» сохранились некоторые речи, произнесённые вожаками, которые должны были служить оправданием и объяснением задуманного ими предприятия. Эти речи по приведённым в них мыслям представляют особенный интерес для нашего времени, переполненного всевозможными социалистическими движениями. Простые флорентийские горожане, которых можно до известной степени назвать представителями нынешнего «рабочего класса», восстали