средств, которым служители алтаря поддерживали своё влияние не только в массе народа, но и в высших слоях общества. Стремление избегнуть мук ада после смерти составляло предмет серьёзной заботы для всего христианского мира; поэтому индульгенции, заупокойные обедни, благочестивые пожертвования на сооружение капелл, церквей и монастырей были в полном ходу. Основой всего этого была вера в непосредственное воздействие церкви на небесное правосудие и боязнь Божьего суда, которая в такой степени охватила всех верующих, что даже самые просвещённые люди находились в вечном и мучительном колебании между страхом и надеждой.
Путешествие из Феррары во Флоренцию в те времена было нелёгким предприятием для двух беспомощных женщин, так как дороги не были безопасны и всюду шныряли бродяги и вооружённые шайки разбойников. Единственный большой город, через который приходилось проезжать обеим женщинам, была Болонья, где жили родственники Анны, и она намеревалась посетить в монастыре своего сына Марка Аврелия. Патер Евсевий внушил ей, что она должна смотреть на своё путешествие как на богомолье и поэтому избегать всяких сношений с людьми, не принадлежавшими к духовному званию. Он составил её маршрут таким образом, чтобы она могла проводить ночи в каком-либо из женских монастырей, и даже в Болонье, где ей дозволено было остаться целый день для отдыха, она должна была остановиться у благочестивых сестёр.
Анна по приезде в Болонью воспользовалась случаем, чтобы увидеться с своим сыном Марком Аврелием, так как матерям монахов был свободный доступ в монастырь. Беатриче не могла быть допущена и должна была отказаться от свидания с братом. В доминиканском монастыре не только Марк Аврелий, но и другие монахи относились с величайшим уважением к своему прежнему товарищу Джироламо, так что сердце бедной матери исполнилось радостной надежды. Здесь считали Джироламо Божьим человеком, неутомимым борцом за чистоту христианской церкви; и она с гордостью слушала лестные отзывы о своём сыне.
Совершенно иного мнения были благочестивые сёстры, давшие ей приют в своём монастыре. Они сожалели о ней и красноречиво уговаривали её отвратить сына от ложного пути, на который он вступил по своему безумному высокомерию. Патер Евсевий заранее позаботился о том, чтобы мать Джироламо на пути слышала суждения, которые согласовались бы с его взглядами и окончательно убедили её, что её сын — богоотступник и что его душа осуждена на вечную гибель, если он не искупит свои грехи полным покаянием. Но патер не мог предвидеть, что в доминиканском монастыре Болоньи он встретит противодействие своим мерам предосторожности.
Однако, прежде чем обе женщины добрались до Флоренции, они могли видеть по некоторым признакам, что здесь совершилось нечто особенное, потому что на большой дороге заметно было необычайное оживление. Им Сообщили, что в городе произошли разные перемены и что жители с некоторого времени в сильном волнении.
Был уже поздний вечер, когда Анна с дочерью приехали во Флоренцию; и так как женский монастырь, в котором они должны были остановиться по совету патера, был на другом конце города, то они должны были переночевать в ближайшей гостинице.
Хотя обе женщины были слишком утомлены дорогой, чтобы вступать в разговоры, но тем не менее им пришлось выслушать длинный рассказ хозяина гостиницы о последних событиях.
Известие, что французский король перешёл Альпы, возбудило оживлённые толки во Флоренции, потому что этот факт имел непосредственное отношение к двум людям, около которых сгруппировались все прежние партии. Если, с одной стороны, появление Карла VIII в Италии было блестящим подтверждением предсказаний Джироламо Савонаролы, то, с другой, это была тяжёлая кара за тщеславие Пьетро Медичи и нравственную зависимость от двух женщин из дома Орсини, которая придавала его характеру женственный, нерешительный оттенок. Слишком поздно должен он был прийти к сознанию, что поступил бы несравненно благоразумнее, если бы энергично поддержал стремления Лодовико Моро, вместо того чтобы создавать ему ряд препятствий своим нелепым тщеславием. Этим он только побудил миланского герцога призвать в страну чужеземного короля в надежде, что общее бедствие неизбежно приведёт к тесному союзу государей и городов Италии и скрепит их взаимные отношения. Клара должна была убедиться, как нелепы были её высокомерные притязания в то время, когда ей казалось невыносимым, чтобы её сын явился в Рим в качестве посланника от республики, а не самостоятельного властелина. Теперь она впала в другую крайность и требовала от своего сына, чтобы он безусловно последовал политике миланского герцога и объявил себя сторонником французского короля.
Лодовико Моро, раздражённый неопределённым положением дел, видя полную неудачу попытки образовать тесный союз отдельных итальянских государств, решился утвердить себя на престол с помощью иностранных держав. Он искренно желал добра своей родине, но его благородные стремления потерпели крушение благодаря себялюбию и тщеславию людей, дружба которых казалась ему вполне обеспеченной. Таким образом, потеряв всякую надежду достичь своей заветной цели мирным путём, он остановился на мысли привлечь в Италию общего врага своей родины, чтобы разом закончить игру. Между тем Карл VIII употребил все усилия, чтобы сблизиться с германским императором Максимилианом при посредстве его супруги Бианки Сфорца, сестры Лодовико Моро, так что вскоре между обоими дворами произошёл обмен дружественными уверениями. Вслед за тем французский король заключил союз с Англией и таким образом обеспечил себя со стороны обеих великих держав, прежде чем предпринять поход в Италию, чтобы заявить свои притязания на неаполитанский престол.
При дворе Пьетро Медичи жил тогда некто Кардьеро, знаменитый импровизатор, превосходно игравший на лютне. Однажды утром Кардьеро пришёл бледный и расстроенный в палаццо Медичи и, вызвав Микеланджело, объявил с таинственным видом, что в прошлую ночь к нему явился Лоренцо Медичи в чёрной изодранной одежде и велел передать своему сыну Пьетро, что он будет изгнан из своего дома и никогда больше не вернётся в него.
— Как вы думаете, что я должен делать? — спросил в заключение Кардьеро.
Микеланджело посоветовал ему исполнить в точности повеление умершего властелина Флоренции. Несколько дней спустя Кардьеро снова пришёл к художнику, ещё больше взволнованный, нежели в первый раз. Из его бессвязного рассказа можно было понять, что он не решился говорить с Пьетро, но в прошлую ночь к нему опять явился Лоренцо Медичи, вторично повторил те же слова и в наказание за непослушание сильно ударил его по лицу.
Микеланджело начал так настойчиво убеждать Кардьеро в необходимости выполнить таинственное поручение, что тот немедленно отправился на виллу Кареджи, где тогда находился Пьетро Медичи.
Кардьеро не доехал до виллы, потому что встретил по дороге Пьетро, ехавшего в город в сопровождении многочисленной свиты, и, схватив поводья его лошади, умолял о