К чтению философских книг Бердяев пристрастился рано, с 14 лет; его любимыми авторами были Гегель, Кант, Шопенгауэр, Ницше… Постоянно обращался к своим «вечным спутникам» — Достоевскому и Льву Толстому. Бердяев рано осознал свое призвание — быть философом, «человеком, который посвятит себя исканию истины и раскрытию смысла жизни».
В этюде «Тоска», написанном в конце 30-х годов, когда Бердяеву было уже 65 лет, он писал: «…Я стал философом, пленился „теорией“, чтобы отрешиться от невыразимой тоски обыденной жизни. Философская мысль всегда освобождала меня от гнетущей тоски „жизни“, от ее уродства. Я противополагал „бытию“ — „творчество“. „Творчество“ не есть „жизнь“, творчество есть прорыв и взлет, оно возвышается над „жизнью“ и устремлено за границу, за пределы, к трансцендентному. Тоска исходит от „жизни“, от сумерек и мглы „жизни“ и устремлена к трансцендентному. Творчество и есть движение к трансцендентному. Творчество вызывает образ иного, чем эта „жизнь“. Слово „жизнь“ я употребляю в кавычках. В мире творчества все интереснее, значительнее, оригинальнее, глубже, чем в действительной жизни, чем в истории или в мире рефлексий и отражений. Во мне раскрывался мир более прекрасный, чем этот „объективный“ мир, в котором преобладает уродство. Но это предполагает творческий подъем…»
И далее в этюде «Тоска»: «…Есть люди, которые чувствуют себя весело в пустыне. Это и есть пошлость. Многие любят говорить, что они влюблены в жизнь. Я никогда не мог этого сказать, я говорил себе, что влюблен в творчество, в творческий экстаз. Конечность жизни вызывает тоскливое чувство. Интересен лишь человек, в котором есть прорыв в бесконечность. Я всегда бежал от конечности жизни…»
Бердяева можно цитировать без конца, но вернемся к его конкретной жизни. Его литературный дебют состоялся в 1898 году в журнале «Мир Божий», где появились две бердяевские рецензии, правда, без подписи. В 1899 году Бердяев написал свою первую самостоятельную работу — «Ф.А. Ланге и критическая философия в ее отношениях к социализму». Она появилась в Германии. В первое десятилетие XX века Бердяев много путешествовал по Европе, слушал лекции в Гейдельберге, участвовал в работе 2-го Международного конгресса в Женеве (август 1904).
В 1904–1907 годах Бердяев жил в Петербурге и вошел в редакцию органа «нового религиозного сознания» журнала «Новый путь». Здесь произошло знакомство Бердяева с Мережковским, Зинаидой Гиппиус и Розановым. Зачастил он на собрания на «Башне» к Вячеславу Иванову, печатался в журнале «Вопросы философии и психологии», в «Полярной звезде», «Биржевых ведомостях» и других изданиях. Однако Бердяев не позволил Мережковскому затянуть себя в его «революционно-духовное деланье» (Е. Герцык) и с 1909 года обосновался в Москве.
Евгения Герцык вспоминает: «С осени он с женою поселился в Москве, в скромных меблированных комнатах — всегда острое безденежье, — но убогость обстановки не заслоняла врожденной ему барственности. Всегда элегантный, в ладно сидящем костюме, гордая посадка головы, пышная черная шевелюра, вокруг — тонкий аромат сигары. Красивая, ленивая в движениях Лидия Юдифовна в помятых бархатах величаво встречала гостей. И за чайным столом острая, сверкающая умом беседа хозяина…»
Лидия Юдифовна Трушева (по первому мужу Рапп) — жена Бердяева, он женился на ней осенью 1904 года и прожил с ней более 40 лет, по день ее кончины в 1945 году.
В Москве у Бердяева произошел поворот от деятельности к творчеству. Много читает и много пишет. Что читает? По воспоминаниям Герцык: «Разнообразие: Каббала, Гуссерль и Коген, Симеон Новый Богослов, труды по физике; стопочка французских католиков, а поодаль непременно роман на ночь — что-нибудь выисканное у букинистов…»
Что пишет? Полемическую книгу о народнике Михайловском, в связи с которой Ленин ревниво сообщает Плеханову в июле 1901 года: «Из России пишут, что публика страшно увлекается Бердяевым…». Статьи об идеализме, отклик на книгу Льва Шестова — статья «Трагедия и обыденность», в 1907 году выходит сборник «Новое религиозное сознание и общественность». В 1909 году вышел прозвучавший громом сборник «Вехи». В нем была и статья Бердяева «Философская истина и интеллигентская правда». В ней Бердяев обвинил интеллигенцию в подчинении «утилитарно-общественным целям», в измене бескорыстной истине и «метафизическому духу великих русских писателей» и призывал интеллигенцию порвать с радикализмом.
«Вехи» вызвали бурю негодования. Разве могла российская интеллигенция согласиться с тем, что «случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине»? Или согласиться с таким бердяевским утверждением: «Мы освободимся от внешнего гнета лишь тогда, когда освободимся от внутреннего рабства, т. е. возложим на себя ответственность и перестанем во всем винить внешние силы»?
Почти 100 лет прошло с тех пор, как громыхнули «Вехи», а российские интеллектуалы (или квази-интеллектуалы) до сих пор во всех бедах России винят исключительно внешние силы: Запад, сионизм и прочее, но только не себя. Критического взгляда Бердяева не хватает никому. Также не по нраву бердяевская мысль о свободе: трагедия происходит от того, что бремя свободы не каждому по силам. А все ли готовы признать, что «в сущности, история делалась как преступление»? А утверждение Бердяева, что «в низах Россия полна дикости и варварства… Но на вершинах своих Россия сверхкультурна… Между верхним и нижним этажами русской культуры не было ничего общего… Жили как бы на разных планетах…»? А что изменилось?..
В 1916 году вышла отдельной книгой, публиковавшаяся ранее в статьях, — «Смысл творчества. Опыт оправдания человека». Вячеслав Иванов оценил книгу Бердяева как «покорительно талантливую», но в то же время «опрометчиво своевольную». Мережковский с Гиппиус возмутились, а Василий Зеньковский отметил, что это «одно из наиболее значительных религиозно-философских произведений последнего времени и во всяком случае лучшее, что было написано Бердяевым».
Творчество, по мысли Бердяева, есть обнаружение избыточной любви человека к Богу. Творчество обращено к Третьему завету, призванному сделать человечество совершенным.
Здесь следует сказать, что у Бердяева были довольно сложные отношения с русской церковью, он никак не вписывался в концепцию «полицейского православия», Бердяев выступал против религиозного самодержавия, его статья «Гасители духа» (1913), направленная против Святейшего синода, вызвала гнев иерархов и обвинение в богохульстве. Как религиозный философ Бердяев был слишком широк для российского православия, к тому же он был одним из инициаторов экуменического движения, вместе с Сергеем Булгаковым и Жаком Маритеном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});