Вспышка молнии осветила пролет дверей и стройный силуэт, застывший на пороге. Княжна в промокшей накидке, с растрепанными локонами пристально смотрела на меня и глаза ее светились каким-то неземным красноватым блеском. Корона, венчавшая ее голову, словно приравнивала Одиль к великим правителям мира сего или напротив возвышала ее над ними всеми.
-- Тебе нравится сегодняшняя буря? - спросила она, медленно приближаясь, как пантера, готовая к прыжку.
-- Нет, не нравится, - я сделал поспешный жест рукой и ставни нескольких окон с треском захлопнулись. Сразу стало теплее, ветер и дождь остались за преградой плотных стекол, и жар камина распространился по залу.
-- Чудесная ночь! - восторженно сказала княжна. - Гнев ветра и волн - идеальная пора для таких, как мы. Люди запираются в своих домах, избушках, землянках, а мы можем вершить свои злые дела, приводить в исполнение самые отчаянные замыслы и коварные затеи.
Где-то вдали, будто вторя ее словам, раздался протяжный волчий вой. По коже пробежал неприятный холодок. Видя мою растерянность, Одиль засмеялась, как одержимая.
-- У тебя столько могущества, а ты вздрагиваешь от отвращения при виде летучей мыши или при звуках волчьего воя. Значит, в тебе все еще жив тот наивный королевский любимчик, который как-то в снегопад поехал в лес, чтобы сразиться с вепрем, и чуть было не распрощался с жизнью.
-- В тот раз я одержал победу, - с усмешкой поправил я. Может, мне просто показалось из-за слабого освещения, что глаза княжны налились алым сиянием.
-- Кто одержал победу? Ты или тот, что стал частью тебя? - переспросила она, желая нанести удар в единственное уязвимое место. - Побеждал каждый раз не ты, а твой демон, твой дракон, который теперь медленно покоряет тебя, превращает в обозленное на судьбу существо.
-- Ты такая же, как я.
-- Да, я коварная и злая, - ничуть не смутившись, призналась Одиль. - Во мне есть много такого, что напугало бы даже тебя, но ... он никогда об этом не узнает, - с глубоким театральным вздохом добавила она.
-- Он? О ком ты говоришь?
-- О нашем миловидном, неустрашимом драконоборце. Ты можешь сколько угодно рассказывать ему о том, какая я плохая. Он не поверит ни единому твоему слову.
-- На самом деле злой гений это ты, а не твой отец, - резонно заметил я.
-- Разве? - притворно удивилась княжна. - А ты знаешь, как заслужить поцелуй злого гения?
Она быстро обвила рукой мою шею и прижалась бледными холодными губами к щеке. Я хотел отстраниться от нее, но еще до этого почувствовал, как могильный холодок ее губ снова обжигает мне кожу. Острые ноготки полоснули меня по шее и я чуть ли не оттолкнул от себя княжну. Она чего-то от меня добивалась, иначе не стала бы разыгрывать перед одним зрителем всю эту драму. Одиль ничего не делала просто так.
-- На этот раз я поражена, - она самодовольно улыбнулась, пряча правую руку за спиной. - Ты так умен, но иногда, очевидно тоскуя по прошедшим временам, любишь поступать с мальчишеской наивностью.
Прежде, чем я успел придумать ответ, Одиль рванулась к дверям, будто за ней по пятам неслась рота преследователей. Лишь на пороге она остановилась и с таинственной улыбкой произнесла:
-- Эту партию ты все-таки проиграл, господин дракон.
На коже, возле шеи остались ровные царапины от ее ногтей. Я ощупал их, прежде чем они затянулись, и ощутил неприятное жжение. Что-то было не так. Со стены зала исчезло дорогое оружие, служившее украшением и даже охотничьи трофеи, но сейчас это не имело значения. Под подошвой сапога что-то звякнуло. Я наклонился и поднял разорванную золотую цепочку. Вполне возможно, что Одиль порвала ее, когда пыталась меня обнять, но где же перстень. Все семь лет, я привык ощущать, как этот маленький кусок металла обжигает мне грудь, как он пульсирует под одеждой, будто второе сердце. На полу его не было, тогда где же его искать. Не мог же я забыть такую не маловажную вещь у себя в спальне. Оттуда перстень смог бы выкрасть кто угодно. Нужно было проверить, не завалялся ли перстень в моих бумагах. В кабинете так же настежь было распахнуто окно. Поток дождя облил переплеты книг и перья для письма. Я порылся среди мокрых бумаг, проверил даже на книжных полках, но все напрасно, кольца нигде не было. Зря, я надеялся, что где-нибудь среди брошенных в кучу камзолов и плащей блеснет фиолетовый аметист. Его роковой блеск не раз принуждал меня поступать против собственной воли, идти наперекор долгу и желаниям. А теперь моя свобода снова была под угрозой. Что если кольцо вернется к прежнему владельцу. Надо было поспешно гнать от себя эту мысль, чтобы не сойти с ума. Не может же быть судьба такой капризной и несправедливой, чтобы снова замкнуть колдовской круг, из которого я вырвался семь лет назад. Наверное, я просто забыл аметист среди своих надежно спрятанных сокровищ, а там из закрытых сундуков никто не сможет его забрать.
Мне очень хотелось надеяться на благополучный исход, но все вокруг и дождь за окном, и волчий вой, и таинственные шорохи замка шептали об опасности. Призраки этой старой, невзрачной крепости, как будто смеялись над моей неудачей.
Не знаю, сколько времени я пребывал в раздумьях, но очнулся внезапно, почувствовал, что в арсенале находится кто-то чужой. В этот замок еще не ступала нога человека, не посвященного в тайны колдовства, и поэтому чужак был отличной мишенью на фоне пропитанных отрицательной энергией стен. Я выглянул в окно. Так и есть, перед воротами заливисто ржал и вставал на дыбы чей-то конь, не смея ни ослушаться хозяина, не ступить на запретную территорию.
Прямо перед входом в арсенал кто-то вцепился в мою руку и резко потянул назад. Я обернулся и увидел Пантею. Она цепко держалась за лацкан моего камзола, не давая идти. За ее спиной с канделябром в одной руке и дорожным сундучком в другой, как бледное привидение маячил силуэт Камиля. Слышался его гадкий, неприятный смех, от которого холодок пробегал по спине.
-- Не ходите туда! - властно предупредила Пантея, но я легко оттолкнул ее и направился в арсенал. Она побежала за мной, каблучки мерно стучали по мраморным плитам, неприятно нарушая величественную тишину замковых помещений.
-- Госпожа вас за это не простит, - со злобой выкрикнула она.
-- Я не нуждаюсь в ее снисхождении, Пантея.
Камиль поставил на пол канделябр и сам удержал, готовую кинуться за мной, пряху.
-- Оставьте его, миледи! Он слишком упрям, чтобы заметить, что вот-вот пробьет час его падения. Кто станет слушаться однажды побежденного кем-то правителя.
Про себя решив, что рано или поздно проучу Камиля, я оставил позади странную парочку. Пусть говорят, что им вздумается. Они слуги Одиль, а не мои, поэтому она сама должна приучать их к порядку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});