Читать интересную книгу Война в тылу врага - Григорий Линьков

— Ну, чего же остановился? — сказал я одобряюще. — Раз притащил с собой целую делегацию, значит задумал серьезное дело?

Делегаты тоже бросили на Телегина ободряющие взгляды, и он продолжал:

— Разрешите нам, товарищ командир, вашу матку серую взять для нашего дела.

— А почему не какую-нибудь другую?

— Видите ли, нам и самим жалко, а без этого ничего придумать не можем… Для отправки подарка эсэсовцам нам нужна хорошая лошадь, и мало того — такая, которая хорошо знает дорогу. Вот мы и решили попросить у вас ту матку, что у немецкого лейтенанта захвачена Она им у одного крестьянина в Мотыле была реквизирована. Хозяин, видимо, у нее хороший был. Ваш коновод, Леша Тугов, рассказывал, что она, как сорвется, то все норовит удрать к хозяину, а эсэсовцы прямо на этой дороге расположены. Так что, если ее выпустить по дороге из леса, она сама придет к ним в руки, — закончил Телегин и облегченно вздохнул.

Я примерно представлял план задуманной операции. Кобылицу отдавать было жалко — хорошо под седлом ходила, но и замысел ребят мне расстраивать не хотелось.

— Ладно, — немного поколебавшись, согласился я, — возьмите, если ничего другого придумать не можете.

Хлопцы повеселели.

— Вот спасибо, товарищ командир, а в остальном не сомневайтесь… Остальное пойдет как по маслу… Сами увидите.

Делегаты, оживленно переговариваясь, вышли за дверь.

— Ну, видите?! Я говорил, что получим! — донесся из-за двери голос Телегина.

Сущность плана мне доложили на следующий день Шлыков и Телегин. Я его одобрил и дал на подготовку операции несколько дней.

* * *

Из болота в сухой лес была переправлена отдельными частями и собрана на месте большая крестьянская телега. На разостланном брезенте, покрытом парашютным шелком, в телеге были расставлены доказательства неожиданно прерванной выпивки: на две трети «недопитая» бутылка спирта, одна банка распечатанных московских консервов и жареная курица. Три вилки и небрежно брошенная женская перчатка указывали на состав персон, принимавших участие в пиршестве.

День был по-весеннему теплый. Ранняя зелень, покрывшая поле, точно магнитом влекла к себе бесчисленных жаворонков, порхавших в высоте и наполнявших весенний благоухающий воздух серебряными трелями. И если бы не прерывистый гул орудийной канонады, доносившийся с фронта, и не вон те головорезы, что высыпали толпой из бараков и, очевидно, занялись какими-то спортивными упражнениями, то, наверное, хлопцы и девушки, уцепившись за руки, бросились бы во всю прыть вдоль этих зеленых сухих полей, заглушая своими голосами песни бесчисленных птиц.

— Пора! — сказал Телегин и дернул за проволоку.

С опушки выскочила нахлестанная Милетиным лошадь и помчалась галопом по дороге, проходившей в непосредственной близости от барака эсэсовцев.

Ровная песчаная дорога немного поднималась в гору. Лошадь, узнав знакомую местность и дорогу домой, перешла на крупную рысь. Вот она на рыси приблизилась к баракам. Где-то прозвучал выстрел, но это не по лошади. Выстрел, очевидно, произвел часовой на посту, предупреждая эсэсовцев о приближении от леса подозрительной подводы.

Гитлеровцы на секунду приостановили свои упражнения, а затем бросились наперерез бегущей лошади. Стрелять такую красавицу было жалко, им хотелось ее поймать. Окруженная со всех сторон, кобылица была схвачена каким-то гитлеровцем под уздцы и остановлена. К подводе подбежали другие и остановились в недоумении.

Что это? На парашютном шелке — недопитая бутылка спирта, жареная курица с одной выломанной ножкой, обглоданная косточка валялась тут же, вилки, женская перчатка, записная книжка с какими-то записями вроде стихов, и, как бы для полноты картины, в задке телеги мужской плащ, а рядом с ним револьвер в кожаной кобуре.

Эсэсовцы плотным кольцом окружили телегу. Лошадь, успокоившись, стояла, прядая ушами. Все это было так интересно и весело, что к подводе подбегали все новые и новые группы солдат.

Кто-то, по видимому, распорядился послать подразделение на поиски сбежавших партизанских «кутил». У бараков выстроился полувзвод эсэсовцев в полном вооружении, с собакой-ищейкой.

Кто-то, вероятно, сделал какое-то предостерегающее замечание. Было видно, как некоторая часть эсэсовцев несколько подалась от повозки в сторону.

Но в телеге и под телегой ничего не было подозрительного, — все было на виду. Единственно, что вызывало подозрение, это то, что лежало под плащом, выделяясь небольшим бугорком. Один из гитлеровцев протянул руку, взял что-то и передал другому, стоявшему неподалеку. Второй взял бутылку со спиртом и, наверное, подмигнув соседу, сунул ее себе в карман. Несколько рук, как по команде, сдернули с повозки съестное, пистолет, женский платок и все другое.

Когда же один из смельчаков осторожно дотронулся до плаща, все быстро отбежали в сторону. Но любопытный осторожно переворачивал плащ и, когда убедился, что он никак и ни с чем не связан, взмахнул им в воздухе и набросил его себе на плечи. Гитлеровцы снова бросились к повозке. И что это? Перед ними стоял раскрытый патефон с наложенной на диск пластинкой. На мгновенье они словно застыли в изумлении, а затем подняли такой хохот, что гул их голосов донесся до наблюдательного пункта.

Телегин уже начал сомневаться в успехе, ему казалось, что прошло очень много времени с того момента, как эсэсовцы окружили подводу.

— Неужели механизм не сработал? — проговорил он не то сам себе, не то находившимся рядом товарищам, выпускавшим лошадь с повозкой.

— Вы там ничего не трогали? — спросил Валентин у Милетина и Сотникова.

— Да, что же нам жизнь, что ли, надоела? Чай, сами закладывали, знаем, — отозвался Сотников.

— Что-то очень долго взрыва нет, — высказал Валентин вслух свои мысли.

— Подождем еще маленько, — сказал Милетин, — они, видишь, все еще около подводы крутятся.

— Мне очень жалко было лошадь на смерть посылать, а теперь чувствую, что в тысячу раз будет досаднее, если она живая останется, — тихонько, как бы про себя, проговорила Нина.

Гитлеровцы, досыта нагоготавшись, глядели на патефон, но когда солдат в трофейном плаще протянул руку к патефону, они снова бросились в разные стороны. Однако осмелевший любитель музыки не побежал, он продолжал возиться у патефона и, не найдя ничего подозрительного, завел пружину до отказа, опустил рычажок и поставил иголку на пластинку.

И как бы гармонируя с весенним утром, донесся бархатный баритон первоклассного советского артиста: «Широка страна моя родная…» Эсэсовцы с еще большим любопытством бросились к подводе, сгрудились вокруг нее почти целым батальоном. «Музыкант», наверное, был в восторге: вот, мол, какой я смелый! Он, конечно, и не подозревал, что дело им уже сделано.

Страшный взрыв через минуту потряс воздух, мощным эхом прокатился гул по лесу и перелескам. Подрывникам показалось, что высокая вековая ель, с которой они наблюдали, откинулась назад и закачалась от взрывной волны, но все это только показалось. Ничего этого не могли сделать взорвавшиеся пятнадцать килограммов тола, уложенного в двойное дно телеги. До большой ели достиг только грохот взрыва.

А там, где стояла подвода с патефоном? Там исчезли и телега, и красавица-лошадь, и толпа эсэсовцев, ее обступивших, раскиданных страшным взрывом.

Число убитых и раненых при взрыве точно установить не удалось. Немцы свои потери считают военным секретом. Но это и не было столь существенным. Операция с «подарком» эсэсовцам была выполнена блестяще, а количество необходимых гробов, размер могил и похороны — так это уже было дело самих гитлеровцев.

Много различных подарков, поражавших своей затейливой изобретательностью, остроумием и эффективностью получали фашистские захватчики от комсомольца-изобретателя Телегина. Все, за что принимался Валентин, доводилось им до конца. Только одна задача оказалась Телегину непосильной. Он так и не научился правильно ориентироваться в лесу. Не помогло ему и тринадцатидневное блуждание по Булеву болоту, И когда ему приходилось по необходимости посетить ту или иную вспомогательную точку одному, он шел к Алексею Тугову и просил у него старого коня Волка, прозванного так за свою масть, выносливость и уменье ходить по лесу, Тугов беспрекословно оседлывал коня.

Валентин доверял этому коню больше, чем самому себе. С базы он давал ему нужное направление, а уж дальше Волк сам безошибочно доставлял седока по назначению.

* * *

Выполняя задания верховного командования в тылу фашистских захватчиков, мы многое делали и по заданию ЦК КП(б) Белоруссии.

По указанию тов. Пономаренко мы систематически информировали его о тех партизанских отрядах, которые не имели регулярной связи с центром, мы информировали ЦК КП (б) Белоруссии и о своей работе.