Читать интересную книгу Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Сознавая бесполезность всех своих увещаний, Самуэль надел свою шляпу, перебросил через плечо сюртук своего отца, насильственно схватил его за оба плеча, повернул налево кругом и быстро повел его с лестницы на улицу, продолжая держать его крепко до тех пор, пока, наконец, не повернули они за угол ближайшего переулка. Обернувшись назад, Самуэль увидел, как, при криках раздраженных братцев и сестриц, пьяного Стиджинса потащили куда-то и как расходились в разные стороны достопочтенные члены кирпично-переулочного общества соединенных друзей умеренности, трезвости и воздержания.

Глава XXXIV. Полный и достоверный отчет о достопамятном решении процесса вдовы Бардль против Пикквика

— Любопытно бы знать, что кушает теперь будущий присяжный старшина на этом суде? — сказал мистер Снодграс единственно для того, чтобы завязать как-нибудь не клеившийся разговор в чреватое событиями утро четырнадцатого февраля.

— О, я надеюсь, у него превосходный завтрак! — сказал Перкер. — Мы об этом похлопотали.

— Что, это вас интересует? — спросил мистер Пикквик.

— Помилуйте, почтеннейший, как не интересоваться старшинским завтраком! — возразил мистер Перкер. — Это первая и существенная вещь, которую ответчик должен иметь в виду на специальном суде присяжных.

— Отчего так?

— Да просто оттого, почтеннейший, что если вы хорошо накормили старшину, так дельце ваше обделано почти наполовину. Голодный или недовольный судья, почтеннейший, почти всегда расположен принять сторону истца; но, сытый и довольный, он естественным образом чувствует наклонность к оправданию ответчика.

— Ах, боже мой, я этого решительно не понимаю! — воскликнул мистер Пикквик. — Объясните, сделайте милость.

— Вещь очень простая, почтеннейший, — отвечал мистер Перкер, — и, главное, тут берется в расчет экономия времени. Когда наступает обеденная пора, старшина обыкновенно вынимает из кармана часы и, обращаясь к другим присяжным, говорит: «Вообразите, господа, уж без четверти пять! Я всегда обедаю в пять часов!» — «И я тоже», — подхватывают другие, кроме двух или трех членов, которые заранее успели набить желудок. Старшина улыбается и кладет часы в карман. — «Ну, что ж вы скажете, господа? — продолжает старшина. — Истец или ответчик должен быть оправдан? Что касается меня, господа, я думаю со своей стороны, и даже совершенно уверен, что дело истца правое». Вслед за тем другие мало-помалу начинают говорить то же, и таким образом устраивается с большим комфортом единодушное отбирание голосов15. Затем присяжные расходятся из палаты, кто домой, кто в трактир. Однако ж, пора, господа, — заключил мистер Перкер, вынимая часы: — десять минут десятого. Мы немножко опоздали. В палате, без сомнения, будет множество народа, так как случай этот очень интересен. Прикажите нанять карету, мистер Пикквик, не то мы уж опоздаем чересчур.

Мистер Пикквик позвонил, и когда наконец извозчичья карета остановилась у ворот, четыре пикквикиста и мистер Перкер вышли из гостиницы и поскакали в Гельдголль. Самуэль Уэллер и мистер Лоутон с синим мешком поехали за ними в кабриолете.

— Лоутон, — сказал мистер Перкер, когда они вошли в залу судебной палаты, — отведите друзей мистера Пикквика в студенческие ложи; а сам мистер Пикквик должен сидеть подле меня. Сюда, почтеннейший, сюда.

Говоря это, Перкер взял мистера Пикквика за рукав и подвел его к низенькой скамейке, устроенной для адвокатов подле кафедры президента, для того, чтоб им удобнее было слышать весь ход дела; лица, занимающие эту скамейку, невидимы для большой части посторонних зрителей, так как места зрителей устроены высоко над уровнем пола и адвокаты обращены к ним спиной.

— Это место назначено для свидетелей, я полагаю? — спросил мистер Пикквик, указывая на маленькую ложу с конторкой посредине и медными перилами на левой стороне.

— Да, почтеннейший, это свидетельская ложа, — отвечал Перкер, роясь между бумагами в своем мешке, положенном на полу у его ног.

— A на этом месте, если не ошибаюсь, должны сидеть присяжные? — продолжал расспрашивать мистер Пикквик, указывая на два седалища, отгороженные решеткой на правой стороне. — Не так ли, мистер Перкер?

— Вы угадали, почтеннейший, — отвечал адвокат, открывая свою серебряную табакерку.

Мистер Пикквик находился, по-видимому, в большом волнении и с беспокойством осматривал судебную палату. Зрители уже накоплялись в галерее, и на судейских местах можно было различить значительную коллекцию носов, бакенбард и париков, которыми так славится корпорация британских правоведов. Некоторые из этих джентльменов держали папки с бумагами в руках, с важностью потирая ими свои красные носы для того, чтоб придать себе особый эффект в глазах всякого постороннего профана. Другие расхаживали с огромными фолиантами под мышкой в сафьянных переплетах и с надписью на корешках: «Гражданские Законы». Третьи, не имея ни книг, ни тетрадей, засовывали руки в свои глубокие карманы и старались смотреть на публику с глубокомысленным видом; были, наконец, и такие, которые суетились и бегали взад и вперед единственно для того, чтоб обратить на себя внимание изумленной толпы, не посвященной в юридические тайны. Все эти господа, к великому удивлению мистера Пикквика, разделялись на маленькие группы и весело толковали между собою о таких предметах, которые не имели ни малейшей связи с предстоявшим процессом.

Вошел мистер Функи и, поклонившись мистеру Пикквику, удалился в ложу королевских адвокатов. Затем появился мистер сержант Сноббин в сопровождении мистера Молларда, который почти совершенно заслонил его огромным малиновым мешком. Положив этот мешок на столе перед глазами своего принципала, мистер Моллард разменялся дружеским поклоном с Перкером и удалился. Затем вошло еще несколько сержантов, и один из них, жирный и краснолицый толстяк, раскланялся по-дружески с мистером сержантом Сноббином, заметив при этом, что сегодня прекрасная погода.

— Кто этот красненький джентльмен, сказавший нашему сержанту, что сегодня прекрасная погода? — шепнул мистер Пикквик своему адвокату.

— Это оппонент наш, почтеннейший, сержант Бузфуц, — отвечал мистер Перкер, — он будет защищать вашу противницу. А другой джентльмен, что стоит позади Бузфуца, мистер Скимпин, его помощник. Преумные ребята, почтеннейший.

Мистер Пикквик, проникнутый справедливым негодованием к наглости и бесстыдству юридических крючков, хотел было спросить, каким образом мистер сержант Бузфуц, защитник кляузного дела, осмелился заметить его собственному сержанту, что сегодня прекрасная погода, но в эту минуту все юридические парики с шумом поднялись со своих мест, и палатские смотрители за порядком громко закричали: «Тише! Тише!» Оглянувшись назад, мистер Пикквик увидел, что вся эта суматоха произведена прибытием в палату вице-президента.

Господин вице-президент Стерлейх, явившийся в присутствие за болезнью президента, был джентльмен чрезвычайно низенького роста и жирный до такой степени, что, казалось, весь его организм состоял из жилета и толстой головы. Он поковылял на своих маленьких ножках к президентской ложе и, отвесив на все стороны нижайшие поклоны, уселся на свое место, засунув свои ноги под стол и положив свою треугольную шляпу на стол. Только его и видели. От всей фигуры вице-президента для посторонних наблюдателей остались только миниатюрные рысьи глазки, заплывшие жиром, широкое розовое лицо и около половины огромного, чрезвычайно комического парика.

Лишь только вице-президент занял свое место, смотритель за порядком в партере закричал повелительным тоном: «Тише!» — и вслед за тем смотритель за порядком в галерее забасил во все горло: «Тише!» — и этот же самый крик повторили на разные распевы четверо других блюстителей благочиния в судебной палате. Когда таким образом восстановилась требуемая тишина, джентльмен в черном костюме, заседавший подле вице-президента, начал перекликать громким голосом имена присяжных, и после этой переклички оказалось, что только десять специалов были налицо в судебной палате. Надлежало двух остальных, для дополнения законного числа, выбрать из обыкновенных смертных, которые имели право быть не специальными присяжными, и выбор господина сержанта Бузфуца пал на зеленщика и аптекаря, которых в ту же минуту подвели к президентской кафедре.

— Отвечайте на ваши имена, джентльмены, — сказал джентльмен в черном костюме, — Ричард Опвич.

— Здесь, — откликнулся зеленщик.

— Фома Гроффин.

— Здесь, — откликнулся аптекарь.

— Возьмите книгу, господа. Вы дадите клятву, что будете по чистой совести и…

— Прошу извинить, милорд, — сказал аптекарь, мужчина тонкий и высокий с землистым цветом лица, — я не могу быть присяжным и надеюсь, что вы освободите меня от этой обязанности.