– Моему отцу трудно с этим смириться, – сказала Эмма. – Всем трудно. Не могу припомнить человека, кому было бы легко, – ответил доктор. – Трудность еще в том, что справляться, боюсь, придется вам одной, а другие просто смирятся, и все. Ведь ваша сестра, кажется…
Эмма кивнула. Не время было вдаваться в отношение Кирстен к жизни. Подобно капризному ребенку, который считает, что, если он прикроет глаза и не будет вас видеть, вы тоже не будете его видеть, Кирстен полагала, что ничто не может причинить ей боль, если она не будет об этом думать.
– Короче говоря, – сказала Эмма, доставая блокнот и ручку, чтобы все записать, – что мы сейчас делаем? Как долго мама продержится на том уровне, на котором она сейчас?
Врач пояснил, что точно сказать невозможно. Болезнь прогрессирует с различной скоростью. Некоторые остаются на одном уровне долгие годы, состояние других, как Анны-Мари, стремительно ухудшается. Он пояснил, что болезнь Альцгеймера прогрессирует по ступеням: какое-то время человек находится на одной ступени, затем спускается на следующую, но никогда не возвращается на предыдущую. Назад пути нет.
И в самом деле, с каждым днем становилось все труднее. Родственники и друзья пытались помочь, Эмма проводила в доме родителей всю субботу за уборкой и готовкой, да еще приезжала по вечерам. Отец теперь работал неполный день, а двое соседей по очереди сидели по утрам с Анной-Мари, чтобы дать ему возможность съездить на работу. Кирстен появлялась по воскресеньям, но на неделе от нее не было никакого толка, поскольку ее с непривычки совершенно выматывала новая работа – она сидела в приемной у дантиста. Даже ужасная тетя Петра появлялась по пятницам утром, хотя Эмма и сомневалась, что это удачная мысль: тетя Петра с ее остеопорозом вполне могла что-нибудь себе сломать, постоянно передвигаясь за Анной-Мари по дому.
Эмма понимала, что им требуется квалифицированная помощь. Но Джимми не хотел об этом слышать. Ему казалось, что впустить в дом профессиональную сиделку означает сдаться и поверить, что нет никакого света в конце тоннеля.
– Кто-нибудь дома? – раздался голос Кирстен из холла. – Это я!
– Мы в кухне.
Кирстен вошла в кухню, бросила пиджак на стул и плюхнулась рядом с Эммой, даже не подойдя к матери и не поцеловав ее.
За месяцы после расставания с Патриком она очень изменилась. Потеряла тот роскошный вид, который придавало ей богатство мужа и бесконечные визиты в парикмахерскую. К тому же ей никогда раньше не приходилось работать.
Теперь у нее не было денег, чтобы постоянно красить волосы, ушел в прошлое и маникюр дважды в неделю. Волосы стали длиннее, корни черные, макияж небрежен после долгого рабочего дня. О былой Кирстен напоминали только роскошная сумка из леопарда и огромное обручальное кольцо, которое Патрик не попросил вернуть.
– Как дела, сестренка? – спросила она, наливая себе чаю. – Что ты сегодня вечером делаешь? Я подумала, заеду, может, мы с тобой в кино сходим.
Эмма сдержалась и не сказала, что свое свободное время Кирстен вполне могла бы посвятить уходу за матерью. Это было бы несправедливо. В конце концов, у них с Питом ведь тоже своя жизнь, а Кирстен тосковала, после того как ее брак распался. Она теперь не могла позволить себе ничего из тех развлечений, к которым привыкла раньше. Она вела довольно одинокую жизнь и стала часто приезжать к Эмме с Питом, привозя новые видеокассеты и чипсы.
– Мы ничего не планировали, – сказала Эмма. – Пит работает допоздна, я даже ужина не готовила, закажем что-нибудь на вынос. Если хочешь, присоединяйся.
– Ага, – сказала Кирстен, – наверное.
Когда мать поела, Эмма повела ее наверх, чтобы заняться сложной процедурой переодевания блузки. Анна-Мари ненавидела переодеваться, и стоило Эмме расстегнуть одну пуговицу, как она начала орать, отбиваясь так, будто ей делали больно.
– Джимми! – жалобно взывала она. – Вели ей перестать!
– Мам, – сказала Эмма как можно спокойнее, увертываясь от ударов, – мы только сменим блузку. Ты же не любишь носить одежду в пятнах…
– Джимми! – завопила мать еще громче. «Интересно, где эта клятая Кирстен, когда она так нужна?» – подумала Эмма.
– Джимми, Джимми, Джимми…
Хлопнула входная дверь, и раздались тяжелые шаги по лестнице.
– Что ты с ней делаешь? – прорычал Джимми О'Брайен, появляясь в дверях с грозным лицом.
– Джимми! Джимми! Помоги мне!
– Я здесь! – заорал он, пытаясь обнять жену, но она начала вырываться. – Что ты с ней сделала? – набросился он на Эмму.
Эмма, уставшая за полдня возни с матерью, без сил опустилась на кровать.
– Ничего, – тупо сказала она. – Просто пыталась сменить ей блузку, она запачкала ее за ужином.
– К черту проклятую блузку! – крикнул Джимми.
И тут что-то в Эмме оборвалось. Она отпросилась на полдня в офисе, чтобы отец мог проработать целый день, зато накануне ей пришлось засидеться допоздна. К тому же матери удалось вылить целую бутылку чистящего средства для туалета на лестницу, и уборка заняла долгое время.
– Блузка – это очень важно, – сказала она спокойно и тихо, чтобы еще больше не расстраивать мать. – Маме нравится выглядеть хорошо. Она всегда придавала этому большое значение. Беда в том, что я не умею менять одежду на такой больной, как мама. Это может сделать только опытная сиделка.
– Послушай меня… – попытался перебить ее Джимми. Но Эмма встала и молча вышла из комнаты, не обращая внимания на требования отца немедленно вернуться. Кирстен подслушивала внизу у лестницы.
– Похоже, ты уходишь?
Эмма мрачно кивнула.
– Подожди, я с тобой!
В машине Эмма долго молчала. Начинала дико болеть голова. Ей хотелось закричать на саму себя за то, что снова оказалась трусихой, не посмела сказать своему проклятому отцу, что он может сделать со своей грубостью, дурным характером и неблагодарностью за ее усилия помочь. Элионор явно огорчится.
– Ты выглядишь несчастной, – заявила Кирстен, элегантно выскальзывая из машины с неизбежными чипсами и огромной плиткой шоколада. – Надеюсь, ты не собираешься звонить папе и извиняться за то, что ушла, не дав ему доругаться? Он терпеть не может, когда публика разбегается, если он только что разогрелся для хорошей ссоры. Ты плохая девочка.
Эмма слабо улыбнулась.
– .Сегодня я собираюсь устроить себе выходной. Готова посмотреть любой ужасный фильм, который ты притащила, и съесть кусок пиццы.
Пит бросил взгляд на напряженное лицо Эммы и сразу же возвестил, что они идут куда-нибудь ужинать.
– Плевать на деньги, – сказал он, обнимая Эмму. – Тебя надо развеселить.