Я содрогнулась и, прежде чем смогла остановить себя, рассмеялась.
Они, казалось, не заметили этого. Они, мирные черные из болот, которые носили грех и печаль того, что создало меня, которые поклонялись анналам гордыни и глупости; анналам, которые, наверное, являлись ключом к моей утраченной Силе, к тому, что я должна узнать о себе, и даже к местонахождению зеленого утешения, сродственника моей души, Нефрита.
Огромный красный гонг, быстро опускавшийся на луга в глубине суши, был первым и последним появлением солнца, увиденным нами в тот день. Свои черные палатки они разбили между морем и башней и по тянувшейся за ней кремнистой поросшей кустарником местности. Их бивачные костры протестующе шипели и коптили на мокрой транс. Они занялись своими обычными делами, за которыми я видела их каждый вечер, и все же я пробыла с ними достаточно долго, чтобы ощутить в их действиях нечто иное. Женщины болтали больше обычного, а мужчины — меньше. Дети бегали и кувыркались по лугам, где козы щипали траву и таращились на них яркими и безумными глазами, улавливая носившееся в воздухе предвкушение чего-то необычного. Когда полностью стемнеет, будет какая-то церемония, пир или ритуал. Какое-то ликование, имевшее отношение к морю и древней книге.
Книга. Я была одержима ею. Она лежала сейчас в палатке Квенекса, и вокруг нее стояло кольцо воинов-охранников. Охрана эта диктовалась больше традицией, чем чем-либо иным; в конце концов, кто же в племени нарушит покой Книги? Однако я не могла прорваться сквозь цепь из копий и людей. Я рыскала по лагерю, переходя от костра к костру, пытаясь уловить обрывки их разговоров и понять их. И ничего не узнала.
Овальная луна пронзила тучу, и море под ней вспыхнуло белым от края до края. Под нами разбивались с легким содроганием могучие валы.
Их трапеза закончилась. Женщины смеялись. С козьих пастбищ прибежала стайка детей с охапками бледных цветочков. Они бросили их, и я увидала лежащие на траве бессчетные гирлянды. Их подбирали женщины и надевали на головы себе и своим мужчинам. Что-то заставило меня стать напряженной и испуганной, и я отступила от них вдоль утеса. Я видела слишком много церемоний, непонятных, ненавистных и пустых, чтобы приветствовать эту. Ко мне подошла Хуанхад, а чуть позади нее шел воин, оба в гирляндах. Она протянула цветы и мне тоже.
— Ты — не из наших, — медленно произнесла она так, чтобы я поняла, но ты вполне можешь порадоваться вместе с нами, если желаешь.
Моя рука оставалась, словно примерзшая к боку, но я подумала о Книге. Протянув руку, я взяла цветы, надела их поверх волос и поблагодарила ее. Они повернулись и пошли обратно в стан, и я последовала за ними.
На лугу развели новый костер, немного поодаль от башни, и теперь они образовали вокруг его дымного пламени новое кольцо, взявшись за руки. Высокий мальчик, лет эдак пятнадцати, заиграл на длинной узкой дудке, сделанной из прочного стебля какого-то камыша. Из этой дудки полились странные тонкие звуки, не имевшие ничего общего с мелодией. Кольцо принялось раскачиваться то в одну, то в другую сторону. Хуанхад, ее воин и я проскользнули в круг. Руки расцепились, чтобы принять нас, а потом снова сжались. Я раскачивалась вместе с ними, и костер замельтешил в глазах, вой камышовой дудки спутал мои мысли и чувства. Круг тронулся налево и вокруг костра, сперва рысью, а вскоре и бегом. Я видела за пламенем смазанные лица. Топот ног перекрывал потрескивание влажных прутьев и шум гремящего внизу моря. Внезапно мужской голос закричал за пределами круга. Круг распался, руки расцепились, мужчины, женщины и дети отступили от костра и побежали вперед, вслед за мальчиком с дудкой и Квенексом, который опять нес в руках золотую Книгу.
На небе холодно горела луна, и на фоне все еще голубого неба я увидела тонкие очертания бегущих фигур, растянувшихся вереницей, с развевающимися под серебряными брызгами летних цветов волосами.
Я не знала, ни куда они бежали, ни что все то для них значило. Я слепо следовала за ними, без их экстаза, продираясь сквозь высокие травы и спотыкаясь на острых камнях. Казалось, прошло много времени, и дыхание у меня стало частым, а под грудью покалывало. Я боялась потерять их — я и так уже бежала последней и сильно отстала. Тяжело дыша, я перелезла через белые камни и увидела, что они пропали. Я вгляделась вдоль линии утеса, но никого впереди не было. Я задержала дыхание и прислушалась, надеясь услышать звуки дудки, но и та умолкла. Они могли исчезнуть с таким же успехом.
А затем я догадалась взглянуть вниз с края утеса и увидела, что валы разбивались теперь далеко впереди, оставляя длинный участок открытого берега. Вот на этом берегу и лежало племя, словно люди, отдыхающие после трудного пути, на спине, соединив руки, совершенно неподвижно; сочетание их тел опять же представляло собой круг, выражающий бесконечность, ибо у него нет ни начала, ни конца. На мгновение мне подумалось, что они ринулись туда вниз с утеса и погибли, а затем в центре я увидела высвеченную луной ступицу этого колеса, которой служила Книга.
Я полезла по скалам в поисках пути вниз. Он оказался ненадежным известняковым спуском, прерываемым естественными террасами. Я рискнула воспользоваться им, цепляясь за расщелины и длинную траву; из-под моих ног со стуком сыпались на берег камни. Вся в синяках и царапинах я приземлилась на последнем отрезке пути, где камень уступил место песку. Я обогнула утес, выбирая тропу рядом с его нижней частью, покрытой зелеными пятнами. Они, казалось, не услышали меня, и я снова гадала, не мертвы ли они. Однако приблизившись, я увидела, что они дышат, хотя и лежат с закрытыми глазами, словно в трансе. Я коснулась плеча одной женщины, и та не шелохнулась. Перепрыгнув через ее тело, я очутилась внутри круга. Из-под моих ног разлетелся песок. Я посмотрела на них, но они не очнулись. Во мне снова проснулся зверь, дикое немыслящее существо. Я осквернила какое-то их тайное священнодействие, не посчитавшись ни с чем, кроме собственной потребности.
Я подбежала к Книге и опустилась рядом с ней на колени. От волнения глаза мои пронзили черные стрелы. Я распахнула обложку.
И вскрикнула. Я неистово листала страницы — одну за другой. Я не могла поверить своим глазам, не желала им верить. Ибо страницы Книги были чистыми.
О, да, письмена в ней когда-то были, уж это-то я увидела, но чернила выцвели. Теперь остались лишь слабые следы на желтизне. И по ним я ничего не могла определить.
Я раскачивалась всем телом, все еще стоя на коленях у Книги, уставясь на черное отступающее море.
Я быстро сообразила, что это племя не то, о котором говорила Уасти, горное племя целителей, обучавших ее. Затем я рассудила, что и эта Книга не та, о которой она мне рассказывала, а другая, наверное, копия, или даже иное произведение. И все же она носила то же самое название и почиталась; должно быть, и она была какой-то реликвией Сгинувших — каким-то ключом для меня. Я надеялась. А здесь в результате ничего не оказалось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});