То ли господин Хейлз окончательно зарвался, получив деньги, и решил наконец-то высказать все, что накопилось, нерадивому родственнику… а тот его пощадил, почему-то… за прежнюю верную службу тетке? То ли все это раз в пять посложнее, и ссора для отвода глаз, а господин герцог Ангулемский задумал вовсе не дружбу с послом водить.
То ли… и как со всем этим сочетаются возможные связи Уайтни с послом?.. Или донес все-таки не Уайтни, а Таддер, который по официальной обязанности имеет дело и с герцогом Ангулемским в том числе? Могли два герцога завязать дружбу еще в начале мая и морочить всем головы? Эти двое могли, разумеется…
Самое забавное, что — как оно часто и бывает — все это может объясняться цепью простейших совпадений, помноженных на те или иные личные дела. Посольская работа — возьми две пятых смертной скуки да две пятых пустой тревоги на одну пятую пожара… и тщательно перемешай, чтобы нельзя было отличить, где что.
А господин граф ждет ответа… впрочем, всего-то пара мгновений прошла.
— Такое соблюдение и духа, и буквы Писания достойно уважения. — Нет, господин коннетабль, это вы еще не убили собственноручно господина маршала только потому, что не можете придумать, за что именно. Поводов — море, желания — океан, но ни единого островка осмысленной и достойной причины.
А убивать по прихоти и по капризу здесь еще долго не будут — или уж не будут без брезгливости и отвращения к себе. И от самых дурных монархов бывает польза. Как от персидского огня — кто переболел и выжил, тот может уже возиться с заведомо заразными шкурами, второй раз не болеют.
Что же касается Корво — у него нет ни причины, ни желания. И это очень заметно.
За спиной — шаги. Кто-то обходит дом той же дорогой, что и Никки, но по-иному. Не задерживаясь, чтобы рассмотреть ту или иную подробность. Просто идет, быстро идет — и глядит по сторонам. Сейчас свернет за угол…
Никки улыбается краем рта, слегка наклоняет голову, извиняясь перед собеседником — и сдвигается в сторону. Совсем немного, чтобы ему было видно, кто вошел. Ну и чтобы вошедшего не сбивать излишне с толку.
В одном уроженцам Толедо не откажешь точно — в выдержке. А тем, кто не только родился, но и дожил до средних лет в этой неповторимой державе — тем более. Без этого, видимо, и дожить нельзя. При виде господина секретаря посольства Трогмортона господин посол дон Гарсия де Кантабриа почти не изменился в лице. Почти — потому что на лице появилось подобие приветственной улыбки. Пять шестых — коннетаблю союзной державы. Одна шестая — послу враждебной державы. Ибо так подобает.
Интересно, если бы не коннетабль, насколько сильным было бы искушение? И что бы проявилось на непроницаемо гордом лике де Кантабриа, встреться мы один на один… прямо хочется проверить.
Никки улыбается в ответ — на все шесть шестых. Если бы не Толедо и толедские амбиции, как бы мы из парламента деньги на флот выбивали, спрашивается?
Де Кантабриа стоит рядом с дрессуаром, филенки которого украшены очередным античным сюжетом. Сам толедский посланник видом тоже напоминает дрессуар. Вот основательные ножки, вот еще более основательный корпус, сплошь прямые линии, сплошь четко обозначенные углы, дерево и мрамор… тьфу ты, шелк и шнуры. Черное и золотое. Внутри вместо посуды, наверное, государственные тайны и представление о мере соьственного достоинства. И никаких античных сюжетов, что делает толедца значительно скучнее дрессуара.
А господин коннетабль вполне рад видеть и гостя из Толедо. Удивительный все-таки человек. И ведь это у него все совершенно искренне получается… сначала задумаешься, чего стоит такая радость, которая достается почти всем, дороже ли она воды с неба по осени, потом понимаешь — не дешевле, чем у прочих. Счастливый дар: видеть в людях все хорошее и радоваться этому. Даже там, где другие не заметят. Впору позавидовать.
Только мне, при моем роде занятий, лучше таким не обзаводиться.
Приветствия, поклоны. Выверенные слова. Те самые две пятых смертной скуки. Все всегда известно заранее. Настолько, что иногда просто под горло подкатывает желание учудить что-нибудь… в духе сэра Кристофера. А еще лучше — в духе его персонажей.
Наказание толедское — для Господа слишком жестоко, для Сатаны слишком мелко, для уроженца Испаний в самый раз — обменивается с де ла Валле десятком пустых реплик о торжестве, погоде, обещанной охоте, вечернем пиршестве — и опять поклоны, прощания, добрые пожелания…
Когда толедец уходит, поворачивает за угол и еще раз за угол, коннетабль подмигивает, разводя руками:
— Вот… тоже творение Господне. Беседуем же…
— Да, конечно же. Беседуем. — Вы со своим союзником, я со своим средством давления… интересно, а что видит господин посол?
Никогда не пойму де ла Валле. Никогда. Я думал, он считает, что все, что было между его сыном и девицей Лезиньян, это — детская влюбленность и детская глупость. Я сам так считал. А теперь они все счастливы — и благодарны — и дрожат над Чезаре Корво, будто обязаны герцогу всем на свете… И не только на словах. Партию ему отыскали — на две ступеньки выше. Сами, без просьбы. Домом тоже наверняка озаботились. Сами. Без просьбы. Дорого оценили. И нельзя же почти равного по крови и старшего по положению личного врага спросить — да о чем вы, господин коннетабль, все это время думали? Чем и о чем? Ну что такого на кону стояло? Еще один тур переписки с Ромой? Так обошлись без этого тура прекрасно. И даже если бы не обошлись — все равно не смогли бы воевать, пока на севере поветрие не закончится… Время было. Это не выбор между королем и сыном… и это не выбор между тем, чего хочется, и тем, что подобает. Это даже не верность — никакая верность такого не требует.
Хотелось бы знать, что произойдет, если подойти к нему — и спросить. Прямо. Перейдет ли давнее, плохо скрываемое «убил бы» со дна глаз на лицо, а оттуда — в действие? Пожалуй, вряд ли. Как ни странно. Пьер настолько привык к своему желанию, что расставаться с ним не захочет. Даже осуществив. Слишком пусто ему будет после того… это если предположить, что у него все получится.
И, в любом случае, в этом доме и сегодня ничего не произойдет. Может быть, где-нибудь еще. Когда-нибудь еще. Или найдется кто-то другой.
А вот у любезного моего хозяина — союзника… и ученика непрошеного — прояснить кое-что можно. Потому что очень интересно: вот это умение с одного слова, с одного поступка привязывать к себе людей — это врожденное, навык, дар Божий, или у нечистой силы куплено? Кстати, в нечистой силе Корво разбирается… по крайней мере лучше меня. Намного лучше. Что еще ни о чем не говорит, поскольку я в ней разбираюсь из рук вон плохо, но все-таки…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});